Бремя чести (СИ) - "Darling Jen". Страница 67

Аткас, отдуваясь и пыхтя, отошел от колеса, которое безуспешно пытался вытащить из глубокой ямы, и сел на пригорок, где земля уже успела просохнуть, и из нее вылезли махонькие зеленые травинки. Слэм отер со лба пот и уселся рядом, раскуривая трубку. Владелец повозки, тощий пожилой купец, суетился вокруг, покрикивая на возницу и то и дело почтительно обращаясь к Экроланду за советом. Рыцарь, толкавший повозку сзади, бросил, наконец, это бесполезное занятие и приказал впрягать и своих коней тоже. Совместными усилиями повозку вытащили.

Глядя, как повозка исчезает за поворотом, Экроланд с досадой молвил:

— Как пить дать, через милю-другую застрянет.

Заведя лошадок поглубже в лес, они отыскали ручей и сполоснули грязь. Вода оказалась ледяной, холод от нее пробирал до костей, но в нынешнем виде ехать было невозможно: еще примут за разбойников.

Почистившись, они снова тронулись. Уже перевалило за полдень, когда Аткас обернулся и увидел вдали скачущего за ними всадника. Он галопом приближался, а на блестящих доспехах четко виднелся красный клинок.

— Глазам своим не верю, — сухо произнес Экроланд.

Всадник натянул поводья, поравнявшись с отрядом. С лязгом рука в латной перчатке подняла забрало. Суровые карие глаза словно огнем обожгли оруженосца. Аткас поежился и предположил, что Сегрик Теллер догнал их не просто так, и верно: он протянул Экроланду какую-то бумагу.

Пробежав письмо глазами, Экроланд вспылил:

— Да тебя, никак, соглядатаем к нам приставили?

Сегрик надменно вскинул голову, в глазах мелькнул стальной отблеск:

— Твое счастье, что рядом нет чужих ушей! Сам Наместник велел следовать с тобой, дал мне поручение, никак не касающееся тебя. Мне тоже нужен гном, да только не такой важный, как сам царь, — он дурашливо поклонился, но глаза остались ледяными. — Ничтожный гномишко по имени Прикс... Не скажу, что мне охота с вами ехать в такую даль, но приказ, Эри, есть приказ.

Он слегка кивнул Слэму, а на Аткаса и вовсе, если не считать уничижительного взгляда, не обратил внимания, словно его рядом не было. Оруженосец не слишком обрадовался, что высокомерный рыцарь поедет с ними, но, по крайней мере, задаваку Грего он с собой не взял, и то хорошо.

Их путь лежал вглубь Вишневых гор. Им предстояло с широкого торгового тракта подняться по труднопроходимым горным тропам высоко вверх, где между отвесных круч располагалось плато, на котором велась добыча руды и аслатина.

На нижних склонах гор уже зеленела нежная молодая трава, на деревьях распустились клейкие листочки, а кое-где зацвели бледные, хрупкие цветы, прозванные в народе «тещиным глазом». Бахромчатые лепестки у этих цветов издали и впрямь напоминали реснички, а тычинки были собраны в плотный черный пучок, похожий на зрачок. А название пошло оттого, что если пчелы делали мед из нектара этого цветка, он получался густой, сладкий, но от него приключались с животом всякие расстройства.

Изредка всадники проезжали мимо кустарников, чьи листья были ярко-красного цвета, а выпуклые прожилки вились, словно фиолетовые старческие вены. На тонких алых ветках зацветали меленькие розовые цветочки. Они выглядели празднично и нарядно, оттого и кустарник назывался то багрянкой, то невестинкой. Багрянка цвела только в начале лета, не ранее месяца Коротких Ночей. Здесь, на склонах, она поторопилась с цветением из-за того, что ее грело тепло, питавшее землю сквозь толщу гор, где в недрах ни на мгновение не угасало пламя гномьих кузниц.

В конце концов, Слэму надоело враждебное молчание. Он отстал и знаками показал Аткасу, чтобы тот сделал то же самое.

— Что скажешь тут, — хитро прищурившись, сказал он. — Одним словом — рыцари! Даже если втайне друг друга на дух не переносят, все равно будут вести себя крайне пристойно.

— Вы, мастер Дол, рейнджер, да? — рискнул спросить Аткас. Вроде и не стоило ему бояться добродушного гиганта, однако он чувствовал в Слэме некую первобытную силу, которая в определенных обстоятельствах могла бы вырваться наружу. И меньше всего Аткас хотел бы оказаться в такой момент рядом, а тем паче быть тем, на кого тот обрушит свой гнев.

