Дневники св. Николая Японского. Том ΙI - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич. Страница 185
23 июля/4 августа 1892. Четверг.
Накасу.
Утром опять гулял по берегу моря, который здесь наполовину состоит из разрушенной приливом скалы. С восьми часов обедница и панихида; пели отлично, за что получили потом 2 ены на кваси, по обычаю. В проповеди сначала объяснена молитва Господня, потом сказано о пользе поминовения умерших и значении кутии.
Еще до службы пришел из Адзуми Яков Хиби. После службы попросил на десять минут разговора и просил очень не переменять для Цитагоори священника, по примеру Нагоя, а оставить по–прежнему о. Матфея. Но я и не думал делать сего. Оказывается, что катихизатор Нагоя, выжив оттуда о. Матфея, старается выжить его и из других мест и возбуждает против него христиан; некоторые и смущены; так — Андрей Хиби, старший брат Якова, тоже против о. Матфея, хотя не имеет никаких причин быть недовольным им; Андрей же — сила в Адзуми, в его доме Церковь, он главный жертвователь; к счастию, только не живет здесь, а в Канагава, по торговым делам своего доверителя; и только раза три в год наезжает в Ацуми. Я уверил Якова Хиби, что о. Матфей не будет тронут из Цитани ни в каком случае. Спустя полчаса пришли просить о том же здешние Иоанн Оокоодзи и Петр Ооива; очень приятно видеть, что о. Матфей приобрел любовь и уважение здесь; конечно, я и им сказал то же, что Якову Хиби. Затем они хотели просить, видимо, что–то насчет катихизатора; но так как Павел Кавагуци был в соседней комнате, и все время старался, как кажется, подслушать, о чем говорят, то деликатные и осторожные японцы, перемигнувшись, оставили речь до другого времени. После обеда поспешили прийти, пока Кавакуци не было, и прямо заявили то же, что вчера вечером Филипп Ооива, — «просим–де переменить катихизатора», — причины те же, что вчера выставил Филипп Ооива. Павел Кавагуци, без сомнения, должен быть переменен, если только найдется хоть малейшая возможность сделать это: совсем не может управлять христианами: в Ацуми Церковь в большом расстройстве, как оказывается из речей о. Матфея и Якова Хиби; христиане в разномыслии и разноречии насчет священника и других церковных предметов; и такое–то маленькое общество катихизатор Кавагуци не может держать в согласии!
С трех часов началось симбокквай; говорили наполовину дети, наполовину большие; из детей даже пятилетний; я сказал, однако, что сегодня пусть себе, а на месячных собраниях таким говорить нельзя, уронена будет серьезность собрания. В заключение я сказал о христианской ревности и средствах возгревать ее благодатью таинств, особенно Причащения. Потом предложил избрать на следующее собрание говорящих, и избрали мужчины двоих, женщины двух; у последних будет, как доселе, во второе воскресенье месяца, у первых в третье; кандзи (хозяева собраний) тоже избраны по одному; доселе здесь были неизменное, отныне — будут избираться для каждого раза. Сказал катихизатору Кавагуци, чтобы он помог говорящим избрать для их кооги самое полезное и интересное; одно кооги непременного должно быть из Священной Истории.
В пять часов назначена была проповедь для язычников, в шесть стали собираться; в половине седьмого катихизатор Павел Кавагуци стал говорить проповедь, и как же скверно он говорит! Неистово вскрикивает ни к чему, махает руками, тянет канитель, почти смысла не имеющую; именно мучительнее всего в посещении Церквей слушать плохие проповеди катихизаторов; Кавагуци заставил меня невыносимо мучиться, так что я пошел прямо надевать рясу и панагию, отцу же Матфею шепнул: «Преплохо говорит, пора бы прекратить ему»; повторять было не нужно; о. Матфей без церемонии подошел к проповеднику и сказал ему закончить; было уже семь часов; когда Кавагуци говорил, я насчитал до сорока язычников — слушателей; потом еще собралось; христиане говорили, что роздали все заготовленные 80 билетов и потом без билетов пускали, так что было больше сотни. Слушали внимательно и почти никто не ушел все время, как я говорил — с семи до девяти. Проповедь была обычная начальная язычникам. Вчерашний полицейский опять пришел из Адзуми и сидел тут же в своем форменном платье и картузе, но тихо прошел вечер, и он мирно вернулся домой.
