Час Предназначения - Гарднер Джеймс Алан. Страница 16

– Если ты действительно хочешь сохранить свою личность в тайне, лорд Рашид, – говорил Теггери, – лучше всего будет…

Увидев меня и Каппи, сидевших на ступенях, мэр замолчал.

– Мы умеем хранить тайны, – холодно заметила Каппи.

– Прекрасно, – улыбнулся Рашид. – Мы с Советом пришли к некоторому соглашению, и для всех будет лучше, если…

– Лучше для блага поселка, – самодовольно добавил Теггери.

– Да, – продолжал Рашид, – будет лучше для всех, если мы не станем распространять слухи о нейт и прочих проблемах.

– Тогда почему бы тебе просто не уйти и не забрать Стек с собой? – спросила Каппи.

– Я уйду завтра, после того как увижу Господина Ворона и Госпожу Чайку, – ответил Рашид. – Пока же мы можем изменить внешность Стек – во всяком случае, скрыть ее истинную природу – с тем чтобы не оскорбить чувства остальных жителей поселка. Я хочу, чтобы вы поклялись, что не расскажете никому о том, что произошло здесь сегодня ночью, пока я не уйду.

– Вам придется поклясться на Руке Патриарха, – велел мэр.

Каппи поднялась на ноги.

– С чего бы это?

– Каппи! – потрясенно выговорил я. Никто никогда не разговаривал с главой поселка подобным тоном.

Но Каппи лишь мрачно посмотрела на меня и снова повернулась к Рашиду и Теггери.

– Я всего лишь глупая женщина, – четко произнесла она, – но вы, похоже, сумеете меня развеселить.

У мэра отвалилась челюсть. Он уставился на нее, потом отпустил Рашида и повернулся к открытой двери, где среди старейшин стояла Лита. Та робко шагнула вперед, опустила глаза и пробормотала, глядя в землю:

– Я предложила Каппи стать следующей Смеющейся жрицей.

– Мне кажется, – громко сказала Каппи, – что если у Совета есть серьезные причины для того, чтобы позволить чужакам наблюдать за Днем Предназначения – главным событием в жизни каждого из нас, тем более что оно отличает тоберов от всех прочих жителей Земли, – то нет никакой необходимости держать это в тайне от остальных. Ведь все и так наверняка согласятся: «Да, нет ничего плохого в том, чтобы позволить нейт общаться с нашими детьми. Нет ничего плохого в том, что вы пригласили сюда ученого».

– Рашид – не просто ученый, – вздохнула Лита. – Он более чем ученый. Король всех ученых Земли. Он – Мудрец Лучезарных.

Глава 7

КЛЯТВА ДЛЯ СЛУЖИТЕЛЯ ПАТРИАРХА

Услышанная от Литы новость меня ошеломила. Насколько мне было известно, ни один из Лучезарных не бывал в пределах ста километров от Тобер-Коува. В каждом поколении их было слишком мало для того, чтобы посетить каждое поселение на Земле. К тому же у Лучезарных хватало занятий и без того, чтобы интересоваться мирными поселками, поскольку их жизнь была посвящена прекращению войн и сражениям с демонами в наиболее диких местах планеты. В промежутках между битвами имелись и другие важные дела – изготовление лекарств, организация снабжения продовольствием в голодные времена, давление на чересчур обнаглевших провинциальных губернаторов во имя блага их же народа.

В Тобер-Коуве никогда не возникало проблем, которые требовали бы вмешательства Лучезарного. Так что я никак не мог понять, что могло привлечь внимание одного из них. И старейшины встретили Рашида с распростертыми объятиями… Все рассказы о Лучезарных сводились к одному: в конечном счете они всегда добиваются своего, так что с тем же успехом можно сразу уступить их желаниям.

Я был не единственным, кому было не по душе присутствие Лучезарного среди нас. Решительное выражение исчезло с лица Каппи, и она резко отвернулась, уставившись в темноту. Впрочем, любой бы упал духом после того, как произнес свою первую проповедь в качестве Смеющейся жрицы, а затем все затмило появление Лучезарного. Хотя… Каппи вполне могла преднамеренно поставить меня в одну из тех идиотских ситуаций, которые ненавидит любой мужчина. Может, она полагала, что я подойду со словами утешения?

