Евангелие от святого Бернарда Шоу - Кроули Алистер. Страница 51

Из этих фрагментов мы узнаём, что «человек» — то есть любой человек (или, если вам угодно, «мир» — то есть все люди) неисправим. Он не может узреть Царствия Божия. Он должен погибнуть, и Иисус явился в мир специально для того, чтобы спасти его от этого состояния. Изменение символизируется новым рождением. Совершенно очевидно, что эта операция должна свершиться благодаря вере в Иисуса. Вера эта не является исключительно вопросом доброй воли, как очевидно из Ин. 6:28-29,37,44: «Итак сказали Ему: что нам делать, чтобы творить дела Божии? Иисус сказал им в ответ: вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал. Всё, что даёт Мне Отец, ко Мне придёт; и приходящего ко Мне не изгоню вон. Никто не может придти ко Мне, если не привлечёт его Отец, пославший Меня; и Я воскрешу его в последний день». Довольно забавно читать в 60-м стихе той же главы комментарий учеников: «Какие жестоки слова! кто может это слушать?» Таково наглядное изложение доктрины о выборе и предопределении.

Однако основное положение здесь — что человек как таковой неисправим и что требуется спасение, каковое и составляет практическую часть доктрины Павла. Единственное, в чём можно придраться к Шоу — отождествление «человека» Иисуса с «Адамом» Павла. Но Иисус не говорил «человек»; он говорил на иврите (или на одном из его диалектов) и сказал «Адам».

Если мистер Шоу будет так добр, чтобы привести чёткие различия между доктринами Павла и Иисуса, он, несомненно, заслужит признательность всего человечества.

Как можно заметить, Адам — это человечество, а не только имя первого человека. Оно равнозначно немецкому «mensch». Просвещённая или мистическая школа комментаторов иудейских Писаний не верила историям, изложенным в Книге Бытия, в грубой манере, предусмотренной древними дикарями и современными так называемыми либералистами. Это был бунт человека против Бога, его падшая природа, описанная в Бытии в виде притчи. Комментаторы взяли часть популярных народных знаний и обнаружили в них философский смысл точно так же, как любой человек может извлечь универсальную мораль из игр и романов, вовсе не полагая, что у них есть какая-то историческая подоплёка.

В этом разделе продолжается отождествление греха с сексом: «Теория Павла о первородном грехе была, в некоторой степени, идиосинкратичной. Павел уверенно говорит нам, что нашёл превосходный способ избегнуть греховности секса в практике целибата; но он признаёт (довольно высокомерно), что в этом отношении он не подобен остальным людям, и добавляет, что лучше им вступить в брак, нежели разжигаться, допуская таким образом, что (хотя брак и может привести к тому, что желание угодить жене или мужу окажется выше желания угодить Богу) озабоченность неудовлетворённым желанием всё же может оказаться куда более безбожной, нежели озабоченность семейными привязанностями. Эта точка зрения неизбежно заставляла его настаивать на том, что жена — скорее рабыня, нежели партнёр; что её настоящая обязанность — не искать мужской любви и понимания, а, напротив, позволять мужу посвятить их Богу, освобождая его от всяческой заботы о сексе точно так же, как своими способностями в качестве экономки и кухарки — от заботы о хлебе насущном: простым удовлетворением его аппетитов. Подобное рабство тоже можно прагматично оправдать действенной эффективностью; но она делает Павла вечным врагом Женщины. По стечению обстоятельств это привело ко множеству нелепых домыслов о личности Павла и обстоятельствах его жизни со стороны чрезмерно озабоченных сексом людей, воспринимающих холостяка как своего рода чудовище».