Но вопрос был безобидный, и Слэм с охотой ответил:

— Да, парень, рейнджер. Небось, не знаешь, кто мы такие?

— Что-то слышал, да краем уха. Кажется, все рейнджеры служат Майринде, богине мудрости, и добывают ей сведения о событиях в мире.

— Нечто в этом роде, — подмигнул Слэм, — мое дело маленькое: знай себе, выполняй задания. А думают за меня жрицы. Это девки — о-го-го! Конечно, как всякие бабы, бестолковые страшно, ну да Майринда изредка наставляет их на путь истинный. Умные они до жути, только рассеянные и слабенькие. За ворота храмов нос боятся показать, вот к ним на поклон короли и ходят.

Аткас был немного шокирован вольностью, с которой Слэм отзывался о своих хозяйках. Может ли так быть, что он богохульник? Но такой вряд ли стал бы лучшим другом сэра Экроланда.

Но любопытство победило сомнения, и оруженосец продолжал расспросы:

— А это правда, что рейнджеры убивают друидов? И попадают за это в Вечную Долину?

Юноша когда-то слыхал, что друиды, которые в их краях никогда не появлялись, — это такие люди в пестрых одеждах, которые умеют говорить со всеми живыми тварями на Роналоре, понимают даже цветы и деревья. Еще они здорово лечат, лучше даже, чем Талусовы священники, но есть у них такой пунктик: живое надо беречь. Поэтому они сурово наказывают всех, кто неосторожно пользуется дарами природы. Рейнджеров, так же как охотников и лесорубов, они карают смертью. Сейчас Аткасу не терпелось узнать, что из известного ему — правда, а что — вымысел.

— Ну, ты, брат, даешь! И откуда ты это взял? Конечно, последователей Тариселя мы на дух не выносим, что греха таить… Я, к примеру, друидов ненавижу до зубовного скрежета, но у меня с ними личные счеты, а так многие рейнджеры относятся к ним вполне сносно. При встрече не пытают, а сразу вешают, — тут Слэм гулко захохотал. Аткас поежился, не вполне понимая, шутит ли гигант. Слэм же продолжал, слегка замявшись, — а вот насчет Вечной Долины… Все туда попадем. Я в это свято верю. Рано или поздно, но непременно попадем. Если осквернения никакого над тобой не было, само собой.

— Осквернения? — переспросил юноша.

— Неназываемый, — понизив голос, ответил Сэм. — Секлар, опять таки… А все маги, Свардак их поглоти!

Больше из Слэма и слова оказалось невозможно вытянуть. Он замкнулся, задумался о чем-то своем, — может, о Вечной Долине?

Вечером они остановились на ночлег в небольшой деревушке, расположившейся в живописной долине, окруженной холмами — предвестниками приближающихся гор.

С особенно высоких холмов открывался вид на равнину перед Вишневыми горами, по которой пролегал торговый тракт. И днем, и ночью по нему ползли телеги, груженные камнем и металлом. Изредка мчались отряды из двадцати-сорока вооруженных до зубов воинов, а в середке закутанный в темные одежды человек вез в сундучке аслатин.

И шли, шли нескончаемым потоком гномы. Шахты, истощившись, закрывались одна за другой, и гномы отправлялись искать счастья в другие места. Невольно Аткас вспомнил банду Трогина, обитавшую в окрестностях Медовых Лужаек. Более печального зрелища, чем нищие, оборванные гномы, он в жизни не видывал, и сейчас, проезжая мимо трудяг с мрачным отчаянием на лицах, он почтительно склонял голову.

В небольшой деревушке таверна «Рожок», которую украшала славная лубочная вывеска, была набита под завязку. Аткасу сразу вспомнилось «Слово мира». Но беженцев тут не было, как не было и пришлых людей. Он это почувствовал, как только вошел: все головы повернулись к его группе, и воцарилось молчание.

— Мест нет, добрые господа! — довольно кисло сообщил им хозяин из-за стойки. Он был пухлый и розовый, в белоснежном фартуке и аккуратной шапочке.

— У нас важная миссия, хозяин, — сказал Экроланд.

— Ничего не поделаешь, — хозяин в притворном сожалении пожал плечами, — все комнаты давно заняты.