Странствующий рыцарь (ЛП) - Рейнольдс Энтони. Страница 40

Прочистив горло, он неловко отвернулся. Не было никакого сомнения, что Анара всей душой предана Бретонии и ее богине. Она была фрейлиной Владычицы, и уже поэтому относилась к самым верным защитникам Бретонии, но одно ее присутствие заставляло Бертелиса испытывать тревогу и — в немалой степени — страх.

По его спине побежали мурашки, и он отошел подальше от других рыцарей. В некотором отдалении он заметил, как двое йоменов пытались поймать белую лошадь, бегавшую по полю перед замком. У них это никак не получалось: лошадь словно играла с ними, подбегая поближе и тут же ускакивая прочь, когда они пытались набросить веревки на ее широкую шею.

Другие йомены смеялись над ними, выкрикивая шутки и поддразнивая неудачливых ловцов, которые все больше злились. Бертелис прикрикнул на них, и они замолчали.

* * *

Анара почувствовала нечто вроде грусти, ощутив страх Бертелиса, но тут же подавила это чувство. Она приехала в этот замок потому, что ее звали сюда видения, повторявшиеся все чаще.

Путешествие сюда заняло три недели, и еще час она ходила по залам опаленного давним пожаром замка, вспоминая прошлое, и ожидая, когда приедет ее брат-близнец. Она знала, что он приедет. В свете событий, которые тут происходили — и еще должны были произойти — чей-то страх не имел никакого значения.

Она чувствовала мысли и эмоции рыцарей, собравшихся вокруг, словно бурлящий поток. Она не хотела вторгаться в их личные тайны, и позволила себе воспарить над неконтролируемым морем мыслей.

Этот дар проявился в ней, когда она была еще маленьким ребенком.

Тогда она не могла контролировать его, и ее приводил в ужас бесконечный поток чужих мыслей, вторгавшихся в ее разум. Она узнавала вещи, которые не должен знать ребенок, случайно улавливая самые темные мысли окружающих. Это просто сводило с ума.

Однажды она заплакала, услышав мысли молодой служанки, которая подавала ей обед.

— Мне так жаль, что твой ребеночек умер, — сказала Анара. Служанка посмотрела на нее с ужасом.

«Ведьма!», почувствовала она мысль служанки, и это привело ее в замешательство.

Примерно тогда же она начала прозревать события, которые еще только должны были произойти. Это пугало ее, приводя в смятение.

— Не садись на большого серого коня завтра, — просила она одного из рыцарей своего отца на пиру перед турниром. — Ты упадешь с него и умрешь.

Рыцарь только посмеялся над ее страхом, как и собравшиеся придворные, но Анара никак не успокаивалась.

— Не бойся, малышка, — сказал рыцарь, посадив ее на колени и глядя в ее серьезное личико. — Я ездил на Гордеце тысячу раз, и он всегда слушался меня. Я не упаду с него, обещаю.

Но это обещание сдержать ему было не суждено. Большой серый конь испугался внезапного движения в толпе, и встал на дыбы. Рыцарь выпал из седла и ударился затылком о камень. Он умер мгновенно.

Когда отец Анары узнал об этом случае, он со страхом посмотрел на свою дочь.

«Она тоже урод».

Эта мысль причинила ей боль, и Анара заплакала. Калар крепко обнял ее. Она не возражала, потому что знала, что ему самому легче от этого.

Ее отец испытал явное облегчение, когда Анару забрала Чародейка.

Анара ощутила страх, исходящий от ее отца и других рыцарей, когда Чародейка, внезапно явившись, без приглашения вошла в зал. Анара втайне обрадовалась, видя, что они так напуганы.

Первая встреча с земным воплощением Владычицы навсегда запечатлелась в ее разуме. Удивительно высокая, стройная и с виду хрупкая, словно ветка ивы, и в то же время, излучающая такую силу, что у Анары перехватило дыхание, Чародейка была одновременно самым прекрасным и пугающим существом. Она была высшей властью в Бретонии — выше даже короля, ибо она выражала волю богини.

Их взгляды встретились, и сразу же Чародейка узнала и поняла ее: кем была Анара и кем могла стать. И страх Анары рассеялся, словно туман после восхода солнца. Он сменился радостью и стремлением, ибо с этого мгновения Анара поняла, что она не урод и не ведьма, и что ее дар не проклятие, а, напротив, благословение Владычицы.