Дело вовсе не в этом. Дело в Павле, который одержим сексом до такой степени, что делает его «грехом»; тогда как это — столь же естественная человеческая потребность, как еда или питьё. Холостяк на самом деле «своего рода чудовище». Сексуальный процесс так тесно связан с сознанием (или, если вам угодно, с подсознательным), что любое отклонение от нормальной палитры уводит самыми невероятными дорогами не только ум, но и характер. Достаточно лишь вспомнить пресловутую жестокость евнухов, особые перемены в характере, наблюдаемые у старых дев, и несомненные изменения на физическом плане в результате подобных ограничений. Можно подумать и о чрезвычайно распространённых формах безумия, с одной стороны, связанных с половым созреванием, а с другой — происходящих у женщин во время менопаузы, а у мужчин — при импотенции, чтобы увидеть, что современная медицина абсолютно права в убеждении, что всякое отступление от нормальной, здоровой реализации этих функций чрезвычайно опасно для умственной устойчивости. Среднестатистический человек, лишённый должной заботы в этом вопросе, может стать в этом случае опасным психопатом.

Там, где есть врождённая недееспособность, мы почти всегда сталкиваемся с фанатизмом. Показательны случаи с людьми, «избавившимися от тирании секса», на которые ссылается мистер Шоу. Карлайл и Рёскин — примеры величайшей умственной неполноценности, почти неизменно вызываемой половыми аномалиями. Он говорит также обо «всём духовенстве»; здесь можно лишь заметить, что он вряд ли смог бы привести жрецов Аттиса как пример безвредности пренебрежения важнейшими жизненными функциями! На людей, занимающихся тяжёлыми атлетическими упражнениями, сопровождаемыми реальными трудностями и полным истощением (например, на естествоиспытателей), долгие лишения могут и не оказать разрушительного воздействия. Но любой человек с маломальскими школьными или университетскими познаниями прекрасно знаком с недостатком душевного равновесия, вызываемым подобными проблемами. Религиозная истерия в возрасте полового созревания — феномен почти универсальный. Ни один нормальный человек во всём мире не будет ни в малейшей степени одержим сексом. Только больные твердят, и твердят, и твердят о нём в манере, вызывающей тошноту даже тогда, когда их речи звучат так сострадательно!

Неразбериха в христианском мире

Теперь совершенно очевидно, что нельзя смешивать под одним именем две религии, оказавшие на человечество столь противоположные эффекты. Ни единого слова павловского христианства не найти в характерных изречениях Иисуса. Когда Савл следил за одеждами людей, побивающих Стефана камнями, он исходил не из тех убеждений, от которых позднее отрёкся Павел.

Нет ни одной записи о том, что Христос хоть раз сказал хоть одному человеку: «Иди и греши, сколько тебе вздумается: можешь свалить потом всё это на меня». Он говорил «не греши больше» и настаивал, что пришёл утвердить Закон, а не нарушить его, и что праведность христианина должна превзойти таковую книжника и фарисея. Ни один авторитетный источник не позволяет вменить ему в виду представление о том, что он пролил свою кровь, дабы всякий мелкий обманщик, и фальсификатор, и распутник могли омыться ею и стать белее снега. «Я пришёл как панацея от нечистой совести» —

высказывание не из евангелий.

Мы можем сделать вывод из учения Иисуса, что, узнай об аллегории Баньяна о ноше греха, падающей со спины пилигрима при виде креста, он убедительно разъяснил бы Баньяну, что в жизни своей не совершал столь великой ошибки и что задачей Христа было заставить самодовольных грешников почувствовать бремя своих грехов и перестать их творить, а не уверять их, что ничего всё равно не исправить, ибо во всём виноват Адам, но что это не имеет значения, если ты легковерен и самолюбив.

Даже уверовав, что он есть бог, он не считал себя козлом отпущения. Он собирался избавить мир от греха добрым правлением, правосудием и милосердием, поставив благосостояние малых детей превыше княжеской гордости, отбросив всё знахарство и идолослужение (узурпировавшие ныне Божью силу и злоупотребляющие ею, превратив Бога в то, что наши местные авторитеты причудливо называют попирателем праха) и рассекая по облакам небесным во славе, а не в автомобиле за тысячу гиней. Если вам угодно, это была бредовая идея; но это был бред души свободной, а не скованной позором, вроде Павла. Воистину, нигде и никогда не свершалось мошенничества более ужасного, чем ограничения, наложенные душой Павла на душу Иисуса.