Драконье серебро (СИ) - Суржевская Марина "Эфф Ир". Страница 71

— А Солвейг? — я зябко обхватила себя руками, девушка усмехнулась.

— А я хорошо жила, чужачка, — медленно произнесла она. — Вкусно ела, сладко спала. Росла в башне риара как его дочь. Лишь о брате думала слишком часто, но видеться с ним мне запретили. Порой мы сбегали… Я и Краст. Приходили сюда. Смотрели, как танцует на снегу наша мать. С годами она все ближе становилась к зверям и все дальше от людей. И все реже узнавала нас… Шагун дичают, это плата…

Девушка опустила голову, черные волосы упали до пола, занавесив лицо. Краст помрачнел. А я воочию увидела двух детей — мальчика и девочку, одинаковых и разных, нелюбимых и странных. И стало жаль их обоих…

— Мне исполнилось девять, когда Ингольф проведал о моих отлучках и запретил встречаться с братом. Даже когда Краст потребовал кольцо Горлохума, мне не позволили посмотреть на битву, заперли в башне. Я слушалась отца, хоть и грустила. Тогда я еще не знала, что мне уготовано. И что меня растят лишь для одного… Я считала, что моя жизнь удалась. Как думать иначе? Подросла, влюбилась.

— В Хальдора, — догадалась я.

— Он отвечал мне взаимностью, — скривилась шагун. — Слова говорил. Обещал венец… Я и платье сшила. Умелой я была, словно с иглой родилась… Все шагун такие, пальцы сами знают, что и как надо делать. Искусные мы. А потом настала ночь льда.

Я непонимающе перевела взгляд с девушки, стоящей с застывшим лицом, на мрачного Краста.

— Ингольф столкнул меня в реку, под лед. Я не понимала, что происходит. Лишь глазами хлопала. Хальдор тоже был там, смотрел… Я к нему руки тянула, да бес толку. Кричал только, что это поможет, что так надо. Что я истинная шагун, а значит, выберусь. Так я и утонула.

— Что? — не выдержала я.

— Ингольф растил меня лишь для одного, для служения ай-ро, — задумчиво ломая в тонких пальцах сухие травинки, произнесла Солвейг. — Наша мать к тому времени ушла в горы, и никто ее больше не видел. Сгинула. А Дьярвеншилу нужна йотун-шагун. Чтобы было кому стеречь город. Зимы становились холоднее. Ветер крепчал. Ай-ро злился… А мой дар спал. Так что отец… Ингольф решил ускорить события. Мир духов я увидела.

Я пораженно молчала. Жаль, что эта скотина Ингольф мертв. С удовольствием сама бы его придушила!

— Истинная шагун не тонет и не горит, — с грустной улыбкой произнесла Солвейг. — Не боится ни холода, ни жара. Так говорят. А я вот не истинная.

— Потому что это лишь вранье, — жестко оборвал Краст. Глянул на меня исподлобья. — Шагун видит больше других, но она лишь человек. Обычный одинокий человек. Я почуял, когда умерла мать, и вернулся в Дьярвеншил. Вовремя. Успел выловить сестру из реки до того, как стало слишком поздно!

— Спрятал меня. Сказал всем, что я утонула. И бросил вызов Ингольфу, — плечи Солвейг распрямились.

— Да, — ильх потер виски. — Тогда я желал лишь отомстить за сестру. А получилось, что стал риаром. И понял, что от меня зависит целый город… А я всего лишь… тот, кто я есть, — мрачно закончил он.

В тесном домишке повисла тишина. Значит, Краст и не собирался управлять Дьярвеншилом. Но, как известно, пути судьбы неисповедимы!

— Ингольф не понимал, что со мной не так… И Хальдор не понимал. Оба винили Краста. Что он своим рождением испортил кровь шагун.

— Винили, — уронил Краст. — Когда я надел кольцо Горлохума, почернел лишь один мой глаз. И на то была причина.

Причина? Мысли лихорадочно крутились в голове.

— Вас двое… Вас всегда было двое!

— Умная, — снова дрогнули губы Солвейг. — Никто так и не понял.

— Да. У двойников особая связь… А у детей шагун — и вовсе. Дар матери проснулся у обоих, только в Красте сильнее. Я лишь тень рядом с братом, чужачка… Это Краст не позволил мне умереть.

— Постойте-ка… — Я вскочила. — Двое… Все на двоих… И ты, Солвейг, легко входишь в башню, двигаешь камни, как и брат. Значит… Вы оба можете сливаться с хёггом? Но тогда кто из вас убивает девушек на фьордах? Кто?!

— Никто! — рявкнул Краст.