Вечер закончен прогулкой по морскому берегу при свете луны, под веселые крики наших христианских ребятишек, бравших ночную ванну в морском приливе.
24 июля/5 августа 1892. Пятница.
Уцуми.
В шесть часов с четвертью утра выехали из Накасу, то есть прежде пешком пошли, курума же подоспели после, опоздавши. В половине восьмого уже были в Уцуми, 1 1/2 ри от Накасу, и стали служить обедницу; за нею — проповедь о мире с Богом, людьми и собою, данном Иисусом Христом; панихида; испытание детей, очень удачное — все знают начальные утренние молитвы; даже самые маленькие заслужили по крестику; сказано затем поучение об Ангелах— Хранителях детей и о необходимости воспитывать детей для неба. Исследовано состояние Церкви. Обычного месячного симбокквай — ни женского, ни мужского — здесь не оказалось, а собираются только христианки, человек 10, по средам, вечером, когда бывает катихизатор в Уцуми, и он им объясняет догматическое учение по Православному Исповеданию и Догматике. Сказано христианкам о необходимости заведения симбокквай со своими хорошо готовимыми кооги, о том, что примеры для сего учреждения есть в Слове Божием; рассказано, как вести эти собрания; предложено утвердить заведение их, и избрать для следующего начального раза — коогися и кандзи.
По метрике здесь оказывается крещеных 117; но из них 47 ныне в других местах, то есть больше всего в Накасу, ибо прежде все оттуда крестились здесь и в метрику записаны здесь, а не в Накасу, где тогда метрики не было; 14 умерло, из них некоторые утонули при кораблекрушении; охладели 7; остается хороших христиан здесь 49. Сицудзи 3; в Церковь к богослужению приходят в среднем 15; после каждой службы здесь тоже отмечается, кто был в Церкви, — Новых слушателей учения ныне нет.
Почти все христиане здесь одной фамилии — Хиби. Благочестивый из них — Яков, когда–то пожертвовавший чрез о. Сасагава на Миссию 100 ен, самый большой дар, полученный Миссиею от японца, но ныне очень обедневший. Андрей Хиби, в доме которого помещается ныне Церковь, холоден к вере, да и не здесь живет, а в Канагава; здесь только жена его Елена; один же из Хиби, Иоанн, сын которого, Акила, утонул, вероятно, обидевшись за то на Господа Бога, отрекся от христианства и икону прислал Андрею.
Отсюда родом, между прочим, Моисей Кавамура, ныне служащий ризничим в Миссии. Мать и брат его, еще язычники, ныне живут в Нагоя, где брат торгует вином.
После полудня христиане объявили, что учреждают отныне месячные симбокквай и избрали для начальных собраний по три коогися и по кандзи — мужчины для себя, женщины для себя. Всех мужчин здесь, участвующих в симбокквай, 13, женщин 17.
Три сицудзи приходили просить и для них (как в Накасу) переменить катихизатора Павла Кавагуци на другого. Обещан один общий катихизатор для Уцуми и Накасу, кто–либо другой, не Кавагуци.
Досадно видеть, как наши отцы пастыри, а за ними и катихизаторы беспечны: многих из так называемых охладевших христиан (рейтан) и в глаза не видели, тогда как их–то и нужно видеть и убеждать; нужно поставить это на вид священникам и катихизаторам на Соборе и требовать, чтобы этого вперед не было.
С двух с половиной часов посетили дома христиан, всего 9; наполовину — бедные. Уцуми прежде имело много судов и добывало много денег перевозкой товаров из разных мест в Оосаки, Нагоя, Едо и так далее, ныне пароходы и суда европейской конструкции убили промышленность Уцуми, — оно и обеднело; эта обеднелость видна на всем городе: дома отличные, но ветшают, народ одет бедно, — внутри домов заглянуть — грязные старые маты. Самый богатый, кажется, ныне Андрея Хиби, но принужден жить вдали от дома и работать на другого; следующий за ним — Иосиф Хиби, сын плотника; отец старик и мать — язычники еще; дом потому избежал обеднения, что был в стороне от судового дела; а Яков Хиби, лучший из здешних христиан, совсем беден — в грязном домишке живет с огромной семьей — мал мала меньше; нужно будет помочь ему воспитать детей в миссийских школах, если согласится отдать их на церковную службу.