Час Предназначения - Гарднер Джеймс Алан. Страница 14

Еще через десять минут мы обогнули восточный мыс и увидели сам Тобер-Коув. С такого расстояния и в темноте я не мог различить ничего, кроме радиоантенны Древних на Патриаршем холме, зато ощущал запах родного дома. Преобладали запахи пристани – свежей и соленой рыбы, ожидавших переработки на удобрение отбросов, пахло также скотным двором и сладкими цветами клевера.

Но над всеми ними главенствовал густой запах пиршества, обычно редкий летними вечерами, но сегодня был солнцеворот, и из каждой трубы шел дым. Завтра – День Предназначения. Всю ночь в кухонных печах жарилось мясо и пекся хлеб, варилась картошка и булькала похлебка из раков с фасолью; все готовились к празднику в честь… скажем так, в честь меня. И конечно Каппи. Нас двоих, достигших возраста Предназначения, – на один день мы стали любимцами всего поселка.

Дверь здания Совета открылась, и кто-то вышел на белую цементную площадку у подножия лестницы. Лившийся изнутри здания свет осветил фигуру в мужской одежде, но явно не мужскую.

– Каппи, – произнес за моей спиной Боннаккут.

Я кивнул.

– Никак не могу решить, – тихо продолжал он, – кем бы я хотел ее увидеть после Предназначения, мужчиной или женщиной. Если она решит стать мужчиной, из нее получится прекрасный воин: сильный, как бык, быстрый… Каппи сможет выиграть половину наград на состязаниях на Осенней ярмарке в Вайртауне.

Что и говорить, кулаки Каппи – в те годы, когда она была мужчиной, – не раз спасали меня от завистников во время стычек на юге полуострова. И тем не менее мне казалось странным, что Боннаккут выбрал именно этот момент, чтобы восхищаться ее доблестью.

– С другой стороны, – Боннаккут не унимался, – если она решит быть женщиной… что ж, как женщина она мне очень даже нравится.

Я уставился на него. Он лишь ухмыльнулся в ответ.

– Каппи – моя, – сказал я.

– Ты уверен?

– Что ты имеешь в виду?

– Завтра – День Предназначения. Если вы оба решите стать женщинами… что ж, вы можете по-прежнему, как говорится, оставаться хорошими друзьями, но ей понадобится мужчина. Именно это я и имею в виду.

– А может быть, и нет!

– Почти каждую неделю ты отправляешься на Юг играть на своей скрипке. Возможно, Каппи понравится мое общество, когда тебя не будет.

Если бы не боязнь повредить пальцы, я тут же врезал бы ему в рожу. Пистолет Боннаккута меня не путал, так же как его громадные кулаки и плечи, – но скрипачу в первую очередь приходится думать о собственных руках, как бы ему ни хотелось с кем-нибудь сцепиться. Я сумел лишь сказать:

– Ты всегда был подлецом и сволочью. Что ж, ты только что еще раз это доказал.

А затем, прежде чем он успел хоть как-то среагировать, я в два прыжка оказался впереди Рашида, так что его фиолетовое сияние отгородило меня от гнева первого воина.

Увидев нас, Каппи повернулась и что-то крикнула внутрь здания. На лестнице появились еще несколько человек. В темноте я мог различить лишь очертания спутанных волос и второпях наброшенной одежды – судя по всему, их только что подняли с постели. Женщины Тобер-Коува, возможно, были сейчас заняты стряпней для завтрашнего празднества, но мужчины (особенно старейшины) спали как убитые, благоразумно экономя силы для следующего дня.

Хотя я видел лишь силуэты старейшин, я все же мог узнать мэра Теггери, толстяка шириной с дверной проем и весом с призового быка. Возможно, существует какой-то тайный закон Лучезарных о том, что все мэры должны быть толстяками; во время всех своих путешествий по полуострову я ни разу не видел мэра, чья одежда не трещала бы по швам, даже в тех странных городах, где этот пост занимали женщины.

Теггери протянули масляный фонарь, он схватил его и поднял над головой, и как только его яркий свет осветил нашу небольшую группу, все, кто стоял на ступенях, изумленно уставились на нас и быстро заговорили. Вернее, не все – Каппи продолжала молчать с мрачным выражением на лице. Что касается меня, то я не мог удержаться от смеха, глядя на ошеломленные физиономии старейшин, – что и говорить, не каждый день доводится являться к зданию Совета в компании рыцаря и нейт.

