Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Ма - Вафидис Эмилиан. Страница 87

Первое, чего я должен добиться, после того как встану на бдение, — это проснуться. Как это сделать? Кто-то делает поклоны, кто-то намачивает голову, освежает водой глаза, кто-то выходит из кельи и прохаживается по монастырю или, если он пустынник, гуляет по горам. И у святых отцов также было много способов проснуться ночью. Одни просили, чтобы стучали к ним в дверь. Другие клали на себя какой-нибудь предмет, например шар, от падения которого они просыпались. Другим хватало какой-нибудь булавки, которая падала бы с их одежды, или из их рук, или с основания свечи, которую они зажигали: свеча догорала, булавка падала — и они просыпались.

Сон — это раб, с которым ты можешь делать что хочешь. Когда мы хотим — зовем своего раба, когда хотим — говорим ему: «Пойди сейчас отдохни, а когда ты мне понадобишься, я тебя снова позову». Сон умеет подчиняться человеку, но подчиняется ли человек своему хозяину — Богу? Дикие звери подчиняются Богу и своему хозяину. Неужели сон не подчинится человеку? Достаточно каждому из нас определить свои возможности на сегодняшний день и меру сна для себя, потому что продолжительность его может меняться. Сейчас мне надо спать восемь часов, а через год, может быть, пять, а потом три. Если вдруг через три года я заболею, то буду нуждаться в шести часах. Мы должны быть смиренными, то есть стремиться исполнять не свою волю и желания, но то, что нам позволяют исполнить обстоятельства, сложившиеся в данный момент.

Для того чтобы покорить себе раба, который зовется сном, и заставить его подчиняться моим распоряжениям, мне необходимо преодолеть свои инстинкты, свои желания, потому что по большей части именно они являются причиной того, что я не имею власти над сном. Мне нужно научиться говорить: «Сон, иди сюда», закрывать глаза и засыпать. Многие люди настолько изнурены своими несбывшимися мечтами, желаниями, требованиями и разочарованиями, надеждами и отчаянием, что, когда они лягут в кровать, могут заснуть только через три, четыре, пять часов или не заснут вовсе. Бывает, конечно, что бессонницей человек страдает из-за проблем со здоровьем, но и при этом состояние души играет не последнюю роль. В любом другом случае человек может управлять своим сном: хочу уснуть — засыпаю, хочу проснуться — просыпаюсь.

Итак, чтобы успешно исполнять свое правило, мне, во-первых, нужно сделать подвластным себе слугу, имя которому сон. Во-вторых, мне требуется быть внутренне спокойным, чувствовать мир и тишину, не испытывать чрезмерного возбуждения, перенапряжения нервной системы и душевных сил, чтобы потом возвести ум туда, куда я желаю. Мой ум не должен быть подобен бродяге, который слоняется туда-сюда, он не должен кружить, подобно праздношатающимся монахам, но должен возвращаться к самому себе.

Но где мне сесть? Мне удобно молиться сидя в кресле? Что ж, можно и в кресле. Если я в нем засыпаю, сяду на стул, или на деревянное канапе, или на свою низкую деревянную кровать. Еще я могу сделать табуретку на трех ножках, чтобы, когда меня будет одолевать сон, я падал и просыпался. Я могу делать все что хочу, только мне необходимо хранить спокойствие, потому что, когда я спокоен, я владею дыханием, биением сердца, духом — всем. Тогда я могу сказать: «Приди, Боже мой» — и почувствовать Его приход. Но когда сердце стучит беспорядочно, когда дыхание сбивчиво, когда внутри меня сильны мои желания, как я замечу Бога? Разве что я приму за истину какое-то демонское обольщение, и тогда скажу: «Господи Иисусе Христе, благодарю Тебя, что Ты благоволил войти в мою грешную келью», но явившийся мне будет не Христос. Итак, необходимо успокоиться, быть отдохнувшим не столько физически, сколько духовно. В господстве над сном и во внутреннем спокойствии заключается подготовка к правилу.

