Красный гаолян - Янь Мо. Страница 36

Несколько десятков женщин хором взвыли, капли горящего масла падали с гаоляновых факелов прямо на руки и ноги. Лица мужчин в свете факелов напоминали раскалённое железа. Белый каменный мост окрасился в багряный, словно выпрямленная радуга.

Тот же смуглолицый белобородый старик громко воскликнул:

— Что вы плачете?! Это же великая победа! В Китае четыреста миллионов человек, если каждый китаец встанет против японцев один на один, сколько эта мелкая Япония с её клочком земли продержится против нас? Даже если вы выставим сто миллионов, чтобы стереть японцев с лица земли, нас ещё останется триста миллионов, разве же это не победа? Командир Юй, это великая победа!

Дедушка возразил:

— Отец, ты специально льёшь мёд, чтобы меня успокоить.

Старик ответил:

— Вовсе нет, командир Юй, это железная победа! Скорее отдай нам приказ, как скажешь, так мы и сделаем! В Китае нет ничего, зато людей много.

Дедушка выпрямился и велел:

— Заберите тела наших братьев!

Толпа рассредоточилась. Люди начали переносить тела павших бойцов с гаоляновых полей по обе стороны от шоссе и складывать на насыпи к западу от моста в ряд, головой на юг, ногами на север. Отец вёл дедушку, пересчитывая погибших. Он увидел Ван Вэньи, его жену, Фана Шестого и Фана Седьмого, Горниста Лю, Четвёртого Чахоточного… множество знакомых и незнакомых. Лицо дедушки без конца сводило судорогой от боли, его вдоль и поперёк изрезали морщины, а из глаз текли слёзы, которые при свете факелов напоминали струи раскалённого чугуна.

Дедушка спросил:

— А где Немой? Доугуань, ты видел дядю Немого?

Отец тут же вспомнил, как Немой острым кинжалом отрубил япошке голову, и голова с криком полетела по воздуху. Он сказал:

— На грузовике.

Несколько факелов приблизились к автомобилю, трое мужчин запрыгнули в кузов и спустили Немого. Дедушка подбежал и подставил плечо под спину Немого, тут же подоспели ещё двое, один поддерживал Немого за голову, а второй — за ноги, так они втроём, спотыкаясь, выбрались на насыпь. Тело Немого уложили на западном краю насыпи рядом с другими. Немой согнулся в поясе, а в руке всё ещё сжимал окровавленный длинный кинжал. Глаза были широко распахнуты, а рот зиял, словно дыра, как будто Немой собирался закричать.

Дедушка опустился рядом с Немым, с силой надавил на колени и грудную клетку. Отец услышал, как хрустнули позвонки, и тело Немого распрямились. Дедушка потянул кинжал, но никак не мог вытащить, пришлось согнуть руку в локте, чтобы кинжал лежал на бедре. Какая-то женщина встала на колени и начала тереть открытые глаза Немого, приговаривая:

— Братец, закрой глаза, закрой. Командир Юй за тебя отомстит…

— Пап, мама всё ещё в гаоляновом поле… — с плачем сказал отец.

Дедушка махнул рукой:

— Ты иди… отведи односельчан, чтобы они принесли…

Отец вошёл в гаоляновое поле, за ним следовало несколько человек с факелами. Когда стоявшие вплотную стебли гаоляна соприкасались с факелами, во все стороны летели брызги масла, влажные листья загорались и обиженно сворачивались в трубочку. Стебли гаоляна в огне опускали тяжёлые головы и издавали хриплый стон.

Отец раздвинул гаолян и показал на бабушку, которая лежала ровно, лицом в сторону далёкого, усыпанного звёздами, такого особенного неба над дунбэйским Гаоми. Перед кончиной она из глубин души призывала Небо, и Небо ответило тяжёлыми вздохами. Бабушкино лицо и после смерти осталось прекрасным, как яшма, в щели между слегка приоткрытыми губами на белоснежных зубах лежали зёрнышки гаоляна, похожие на жемчужины, которые поднесли в своих зелёных клювах белые голуби. Её грудь, пробитая насквозь пулями, стояла торчком, презрев моральные устои и нравоучения, выражая своим видом силу и свободу, величие жизни и славу любви. Вечная память моей бабушке!

Дедушка тоже подошёл. Бабушкино тело окружили несколько десятков факелов, подпалённые гаоляновые листья со свистом подрагивали. А по полю метались огненные змеи, страдающие гаоляновые колосья не в силах были смотреть на мёртвых.

