Искушения наших дней. В защиту церковного единства - Коллектив авторов. Страница 16

Но об этом не думают священники, избегающие критики, эмоционально ругающие разум и своих «критиков», против которых у них не хватает аргументов. В таком случае они! бывают готовы даже опорочить источник критики, лишь бы сохранить за собой последнее слово (например, ругают какие- то церковные издания, конкретных иерархов и священников, обвиняя их в «предательстве Православия» и разных смертных грехах). А если человек идет на ложь и всяческие уловки, чтобы сохранить мнение других о себе, — то это явный симптом гордости. Лжестарцев не смущают, например, никакие противоречия в их «апокалиптическом кредо» — важен только результат апокалиптического запугивания: паства становится послушной, податливой и легко внушаемой. Поэтому всегда отыскивается какое–нибудь явление или событие, которое будет непременно истолковано в апокалиптическом смысле — фантазия таких людей неистощима, а отчета в их пророческих предсказаниях все равно никто не требует.

Потакание страстям паствы

У таких наставников очень развито чувство конъюнктуры, если можно так сказать, «спроса на духовность». Они всегда точно знают, что угодно пастве или конкретному чаду, — и часто используют это для поднятия своего авторитета, угождая пастве, потакая ее страстям.

Вообще такие «пастыри» склонны к использованию людей в своих целях. Все вокруг должны работать на них, причем с неугасающим религиозным энтузиазмом, который весьма искусно подогревается — «старец» говорит правильные слова о бескорыстии, о труде не наемническом, а для Господа. Но… это дает возможность ничего не платить трудящимся или платить такие гроши, на которые нельзя существовать. Лжестарцы вообще склонны присваивать любой труд, в том числе интеллектуальный. Но тем не менее они совершенно искренне убеждены, что трудятся только они сами, что их окружают недобросовестные и не способные к труду люди. Об этом они говорят постоянно. Эти речи очень напоминают фарисейское суждение о своем народе: «этот народ невежда в законе, проклят он» (Ин. 7, 49). Такое суждение возникает по простой причине — замечается только тот труд, который выгоден им, потому что все должны работать для поднятия их авторитета, для укрепления их власти.

Стремление к абсолютной власти

Власть — самая сильная страсть у подобных «пастырей». Они стремятся к абсолютной власти и над душой, и над телом всех окружающих. Случайно ли, что их пасомые чаще напоминают безликую, не способную к ответственности и какой–либо самостоятельной деятельности массу? Всякая страсть, а особенно властолюбие, — это бездна, она без дна — и поэтому, сколько ни наполняй ее, она никогда не будет удовлетворенной. Это является причиной того, что такие «старцы» постоянно стремятся к увеличению масштабов своего влияния. Нередко из их уст можно услышать такие наставления о своей власти (перед которыми бледнеет даже догмат о непогрешимости папы): «Когда я в храме и в подряснике, моими устами говорит Господь Бог, — и вы должны меня слушаться беспрекословно — тем самым вы исполняете волю Божию» Если вскрыть подлинный смысл таких высказываний, то он будет очень сильно отличаться от благочестивого намерения исполнить волю Божию- он будет выражать только бессознательное желание творить свою волю и заставить других эту волю выполнить.

Истинный старец никогда не говорит, что он открывает волю Божию — он только советует пасомому, как поступить. Во–первых, потому, что он и сам сознает — он не всегда может выражать волю Божию (вспомним признание преподобного Серафима Саровского, который смиренно сознавался, что нередко говорил и от себя), во–вторых, потому, что и чадо должно совершить свой выбор, свободно избрав то, что ему предлагается. Но лжестарец истинной старческой скромностью и смирением не обладает, поэтому он всем — кому открыто, кому завуалированно — навязывает свою волю.

Такие «пастыри» никогда не могут никого убедить в чем–либо, они и не пытаются этого делать. А чтобы отсечь у пасомых стремление задумываться, они никогда не дают советов, а высказывают директивы, которые требуется без рассуждения исполнять. Причем подразумевается, что директивы эти якобы исходят свыше, от Бога, и именно потому не могут обсуждаться.

Такое директивное руководство создает фактическое духовное порабощение, через которое невозможно достигнуть того живого органичного единства духовника и чад, которое является самым существенным признаком приобщения ко Христу, когда организм мобилизует все силы, чтобы помочь слабому члену прийти в ту силу, которая необходима для жизни этого члена в организме. Рабское же, механическое соединение непрочно — как быстро оно создается, так же легко и распадается.

Стремление привести не к Богу, а к себе.

Все учительство младостарцев, все проповеди неосознанно направлены на то, чтобы привести к себе: возвысить свой авторитет, удержать возле себя сомневающихся, обуздать непокорных, обличить критикующих. Этим объясняется то, что они постоянно меняют окружающих их людей: культ требует жертв — и в жертву приносятся не поклоняющиеся им.

Священники с таким настроем часто унижают окружающих. Все вокруг недостойны, неумелы, ленивы и горделивы, некомпетентны, виноваты; но никогда не бывает так, чтобы виновны были они сами. Если младостарец делает явную ошибку, то он либо переваливает вину на других, либо в свое оправдание говорит какую–нибудь несуразицу: признание своей ошибки или некомпетентности для него невозможно.

Когда их власть находится под угрозой, они способны на совершенно неадекватные действия. В такие моменты наружу выходит то, чего они сами не замечают и не осознают в себе. Один такой «пастырь» в ответ на сопротивление приходского совета, не пожелавшего поддержать его предложения, заявил:

— Если вы будете чинить мне препятствия, то я помолюсь, а молитва у меня сильная, и вы все будете болеть!

Естественно, все спасовали — и уступили такому напору.

Этот же священник в ответ на то, что одна девушка не захотела выходить замуж за указанного ей кандидата (несмотря на то, что в определении Священного Синода от 28 декабря 1998 года, в пункте 1, говорится о недопустимости принуждения духовниками ко вступлению в брак), пригрозил:

— Ты что — с ума сошла, я тебя запечатаю — ты рожать не будешь!

А женщине, которая хотела перейти в другой храм, сказал:

— Ты что же, не боишься за детей своих?

Так подобные «пастыри» могут незаметно уподобиться языческим жрецам–магам, насылающим порчу, а затем, в случае подчинения им, снимающим ее. Чем такие младостарцы отличаются от экстрасенсов, которых они так любят критиковать?

Можно дойти и до такой утраты нравственных критериев, что иногда даже святое Таинство исповеди приносится в жертву идолу собственного авторитета — приходилось сталкиваться с ситуациями, когда сказанное Господу при «свидетеле» — священнике использовалось для сбора информации о пастве и для управления ею.

Равнодушие к свободе

Лжестарцы равнодушны к понятию свободы — они не понимают ее значения для спасения человека. Свобода в их сознании отождествляется с соблазном — поэтому о свободе они говорят только в отрицательном смысле. И это понятно: если говорить о свободе в положительном смысле, то от слов нужно будет перейти и к делу, но это сделает паству свободной в своем выборе — а это разрушит ореол непогрешимости «старца».

Бремени свободы они избегают еще и потому, что свобода предполагает личную нравственную ответственность за все, что совершает человек. Грешный человек может совершать и неправильный выбор. Но в сознании младостарца есть ложная идея: якобы он всегда творит волю Божию. Признание свободы должно, по логике, привести к тому, что необходимо будет признать и наличие своей греховной воли. Но тогда сразу же возникает проблема: как согласовать это с тем, что тебе действительно открывается воля Божия, что ты духоносец? Игнорируя слова Священного Писания «где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3, 17), лжестарцы бессознательно бегут от подобных вопросов.