Вскоре мэр Теггери нашел в себе силы для того, чтобы звучно вопросить:

– Боннаккут… что все это значит?

– Ситуация осложнилась – причем намного. – С делано небрежным видом первый воин поглаживал «беретту» у себя на боку. – Этот вопрос должен решать Совет в полном составе.

Теггери крикнул через плечо внутрь здания:

– Эй, кто за то, чтобы убить нейт, скажите «да»!

– Да! – послушно ответил хор голосов.

– Решение принято. – Он снова повернулся к главе Гильдии воинов. – Приведи приговор в исполнение, только постарайся не слишком шуметь, дети спят.

– Это не так просто, мэр, – настойчиво сказал Боннаккут. – Совету следовало бы обсудить случившееся.

– Он прав, – добавила Лита. – Ты недооцениваешь наших гостей. – И бросила взгляд на Рашида.

– Все так же поддерживаешь Стек, да? – Теггери со вздохом повернулся – теперь к жрице. – Ладно, Каппи в любом случае нас уже разбудила. Так что можно и поговорить об этом те полминуты, которых нейт заслуживает. – Он поднял фонарь и показал свободной рукой на дверь. – Пройдите все в зал.

Один за другим мы поднялись по ступеням. Я пропустил Рашида и Стек вперед. По лестнице они поднимались неуклюже, рука Рашида все так же обнимала бозеля за плечи. Проходя мимо Теггери, нейт кивнула с улыбкой.

– Малыш Тегги, так ты, значит, теперь мэр? Что ж, ты и вправду был рожден для великих дел.

Лицо мэра исказила злобная гримаса.

– Что ты хочешь услышать в ответ? Добро пожаловать домой?

Стек лишь усмехнулась и прошла в зал, все так же прижимаясь к Рашиду. Я хотел пойти следом, но Теггери упер толстую ладонь мне в грудь.

– Только не ты, Фуллин.

– Фуллин? – прошипела нейт, поворачиваясь ко мне. – Там, у ручья, ты сказал, что ты не Фуллин!

Однако Теггери прошел мимо меня в зал и закрыл передо мной дверь, прежде чем хоть кто-то успел что-то произнести. Некоторое время я тупо смотрел на дверь: краска на ней потрескалась, и она явно требовала ремонта.

– Что-то не так? – послышался за спиной голос Каппи.

Я медленно повернулся. Она стояла на две ступеньки ниже меня на лестнице, прислонившись к деревянным перилам. Руки она закинула назад за перила, так что очертания ее грудей отчетливо проступали под мужской рубашкой.

В это мгновение я вдруг понял, что в женщине, одетой в мужскую одежду, все же есть нечто привлекательное. Я не мог отвести от нее взгляда. Каппи вдруг показалась мне желанной и родной – во что я с трудом мог поверить.

– Да нет, все нормально, – сказал я, уставившись на нее. – Все в порядке.

Она закатила глаза.

– Опять ты за свое.

– В чем дело?

– За последние несколько месяцев ты едва удостоил меня взглядом. Но стоило мне одеться в мужское, как у тебя слюнки потекли. И как это следует понимать, Фуллин?

– Никак. – С некоторым усилием я перевел взгляд на покачивавшиеся на темной воде рыбацкие лодки. – Боннаккут рассказывал про тебя забавные вещи.

– Какие?

– Так, разные глупости. – Я снова посмотрел на нее, пытаясь найти хоть какие-то признаки вины, но не увидел ничего – впрочем, худощавое лицо с мягкими чертами, по-своему привлекательное, сейчас казалось довольно напряженным. Возможно, стоило прямо спросить ее об отношениях с первым воином, но я был не в состоянии задавать вопросы о чем бы то ни было. Поэтому повернулся в сторону озера и пробормотал: – Боннаккут – дерьмо.

– И вовсе не такой уж он плохой, – возразила она. Я не мог понять, то ли она его защищает, то ли просто пытается мне противоречить. В последнее время у нее вошло в привычку ни в чем со мной не соглашаться, исключительно из желания досадить. – Так что он говорил?

Я покачал головой. Как бы ни оскорбляли меня намеки Боннаккута, не хотелось обсуждать это с Каппи. Мне вообще не хотелось что-либо с ней обсуждать. Но я не смог удержаться: