История патристической философии - Морескини Клаудио. Страница 124

«Большая часть философов отличают, между тем, silva [латинская передача греческого Ολη — прим. пер.]] [то есть материю в качестве субстрата реальности — Морескини] от “эссенции”, подобно Зенону и Хризиппу. И, действительно, они утверждают, что silva есть то, что лежит в основе всех вещей, обладающих качествами, в то время как эссенция есть первичная вещь, silva всех вещей или их самая древняя подоснова…».

На самом деле, то различие, которое Смульдерс, как он полагает, обнаруживает у Илария, является неуловимым. Латинская философская терминология в IV в. не усматривала необходимости в смысловом размежевании substantia и essentia, как это сделает затем Боэций, да и не была к этому способна. Равнозначность этих двух терминов является константой у Халкидия, что можно выяснить из его комментария к «Тимею» и что можно почерпнуть из следующего определения:

«Действительно, эссенция — это субстанция любой вещи» (гл. 325, стр. 320, 5 Waszink).

В сущности, Иларий, не проводя различия между substantia и essentia, допустил то же confusio [смешение], в котором греки упрекали латинян, путавших — до их полного слияния — ουσία и όπόστασις, и все же он не впал в подобное богословское error [заблуждение], поскольку, прибегая к термину subsistentia для обозначения божественных Лиц или Ипостасей, он сумел размежевать субстанцию общую и субстанцию индивидуальную.

В заключение отметим, что хотя терминология Илария в рамках понятия «бытия» и ему сопредельных изменчива и двусмысленна, однако можно счесть, что такая реальность, пребывающая еще в магматическом состоянии, могла, судя по всему, быть внушена современной ему неплатонической мыслью, которая, начиная в первую очередь с Порфирия, стремилась определить различные модусы и ступени бытия. Существует вероятность, что Иларий, во время своего пребывания в Азии, имел возможность испытать свои силы в сфере этой проблематики, даже если результаты этих усилий представляются разочаровывающими. Чтобы преуспеть в прояснении этого вопроса, потребуется спекулятивная мошь современника Илария Мария Викторина, который был намного лучше знаком с неоплатонической тематикой, чем епископ Пиктавийский.

БИБЛИОГРАФИЯ. D. Bertrand. L’impassibilite' du Christ selon Hilaire de Poitiers // Aug 35 (1995). P. 349–357; L. Bresard. Hilaire de Poitiers etle mistere de la naissance // BLE 86 (1985). P. 83—107; P.C. Bums. The christology in Hilary of Poitiers' Commentary on Matthew. Roma, 1981; J. Doignon. Adsumo et adsumptio comme expressions du mistere de I’lncamation chez Hilaire de Poitiers // ALMA 23 (1953). P. 123–135; Idem. Hilaire de Poitiers avant I’exil. Paris, 1971; Idem. Ordre du monde, connaissance de Dieu et ignorance de soi chez Hilaire de Poitiers 11 RSPh 60 (1976). P. 565—578; M. Durst. Die Eschatologie des Hilarius von Poitiers. Ein Beitrag zur Dogmengeschichte des vierten Jahrhunderts. Bonn, 1987; J.E. Emmenegger. The functions of Faith and Reason in the theology of St. Hilary of Poitiers. Washington, 1947; P. Galtier. 5. Hilaire, trait d'union entre I'Occident et I'Orient // «Gregorianum» 40 (1959). P. 609–623; Idem. 5. Hilaire de Poitiers. Le premier docteur de V'Eglise latine. Paris, 1960; Idem. La forma dei et la forma servi selon S. Hilaire de Poitiers // RecSR 48 (1960). P. 101–118; E. Goffinet. Uutilisation d'Origene dans le commentaire des Psaumes de Saint Hilaire de Poitiers. Louvain, 1965; R. lacoangeli. II linguaggio soteriologico di llario di Poitiers // S. Felici (изд.). Cristologia e catechesi patristica. Roma, 1980. P. 121–148; E.R. Labande (изд.). Hilaire de Poitiers, eveque et docteur: cinq conferences donnees a Poitiers a Voccasion du 16e centenaire de sa mort. Paris, 1968; Idem. (изд.). Hilaire et son temps. Actes du Colloque de Poitiers, 29septembre — 3octobre 1968 a Foccasion du 16e centenaire de !a mort de saint Hilaire. Paris, 1969; L.F. Ladaria. El Espiritu Santo en San Hilario de Poitiers. Madrid, 1977; Idem. Dispensatio en S. Hilario de Poitiers // «Gregorianum» 66 (1985). P. 429–455; Idem. Dios Padre en Hilario de Poitiers 11 «Estudios Trinitarios» 24 (1990). P. 443–479; Idem. «Patrem consummat Filius»: un aspecto inedito de la teologia trinitaria de Hilario de Poitiers // «Gregorianum» 81 (2000). P. 775–788; P. Loffler. Die Trinitatslehre des Bischofs Hilarius von Poitiers zwischen Ost und West 11ZKG 71 (1960). P. 26–36; L. Longobardo. 11 linguaggio negativo della trascendenza di Dio in llario di Poitiers. Napoli, 1982; J.M. Me Dermott. Hilary of Poitiers. The Infinite Nature of God // VChr 27 (1973). P. 172–202; E.P. Meijering. Hilary of Poitiers on the Trinity. De Trinitate l,l–19y2y3. Leiden, 1982; C. Moreschini. II linguaggio teologico di llario di Poitiers I I «Scuola Cattolica» 103 (1975). P. 339—375; Idem, llario di Poitiers e Vimpiego della filosofia pagana // U. Criscuolo (изд.). Da Costantino a Teodosio il Grande. Cultura, societay diritto. Atti del Convegno Internazionale di Napoli (26—28 aprile 2001). Napoli, 2003. P. 285—307; E. Muhlenberg. Die Unendlichkeit Gottes bei Gregor von Nyssa. Gottingen, 1966; G.M. Newlands. Hilary of Poitiers: a study in theological method. Bern, 1978; A. Orazzo. Lasalvezzo in llario di Poitiers. Cristosalvatore delVuomo nel Tractatussuper Psalmos. Napoli, 1986; G. Pelland. Lasubiectiodu ChristchezS. Hilaire//«Gregorianum» 64 (1983). P. 423–452; P. Smulders. La doctrine trinitaire de S. Hilaire de Poitiers. Roma, 1944; G. Vaccari. La teologia della assunzione in llario di Poitiers. Uno studio sui termini adsumere e adsumptio. Roma, 1994.

II. Халкидий

Может показаться странным, что мы не числим среди христианских платоников Запада такого писателя, как Халкидий, составившего, вероятно, в первой половине IV в., комментарий на часть «Тимея» Платона, но, как мы это лучше объяснили в другом месте, произведение Халкидия трактует, с одной стороны, некий платонизм, со многих точек зрения устаревший (а именно платонизм II в., а не современный ему, разработанный Порфирием), а с другой стороны он знаком с достаточно немногими христианскими учениями, балансируя между двумя идеологиями, языческой и христианской. Итак, по этой причине представляется, что философская «реформация» его христианства являлась довольно поверхностной в духе той, которую мы встречаем у Илария Пиктавийского и у Иеронима — и, главное, этот платонизм не особенно выразительно повлиял на его убеждения в области христианской веры.

О Халкидии мы не знаем ровным счетом ничего: нельзя не признать странностью, что автор одного из самых важных комментариев на «Тимея» Платона не упоминается ни одним древним писателем. Сколько–нибудь четкая локализация Халкидия в истории остается гадательной. В послании, предпосланном его труду, он посвящает последний некоему Оссию (или Озию), которого он упоминает еще раз на протяжении своего комментария, но в очень сдержанных выражениях. Текст не позволяет более точно идентифицировать этого Озия: одно подписание (subscriptio), наличествующее в ряде рукописей, добавляет некую деталь, которая, если она соответствует истине, является весьма интересной. В названном «подписании» утверждается, что тот, кому Халкидий посвятил свой труд, это епископ Кордовы, при котором наш писатель исполнял функции архидиакона. В прошлом было принято отождествлять данного Озия с достаточно известным лицом, а именно с Озием, прожившим очень долгую жизнь (257 — ок. 357) и бывшим весьма приметной фигурой в западном христианстве в течение первой половины IV в., поскольку он сыграл первостепенную роль в деле защиты православия на соборе в Никее (325 г. по P. X.) и на соборе в Сардике (344 г. по P. X.), созванных для осуждения арианства; следовательно, Халкидий должен был осуществить перевод «Тимея» и сочинить свой комментарий примерно в эту эпоху (325—350 гг.). Традиционная идентификация как Озия, так и Халкидия была поставлена под сомнение сорок лет тому назад Важинком, согласно которому не существует конкретных оснований для приписывания этого произведения писателю–испанцу; потому названный ученый — также и на базе лексики, употребляемой Халкидием, — решил, что в хронологическом плане следовало бы остановиться на конце IV в. или на первых десятилетиях V в.; ибо изукрашенный и расцвеченный стиль некоторых частей комментария предваряет стиль литераторов V в., таких, как Клавдий Мамерт и Сидоний Аполлинарий. Кроме того, культурная среда, из которой изошел этот трактат — платонический и христианский одновременно, — могла быть только культурной средой Милана конца, а не начала IV в. В это именно время Милан был центром языческого и христианского неоплатонизма; там жили Манлий Теодор, Симплициан и Августин; а потому тот Озий, которому был посвящен Халкидием его труд, мог бы быть отождествлен с высокопоставленным имперским чиновником, чья деятельность протекала в Милане около 395 г. К этому стоит добавить, что Клибански отметил, что Исидор Севильский, хотя он и стремился подчеркнуть в своих ученых произведениях значение испанских писателей прошлого, совсем не знает Халкидия.