Нет, лучше оставить ее в покое, пока она не придет в себя после столь серьезного разочарования. Если при попытке утешить Каппи бы меня оттолкнула, я бы опозорился перед лицом весьма важных персон.

– Ладно, – сказал я, делая вид, будто не замечаю мрачной физиономии своей подруги, – мы поклянемся, что никому не расскажем о том, что произошло сегодня ночью… по крайней мере до тех пор, пока лорд Рашид не покинет поселок.

– Тогда давайте заканчивать, – зевнул один из старейшин, торговец зерном Вайгон. – Спать охота.

Вокруг послышались смешки. Все говорили, будто Вайгон спит по двадцать два часа в сутки. Невозможно было зайти к нему на склад без того, чтобы не увидеть его громко храпящим на мешках с пшеницей и кукурузой. Кто-то – вероятнее всего, его жена Вин – распространил слух о том, что то, на чем поспал Вайгон, обладает особыми свойствами. Люди приносили ему в качестве подушки самые невероятные вещи – мешки с картошкой, хмельную лозу, даже связки яблоневых черенков – в надежде, что ночь, проведенная под головой торговца, сделает их более плодоносными. Обычный человек вряд ли получит удовольствие от сна на яблоневых ветках, но Вайгон был мастером своего дела.

Старейшины позади толпы о чем-то зашептались, затем расступились, пропуская вперед старого Хакура, служителя Патриарха. Он был почти слеп и страдал от артрита, но, словно гремучая змея, до сих пор плевался ядом в сторону малейших нарушений Патриаршего закона. Мне было интересно, что думает Хакур по поводу того, чтобы позволить нейт вернуться в поселок, – но авторитет Патриарха поддерживался непосредственно Верховным Лучезарным, так что вряд ли хоть кто-то из служителей Патриарха осмелился бы возражать Лучезарному.

Хакур держал в руках золотую шкатулку величиной с новорожденного младенца, потускневшую и покрытую множеством царапин. Впрочем, будь она даже в идеальном состоянии, смотреть особо было не на что. Позолота – не настоящая, скорее всего бронзовая имитация, покрывающая едва различимые рельефные изображения мужчин и женщин в складчатых платьях. Даже ящики для цветов у некоторых хозяек выглядели лучше – но в этой шкатулке хранилось величайшее сокровище Тобер-Коува. Когда служитель открыл крышку, даже Рашид наклонился, чтобы лучше разглядеть то, что лежало внутри.

Это была человеческая рука, принадлежавшая самому Патриарху, пропитанная солью и зельями, не дававшими ей рассыпаться в прах в течение ста пятидесяти лет после смерти ее владельца. В детстве мы с Каппи сочиняли истории про эту руку – будто она вылезает по ночам из шкатулки и душит тех, кто плохо отзывается о Патриархе, или о том, что настоящая рука давно сгнила и служители Патриарха заменяют ее отрезанными у воров или нейтов. Я мог бы перечислить десятки подобных сказок, но вам наверняка и без того известно, о чем перешептываются дети пасмурными вечерами, когда вдали слышатся раскаты грома.

Рука играла центральную роль в жизни тоберов. Вступающие в брак должны были поцеловать ее, чтобы скрепить свои узы; ее прикладывали к груди новорожденных в знак благословения, аналогично поступали и в отношении покойников во время похорон. Рука должна была в определенном смысле сыграть свою роль и во время празднества Предназначения – когда появится Госпожа Чайка, чтобы забрать Каппи и меня в Гнездовье, каждый из нас должен был держать куриную лапку, символизирующую руку Патриарха и его самого.

Хакур подвинул мне шкатулку. Я коснулся руки кончиками пальцев – кожа напоминала бумагу. Мой приемный отец всегда говорил, что содрогается при виде того, как тоберы дотрагиваются до этого «грязного обрубка». Он беспокоился, что мы можем подхватить какую-нибудь заразу, хотя я сомневался, что кто-то может заболеть от соприкосновения с Патриархом – полной противоположностью Господина Недуга.

– Клянись, – прошипел Хакур.

Он всегда шипел и редко произносил больше трех слов за один раз. Некоторые утверждали, будто у него в горле опухоль; другие – что он специально так говорит, чтобы было страшнее.

Я пожал плечами, давая понять, что мне вовсе не страшно.