Мимоза - Кармайкл Эмили. Страница 3
Тогда на помощь снова пришёл услужливый старший брат. Если Мимозе так уж хочется расплатиться с долгами, надо сделать вот что. Пусть она продаст свой свадебный подарок, надел земли, отписанный на её имя. Мимоза с радостью согласилась, и сделка состоялась. Добрый брат помог оформить все бумаги и неплохо на этом поживился.
Но как им теперь жить, без земли?
Мимоза снова пошла к мужу, и её слова прозвучали для него, как гром среди ясного неба.
— Давай пойдём работать! — сказала она.
В ушах у него противно зазвенело. Он ошеломленно смотрел на неё печальными, но восхищёнными глазами. Ибо жена его была прекрасна. Живое, энергичное личико, золотые украшения, маленькие, изящные руки и ноги. Над локтями и на щиколотках у неё красовались серебряные браслеты с крошечными колокольчиками, хрустально звеневшими при каждом движении. Да, она прелестна, в этом ей не откажешь.
Но этот цветок услады, его милая жёнушка, ведёт себя совершенно не так, как все остальные. Что же делать? Даже в самом невероятном кошмаре он и представить себе не мог подобной дикости! Работать! Она что, в самом деле сказала: «Пойдём работать»? Но он никогда в жизни ничем таким не занимался, даже и не думал о том, чтобы трудиться своими руками.
Подумаешь, долги! Разве у них не будет сыновей, которые потом заплатят всё сполна? Проценты… Да, это досадная мысль, но ничего, пусть себе копятся! Будь как будет. Надо оставить всё, как есть. До сих пор именно так он и поступал. Теперь же он весьма неохотно расставался с почётным и славным бременем своих долгов (ведь разве вам не известно, что если у человека нет долгов, это значит, что никто ему не доверяет и не желает ссужать деньгами, потому что он — всего-навсего мелкая сошка, не стоящая внимания?). Новое предложение жены неприятно поразило его. Лучше уж опять залезть в долги! Но он согласился. Хорошо, они пойдут работать.
Один из зятьёв предложил заняться торговлей. Что ж, это годится! Сидишь себе возле прилавка на базаре, в ряду со всеми остальными, и ждёшь покупателей. А лучше всего торговать солью: легко хранить, легко взвешивать. И он согласился.
Но даже для того, чтобы открыть соляную лавку, были нужны деньги, и старший брат снова с превеликой готовностью взялся им помочь. У него возникла блестящая идея. У молодых ещё остались свадебные украшения Мимозы, её приданое, за долгие годы накопленное бережливым отцом. Особенно большое золотое ожерелье, самое ценное из всех драгоценностей. Надо всё это продать и на вырученные деньги закупить соли. Ради того, чтобы начать честную жизнь, Мимоза отдала всё своё имущество.
Они потеряли всё до последнего камешка. У брата было припасено много хитрых уловок, чтобы сокровище не вернулось к своим владельцам. И Мимоза ничего не могла сделать.
У них не осталось почти ничего, что можно было бы продать. То немногое, что ей удалось сохранить, Мимоза собрала и отнесла к матери, потому что ни мужу, ни зятю уже нельзя было доверять. За это мать обещала каждый месяц давать ей немного денег. Но когда пришёл назначенный срок, она отказалась выполнить своё обещание:
— Ты же сама отдала мужу своё приданое! Даже золотое ожерелье! Ты недостойная дочь и не получишь от меня никаких денег! Пусть тебе помогает твой Бог!
Об этом услышали соседи и многозначительно улыбнулись: «Мы же говорили — Парпом!»
Глава 6 "На Тебя я не сержусь"
Когда Мимоза пошла далеко в поле. На руках она несла своего первенца, ибо удар настиг её в час слабости. Она ничего не знала об Агари*, но горе вело Мимозу по её стопам. Она увязала сына в полотняную люльку и подвесила к ветке акации. Минуту или две она легонько покачивала малыша, пока тот не заснул, а потом оставила его, отошла в сторону, села и возопила к Господу.
Никто не учил её молиться. Она успела услышать только одну молитву, когда перед тем, как попрощаться, мы просили Господа, чтобы Он хранил её Своей любовью. В тамильском языке есть целых четыре личных местоимения второго лица. Есть «ты», с помощью которого старшие обращаются к младшим, а начальники к подчинённым. Есть ещё одно «ты», немножко более почтительное. Есть «Ты», с помощью которого ребёнок обычно обращается к отцу. И есть высокое, почтительное «Вы», встречающееся в таких фразах, как «Ваша честь» или «Ваше превосходительство». Классическая тамильская поэзия изумительно тонко чувствует вечные ценности и, говоря о Божестве, всегда употребляет самое низкое «ты» — ведь всё Божественное превосходит убогие земные титулы и почести. Христиане обычно обращаются к Богу с помощью второй, несколько более почтительной формы того же самого «ты».