Третье — мне нужно достигнуть сокрушения сердца и заняться поклонами. Только сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит. Но когда я сознаю за собой добродетель, дарования, святость, когда требую от Бога божественных озарений, когда требую от Него, чтобы и я стал великим, то я не могу иметь сокрушения сердца. Ревнуйте о дарах больших, — говорит апостол, а большее дарование — это любовь к Богу. Итак, я не буду просить ничего другого, кроме сокрушения, не буду сидеть словно праведник пред Богом и не буду от Него чего-либо требовать. А что я буду делать, так это исповедовать пред Ним свой грех, свое беззаконие, свою нищету, причем с таким расположением, чтобы это сокрушало мое сердце, а не подогревало во мне эгоизм. Тогда Бог призрит на мое сердце, потому что Он Сам говорит: На кого Я буду взирать? Только на кроткого и молчаливого и трепещущего пред словами Моими.

Следовательно, мне недостаточно только читать или молиться. Мне необходимо сокрушение сердца, которого можно достичь и смиренным положением тела, и определенными размышлениями о Боге, и с помощью чего угодно другого. Все это, конечно, только подготовка к настоящему бдению. Я могу также упасть на колени пред Богом и взмолиться к Нему, чтобы Он простил мне грех, о котором я, быть может, не знаю, не имею представления, но знаю, что я грешен.

Затем я начну делать поклоны: здесь мы подразумеваем поклоны, совершаемые при участии тела. Они также весьма содействуют достижению нашей цели, в чем мы убеждаемся ежедневно. Некоторые монахи еще в миру клали тысячи поклонов. Вопрос о поклонах решался в разные времена и разных местах по-разному, и мера их зависела от здоровья. В любом случае, поклоны имеют важное значение, как свидетельствуют святоотеческие книги и наш личный опыт. Это труд, жертва Христу. Мирские люди встают ночью ради детей, ради мужа, ради других дел. Мы же утруждаем себя ночью поклонами.

Однако главным образом под словом «поклоны» мы подразумеваем устремление нашей души к покаянию, потому что более всего влияет на нашу жизнь ожирение нашего сердца, которое никогда не хочет признавать себя грешным. Мы считаем свое сердце духовным, а на самом деле оно плотское. Если мы называем себя грешниками, то лишь произносим это устами, но не признаём этого и не понимаем внутренне. Может быть, мы и говорим: «Господи Иисусе Христе, милостив будь ко мне, грешному» или «Согрешил я пред Тобою», но, если нас спросят, какие грехи мы совершили, то мы скажем: «Я не украл, не убил», — то же, что говорят люди мирские. Они, по крайней мере, имеют оправдание, потому что не понимают глубины своей греховности, а у нас разве есть такое оправдание? Итак, говоря о поклонах, мы подразумеваем усилия побудить сердце и ум к осознанию своей греховности и покаянию не однократному, но непрерывному.

Чтобы помочь нашему сердцу и уму покаяться, нужно постараться создать подобающее серьезное и благоговейное настроение. Во время правила, а особенно в его самые возвышенные и прекрасные минуты, если ты что-то и вспомнишь, не записывай это, оставь. Если твое правило продолжается пять часов, то, естественно, когда Бог скажет тебе нечто, ты захочешь это записать, чтобы потом показать игумену. Но ты не делай этого, когда твое сердце уже начинает восходить к Богу. Тогда нам не нужен никто, даже игумен, — у нас есть Господь и Бог наш.

Как же достичь сокрушения? Оно не достигается с помощью искусственных приемов, достаточно естественно стоять пред Богом. Пусть я не чувствую, что я грешник, но я знаю о своей греховности. Итак, предстану пред Богом как грешник, чтобы когда-нибудь я смог таким себя ощутить и прийти к истинному покаянию. Оно — дар Самого Бога, результат многих моих исповедей и поклонов, результат многих трудов и сокрушения.

Святые отцы называли себя прелюбодеями, окаянными, блудниками, ворами, разбойниками, в то время как с ними подобные грехи и во сне не случались. И все-таки они приписывали себе все эти грехи или с целью принести все свое существо Богу, или с целью улучить милость Божию, или с тем, чтобы сокрушилось наконец их изнеженное и жестокое сердце и осознало свою греховность. Мы же этого в себе не осознаём, и, несмотря на то, что мы преисполнены грехов, нам не удается непрестанно держать их перед своими глазами. Псалмопевец говорит: Грех мой всегда предо мною. А перед нашими глазами не грех, но наши мечтания, мудрование, требования к Богу, несбыточное желание достичь чего-то высокого, во многом преуспеть. Поэтому мы ни на мизинец не возвышаемся над землей.