Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич. Страница 218

Фома Такеока, катихизатор в Цуяма, прислал огромное письмо, в начале которого говорит: «Исцеление Ирины Фукасе было здесь чудесным явлением помощи Божией; но и еще есть не менее явное обнаружение благодатной силы Божией». И описывает обращение ко Христу и блаженную кончину одного старика, бывшего гонителя своих родных, принявших христианство. Письмо, видимо, предназначено для «Сейкёо Симпо»; туда и отослано.

В Соборе спущены большое и три малых паникадила для чистки их. Три года тому назад чищены и очень почернели. Чистка сдана одному сих дел мастеру; за большое паникадило шестнадцать ен, за малые по семь ен, за двадцать подсвечников (в том числе три седьмисвещника, что за престолами) по две ены тридцать сен. Чистить самим дешевле стало бы, но немало было бы и порчи от неопытности, или небрежения и потери винтов, которых не перечтешь, и тому подобное. — Для спуска большого паникадила были устроены небольшие леса, три малые спущены при помощи лестницы.

2/14 июня 1898. Вторник.

Утром, за переводом, Павел Накаи опечалил рассказом, что здесь, в приходе Канда, прилегающем к Миссии, один бедный христианин, восьмидесятилетний старик, от неимения чем жить бросился в реку; вытащен был, но после того все–таки исчез, и с месяц об нем ни слуху, ни духу; вероятно, опять бросился в воду и погиб. Ни о. Павел Сато, ни катихизатор Симеон Томии не заботятся о своем приходе — до такой степени! Мать Павла Накаи посетила это семейство, живущее в крайней бедности, и рассказала об этом. И меня совесть сильно корит за недосмотр!

После полдня посетил посланника Розена, лежащего в кресле от болезни седалищного нерва; может поднять только с помощию костылей; чувствует беспрерывную боль, — следствие инфлюенции, которой только что был болен и лечением которой пренебрег. Ныне лечит его доктор Бельц.

Был Иоанн Хитоми, в 1887 году бежавший из здешней Причетнической школы в Америку, — без копейки денег, понадеясь на графиню Ольгу Евфимовну Путятину, которая и покрыла его, когда он оказался на судне без билета (хотя и роптала она потом на эту японскую бесцеремонность). Семь лет служил в одном доме, в Сан–Франциско, слугой; скопил денег и начал маленькую торговлю в Чикаго, которую и продолжает пятый год; имеет ныне в лавке японского товара на пять тысяч. Приехал сюда за новыми покупками для своей торговли. Завел, кроме того, мастерскую плетеной бамбуковой мебели. Словом, поднялся на ноги человек, — и дай Бог ему! Снабдил японскими христианскими книгами, молитвенником и иконками.

3/15 июня 1898. Среда.

В половину Церквей разослано содержание за седьмой месяц. — Мы с о. архимандритом Сергием приготовились завтра отправиться в Хакодате, чтобы узнать, может ли там остаться священником о. Петр Ямагаке, или нужно другого туда.

От о. Андроника опять очень хорошее письмо. Эх, если бы этот человек не охладел да прослужил бы здесь лет сорок, — вот это точно был бы апостол Японии!

4/16 июня 1898. Четверг.

На дороге в Хакодате.

В семь часов утра отправились из станции в Уено с сквозным поездом вплоть до Аомори. В вагоне первого класса к вечеру остался один пассажир, назвавшийся Ямагате, купец из Неморо, родом из Хирадо, на юге; разговорились с ним; звал к себе, когда случится быть в Неморо, где у него младший брат содержит гостиницу; говорили о вере, но — из желающих христианства для пользы государства.

5/17 июня 1898. Пятница.

На дороге и в Хакодате.

В восемь с половиною часов утра прибыли в Аомори; на станции встретил катихизатор Симеон Мацубара с одним христианином — портным Павлом. Так как в десять часов должен был сняться пароход в Хакодате, то в церковный дом, отстоящий далеко от пристани, некогда было идти, а зашли в гостиницу, пообедали все четверо японским обедом и отправились мы с о. архимандритом на пароход, обещавшись Симеону посетить его на обратном пути.