Солвейг нахмурилась. Они снова обменялись взглядами, и на миг я даже ощутила что-то вроде ревности. Брат и сестра всегда будут понимать друг друга даже без слов. Это общность была с ними ещё до рождения и останется до ухода в незримый мир.

— Но ваш дракон дважды напал на меня. Я ведь видела!

— И оба раза это была я. Иногда мне удается полетать. Очень редко… — Солвейг виновато глянула на брата, тот вздохнул. Девушка обиженно надулась. — Черному хёггу я не нравлюсь, потому что дева, он злится каждый раз так, словно я его в пекло Горлохума отправляю. Я и уговаривала, и просила, все бес толку. Но порой позволяет слиться, если Краст прикажет. И все равно хёгг плюется огнем и шипит, словно дикий. Только ты все неправильно поняла, чужачка. Я нападала не на тебя.

— А на кого? На кого? — почти заорала я. И осеклась. Догадка вспыхнула в голове. «Приехала за чудесами, а что получила?» — насмешливо произнес в моей голове Хальдор. А Анни добавила: черному хёггу необходим побратим, лирин. Слишком они огненные…

— Лерт. Ты напала на него. Оба раза. И еще Лерт — побратим Хальдора, ведь так? — слабым голосом произнесла я. — Об убитых девушках рассказывал он. О безумном хёгге Дьярвеншила тоже он. И даже мешок переселенок я нашла рядом с ним… долго же он меня караулил, наверное… Но зачем?

— У Лерта нет своей земли, — пожала плечами шагун. — Его устроила бы роль а-тэма при риаре Хальдоре. К тому же ты ему понравилась. На самом деле понравилась, чужачка. Я видела вас на берегу, видела, как он смотрит. Так смотрит влюбленный мужчина. Тогда я тоже разозлилась…

Краст прошипел что-то сквозь зубы, глаза потемнели от ярости. А я привалилась спиной к стене, осмысливая новые сведения.

— Но почему вы просто не выгнали Хальдора из Дьярвеншила?

— Да я бы с удовольствием его не выгнал, а убил, — рявкнул Краст.

Значит, Солвейг запретила.

— Ты что же, его до сих пор любишь? — поразилась я.

Белые глаза яростно сверкнули.

— Не тебе меня судить, чужачка!

Да я и не судила. Не понимала просто.

— Йотун-шагун может получить дитя лишь от сильного мужчины, — хмуро произнесла она. И глаза отвела.

Я промолчала. Да, не мне судить чужие чувства. Я и со своими разобраться не могу. Глянула осторожно на Краста. И сразу наши взгляды столкнулись, схлестнулись, сцепились… Как же он смотрел. Тихо хлопнула за спиной дверь, мы остались одни. И Краст протянул ладонь ко мне, переплетая пальцы.

— Иди ко мне.

— Ты ранен…

— Я ранен, — согласился он, улыбаясь. — И у меня больше нет Дьярвеншила. Ничего нет. Кроме тебя, лирин… И я счастлив.

— Краст, я…

— Ты забыла, чужачка, — в его глазах плясали огненные искры, словно он все еще лежал в пламени. — Сегодня день зимнего солнцестояния. И ты должна дать мне ответ. Ты наденешь пояс моей жены, Ни-ка? — он сжал мои ладони. — И я обещаю положить к твоим ногам все, что ты захочешь. Все, что захочешь, клянусь.

Сглотнула сухим ртом. Перед глазами все плыло от слез. Вот и закончился месяц в Дьярвеншиле… Отпущенный мне срок. Думала ли я, что закончится так? Что я буду умирать от любви, радости и одновременно горя, глядя в лицо Краста?

Надо сказать ему правду. Прямо сейчас сказать. Но как же не хочется разрушать хрупкое счастье. Пусть он окрепнет…

Смалодушничала в общем.

— Обещай хотя бы, что подумаешь, лирин. — Боль мелькнула в разноцветных глазах, но ильх улыбнулся.

— Я обещаю… — прошептала, задыхаясь. — Я тебе… обещаю.

Что? Неважно. Он и так понял.

Ильх потянулся ко мне, обхватил ладонями лицо, поцеловал. Нежно… чувственно… так сладко. И я не удержалась — ответила. Оказалось, для того, кто чуть не умер, Краст был весьма живым!

* * *

Лирин уснула. Краст устроил ее на лежанке, укрыл покрывалом и поднялся. Надо бы разыскать какую-нибудь одежду, а пока накинул йотунову шкуру — сойдет.

Солвейг стояла за домом, смотрела вдаль. Тонкая спина окаменела, волосы по ветру плещутся…