— Унесите её, — сказал дедушка.

Несколько молодых женщин сгрудились вокруг тела бабушки, впереди несли факел, слева и справа факелы освещали всё вокруг, гаоляновое поле напоминало царство небожителей, а фигуры людей окружало изумительное сияние.

Бабушку перенесли на насыпь и положили с западного края.

Смуглолицый белобородый старец спросил дедушку:

— Командир Юй, а где мы возьмём столько гробов?

Дедушка подумал немного и ответил:

— Мы не понесём их обратно, гробы не потребуются. Сначала похороним их прямо в гаоляновом поле, а когда я снова соберу силы, мы устроим братьям пышные проводы.

Старик кивнул в знак согласия, потом наказал вернуться в деревню и принести ещё факелов, чтобы всю ночь копать могилы. Дедушка велел:

— Заодно приведите тягловый скот, чтобы оттащить этот грузовик.

Люди при свете факелов рыли могилы, закончили только за полночь. Ещё дедушка распорядился срубить гаоляновых стеблей, выстелить ими могилы, уложить тела, снова закрыть гаоляном и потом уже засыпать землёй и сделать могильные холмы.

Бабушку предали земле самой последней. Гаолян ещё раз плотно окутал её тело. Отец видел, как последний стебель закрыл бабушкино лицо. Душа его всхлипнула, а на израненном сердце словно образовалась глубокая трещина, и эта трещина до конца его долгой жизни так и не зарубцевалась. Первую лопату земли кинул дедушка. Крупные частицы чернозёма ударились о стебли гаоляна и с грохотом отскочили, но тут же начали одна за другой с шорохом просачиваться меж стеблей. Словно тишину нарушили осколки снаряда, разлетевшиеся во все стороны. Сердце отца на миг сжалось, из той, словно и впрямь существовавшей трещины, брызнула кровь. Его острые резцы вонзились в худенькую нижнюю губу.

Выросла бабушкина могила. В гаоляновом поле появилось больше пятидесяти островерхих могильных холмов. Белобородый старик крикнул:

— Односельчане, встанем на колени!

Вся деревня разом упала на колени перед свежими могилами, и необъятное поле содрогнулось от плача. Факелы едва горели, вот-вот погаснут. С южного края неба упал гигантский метеорит и исчез, лишь коснувшись верхушек гаоляна.

Потом ещё раз заменили факелы. Это случилось уже на рассвете, и сквозь туман над рекой можно было видеть проблески воды молочного цвета. Среди ночи пригнали больше десятка лошадей, мулов, ослов и быков, они топтались все вместе в поле, с хрустом пережёвывали стебли гаоляна и хрумкали гаоляновыми колосьями.

Дедушка велел забрать железные грабли, вытолкать первый грузовик с пробитыми колёсами на дорогу и скинуть в канаву к востоку от дороги. Он нашёл пищаль, прицелился в топливный бак и выстрелил, несколько сот дробинок размером с гаоляновое зёрнышко воздушной волной отнесло к грузовику, и они вонзились в топливный бак, пробив множество отверстий, из которых с журчанием забил бензин. Дедушка взял у одного из деревенских факел, отошёл на несколько шагов, размахнулся и бросил. Взметнулось белое пламя, похожее на огромное дерево, огонь охватил остов машины, металлические детали скрючивались, меняли форму.

Дедушка подозвал людей, чтобы второй, не пострадавший, грузовик, гружённый рисом, вытолкать на мост, а оттуда на шоссе. Обгорелый остов ещё одной машины скинули в реку. Что до четвёртого грузовика, который съехал задом на шоссе к югу от моста, то ему тоже пробили из пищали топливный бак. Машина превратилась в огромный костёр, языки пламени рвались к небу. На мосту остались лишь кучки золы. К югу и к северу от реки полыхали два больших костра, время от времени раздавались взрывы снарядов. Из трупов япошек с шипением вытапливался жир, и сквозь запах гари пробивался аромат жареного мяса, от которого у присутствующих разыгрался аппетит.

Старик спросил дедушку:

— Командир Юй, а что делать с трупами япошек?

Дедушка ответил:

— Закопать? Так они провоняют нашу землю! Кинуть в огонь? Они замарают наше небо! Давайте скинем их в реку, пусть плывут в свою Японию!