В четвертом часу пополудни стали на якорь в Хакодате. О. Петр Яма–гаки с христианами приняли нас с парохода на лодку; много других христиан и детей с цветами встретили на пристани. Все собрались в Церковь; о. Петр в облачении с крестом встретил меня на паперти; певчие довольно стройно пропели входное. О. Петр отслужил литию, после которой я в эпитрахили и малом омофоре сказал краткое поучение; в заключении которого объявил цель своего прибытия, именно: узнать окончательно от христиан, желают ли они иметь своим священником о. Петра Ямагаки, или нет? Желательно мне, чтобы покрыли они любовью все, что прежде случилось неприятного, и об этом прошу их, но не настаиваю, чтобы они непременно оставили его здесь, а пусть будет это свободным их решением. Если большинство не желает, — он будет перемещен отсюда; если наоборот, — будет оставлен здесь.

Вечером, в девятом часу, пришли ко мне «гиюу» — пять человек (всех их больше десяти), и просидели до половины первого часа, доказывая все время, что о. Петр должен быть удален отсюда. Ораторствовали «гиюу–чёо» Фукухора и просто «гиюу» Канеко; оба ни к чему не годные христиане, никогда не ходящие в Церковь, но бойкие на речь и самолюбивые.

— Какие причины, что о. Петр должен быть удален?

— Что он солгал два раза: раз — написал мне, что христиане Хакодате все согласны на то, чтобы он съездил на Сахалин, тогда как они и не знали о том, что он туда отправился; другой — представил на Сахалине Игнатия Симода как «гиюучёо», тогда как он был только простым «гиюу», не уполномоченным от их общества занимать там рыбные ловли.

— Ложь действительно — большой грех, особенно в священнике; к облегчению вины о. Петра может служить только то, что она произошла по его слабости; он был игралищем в руках Симода, в котором источник лжи о. Петра.

— Еще что?

— Мать не живет с ними в ладу и жалуется на него, что он бранит ее.

— Это — несчастие о. Петра, а не вина; а мать его — одна из тех неисправимых свекровей, от которых нередко жены мужей топятся; ведь вы же сами когда–то встревожены были, не бросилась ли в колодезь Марина, жена о. Петра, от злостных преследований ее матери его. Но так как она, жалуясь на о. Петра, говорит, что ушла бы от него, но нечем жить, то пусть будет по ее желанию. Я ручаюсь, что она будет получать достаточно для ее содержания, где бы она ни жила вне дома о. Петра. Еще что?

— Школа здесь упала от нерадения о. Петра.

— Неправда. Она упала оттого, что правительственные школы размножились и пришли в цветущее состояние; да, кроме того, потому что ныне по всей Японии поветрие антихристианское, узко националистическое. Везде христианские школы ныне жалуются на недостаток учеников; у нас в Токио в Семинарии ныне только пятьдесят семь учеников во всех пяти классах; в других миссионерских подобных заведениях не лучше. Хакодатская школа наша была благотворительным заведением для бедных. Ныне перестали нуждаться в нашем благодеянии, и слава Богу! Мы обратили средства, шедшие на это благотворение, к другим делам. Еще что?

— Ленив для проповеди; Церковь не растет здесь, а остается в том же виде.

— Очень жаль. Это правда, что он вял и малодеятелен. Но другой священник будет ли лучше? Где у нас очень деятельные священники? Еще что?

Больше не нашлось ничего против о. Петра. Я обещал им сделать строгий выговор о. Петру по всем основательным их обвинениям и, по возможности, наблюсти, чтобы он вперед не подавал повод к нареканиям на него, и просил, чтобы они, «гиюу», ныне покрыли все бывшее забвением и любовию и приняли о. Петра по–прежнему. Но они ушли с тою же злобою, с которою пришли.

6/18 июня 1898. Суббота.

В Хакодате.

Вчера, в шесть часов вечера, была всенощная, пропетая очень хорошо; о. Петр служит истово и благовечно. После — я сказал поучение и заключил опять объяснением цели моего прибытия, — для не слышавших меня прежде. Из старшин (гиюу) никого не было в Церкви.