Мимоза ничего не знала о классической литературе и не знала, как принято молиться среди христиан. Не задумываясь, она выбрала то слово, с которым обратилась бы к своему отцу. Она выбрала «Ты».
* См. Бытие гл. 16 и 21. Египтянка Агарь была служанкой Сарры, которую она, будучи бездетной, сама отдала своему мужу Аврааму, чтобы тот прижил с ней сына. Много лет спустя, когда у Сарры уже родился Исаак, она рассердилась на Агарь и её сына Измаила и упросила Авраама выгнать служанку прочь. Агарь ушла с сыном в пустыню и уже думала, что им предстоит умереть от голода и жажды, но Бог услышал её вопль и спас их от смерти, приведя к оказавшемуся неподалёку колодцу.
— Боже, — сказала она вслух, и ей показалось, что её слова поднимаются в прозрачном голубом воздухе. — Боже, меня обманул муж, меня обманул зять, даже мать моя меня обманула! Но Ты не обманешь меня.
Потом она немного помолчала, глядя вверх, и протянула к небу руки:
— Да, все они обманули меня, но на Тебя я не сержусь. Всё, что Ты делаешь, — хорошо. Что бы я делала без Тебя? Ты даёшь здоровье, силы, желание работать. А разве всё это не лучше, чем богатства или людская помощь?
Она снова немножко помолчала, как бы ожидая чего-то.
Потом, стоя на коленях посреди поля, она взяла в руку свободный конец своего сари и расстелила его перед Господом. Наверное, когда-то Руфь точно так же держала перед Воозом край своего платья, пока он насыпал ей в подол шесть мер ячменя. Так на Востоке женщина выражает самую преданную любовь и смиренное ожидание: «Ибо Он сказал: не ходи… с пустыми руками»*. Так и Мимоза склонилась перед Господом: «Ты не обманешь меня!»
Солнце припекало ей голову, вокруг неё юные ростки хлопка изнеможённо опустили свои мягкие зелёные листочки, но Мимоза продолжала стоять на коленях, не замечая ничего, держа край сари перед своим Богом. «Во мне нет ничего, одна пустота. Господи, наполни меня!»
Она не знала ни одной строчки Писания, и Дух не мог извлечь из её памяти ни одного слова из главной Книги на земле, чтобы этим словом обратиться к ней. Но возможности Господа бесконечны, и Мимоза вдруг вспомнила мудрые слова, сказанные когда-то отцом: «Посадивший дерево непременно польёт его». Да, Бог — это небесный Садовник. Если уж Он посадил деревце, разве Он не будет его поливать? Она выпустила из руки сари и встала.
Что было дальше? Может быть, как и в той, древней истории, Бог открыл ей глаза, она увидела колодец и напилась из него? Внезапно усталость её исчезла. Она почувствовала себя бодрой, полной новых сил. Он услышал, её Бог услышал! Ей не надо бороться с жизнью в одиночку, своими силами, то и дело впадая в отчаяние. У неё есть Бог. «Ах, что бы я делала без Тебя?» Эти слова прозвучали, как ликующая песня победы. Мимоза сложила руки и слегка поклонилась, как делают все индийцы, завершая молитву этим своеобразным «Аминь». Она постояла минутку со склонённой головой, вбирая в себя сладость Божьего утешения. Потом она вернулась к дереву, где лёгкий ветерок покачивал её сынишку, отвязала колыбель от ветки, перекинула тонкую ткань через плечо и зашагала домой, исполненная покоя, превосходящего всякое разумение.
Глава 7 Тулази
У Мимозы появилась смелая мысль. К западу от деревни простирались хлопковые поля, когда-то принадлежавшие её семье. Некоторыми из них до сих пор владели её родственники. Она пойдёт и станет работать, как обыкновенный кули**, чтобы зарабатывать деньги и кормить мужа и сына. Так она и сделала. И под солнцем, и на ветру (что, кстати, гораздо труднее) она трудилась в душных двориках, куда кипами сбрасывали собранный хлопок, который нужно было чесать, и где в воздухе целыми днями носились бесчисленные пушинки, забиравшиеся в нос и горло и мешавшие дышать. Десять минут в таком дворике — и работник пулей вылетает вон, откашливаясь и отплёвываясь от удушья. Мимоза же провела там целую вечность таких минут.