Казалось, она смотрела в миндалевидные глаза Чародейки целую вечность, обмениваясь мыслями, прежде чем тишина, наконец, была нарушена.

— Я заберу девочку, — сказала Чародейка, обратив свой взор, в котором отражалась вечность, к лорду Гарамону. — С этого дня она больше не твоя дочь. Теперь она — дитя Владычицы. Возможно, ты более никогда не увидишь ее.

Лютьер лишь кивнул, не в силах произнести ни слова, будто внезапно онемел.

Чародейка протянула Анаре свою изящную руку, и, хотя больше ничего не сказала, девочка услышала ее слова в своем разуме:

«Пойдем со мной, Анара. Ты станешь той, кем тебе суждено стать.

Больше ты никогда не будешь одна».

* * *

Анара услышала, что Калар говорит, обращаясь к ней, и прислушалась, заставив свой разум вернуться из прошлого. Казалось, что эти воспоминания принадлежат кому-то другому, ибо она больше не была той девочкой.

— … ты делаешь здесь одна? — спрашивал он. Ей не нужно было читать его мысли, чтобы понять благоговение, восхищение и страх в его взгляде, когда он смотрел на нее.

Она не стала отвечать на его вопрос, ее глаза прищурились, когда она почувствовала… что-то. Взгляд Анары обратился к небу. Что-то наблюдало за ними. Она чувствовала его ярость, его жажду мести.

Наконец ее взгляд сосредоточился на одинокой черной птице, кружившей в небе над ними.

Калар удивленно посмотрел на сестру и, проследив за ее взглядом, увидел черного стервятника в небесах.

— Что такое? — спросил он, заметив выражение ужаса в тонких чертах лицах Анары.

— Зверь смотрит. Он алчет, — прошептала она тихим отрешенным голосом. Калар в замешательстве наморщил лоб. О чем она говорит?

— Что? Птица? — спросил он, не понимая, что хочет сказать Анара.

— Ее надо сбить! — заявила фрейлина Владычицы, на этот раз голосом куда более решительным, и в то же время словно бы напряженным.

Что-то в нем заставило Калара почувствовать страх. Молодой рыцарь повернулся, подзывая йоменов.

— Половину медной кроны тому, кто собьет эту птицу! — крикнул он.

Мгновение йомены тупо смотрели на него, потом, поняв, чего он хочет, бросились за луками.

— Что происходит? — спросил барон Монкадас, бросив взгляд на Анару.

— Не знаю, — пожал плечами Калар.

Анара напряженно смотрела на птицу, кружившую в небе.

Первые стрелы взлетели в небо, пройдя мимо цели. Птица продолжала кружить, словно не замечая угрозы. Один йомен радостно закричал — его стрела задела крыло стервятника. В воздухе закружились черные перья, птица дернулась, но не упала. Наконец одна стрела вонзилась в тело птицы, и та камнем рухнула на землю.

Восторженно заорав, йомен бросился к месту ее падения.

Изумленные рыцари последовали за Анарой, которая поспешила по полю к сбитой птице. Радостные крики йомена вдруг оборвались, и он застыл, с ужасом глядя на птицу.

Стрела пробила стервятника насквозь, насадив его на древко, словно на вертел. Но птица была еще не мертва, и упрямо пыталась подняться, хлопая крыльями и пронзительно крича.

Голова птицы была повернута в одну сторону, и почти всю ее занимал огромный, пульсирующий налитый кровью глаз, слишком большой для головы стервятника. Зрачок глаза был вертикальным, словно у кошки или змеи, плоть вокруг глазного яблока воспалена и лишена перьев.

Птица была отвратительным мутировавшим чудовищем, и Калар почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Ужасный глаз закатился в своей мясистой глазнице, по очереди оглядывая людей, стоявших вокруг.

— Убить ее, — приказал барон Монкадас. Никто не двинулся. — Быстро!

Йомен, лицо которого скривилось от отвращения, раздавил ногой подыхающую птицу, прервав ее вопли. Тонкие кости захрустели под ногой, оставив на земле кровавое пятно.

— Что это было? — с ужасом прошептал Калар.