Драконье серебро (СИ) - Суржевская Марина "Эфф Ир". Страница 72

— Под ногами твоей лирин растет обман-трава, — не поворачиваясь, сказала она. — Даже сквозь снег пробивается. С каждым днем все выше. И она же ей ноги оплетает, идти к тебе не дает. Ты зря предложил ей пояс жены, не зная правду.

— Я знаю правду.

— Чувства… Лишь их ты знаешь. На меня посмотри, брат. Если бы не мои глупые чувства, ты давно расправился бы с Хальдором. Чужачка права. Глупо.

— Ника. Лирин, — тихо, но жестко поправил он.

— Вот как… значит, решил. Плохо. Беда будет. Тебе будет больно.

Ильх сжал зубы и вдруг сделал то, чего не делал никогда. Рывком притянул Солвейг к себе. Она дернулась, хотела вырваться. Да так и застыла. Погладил растрепанные темные волосы. Он помнил, какой она была, когда жила в башне. Красавица, каких свет не видел. Он на нее смотрел издали, Рэм и вовсе замолкал на несколько дней, увидев сестру друга. Не зубоскалил, не шутил. Даже за кольцом Горлохума пошел, лишь бы обратить на себя внимание Солвейг. И все ее любили: и главы родов, и простые люди… Добрая она была. Жалела многих. А вот ее не пожалели, когда время пришло.

— Прошло… — шепнул то ли ветер, то ли шагун. — Все прошло…

— Не все, — снова поцеловал мужчина растрепанную макушку. — У тебя есть я, Солвейг. Всегда был.

— Всегда был, — она взглянула в лицо ильха и наконец улыбнулась. — Я знаю. Если бы не ты…

Краст прижал ладонь к ее рту и качнул головой.

— Посмотрю, как там Рэм и остальные.

Улыбка пропала с женского лица, йотун-шагун снова нахмурилась. Но спрашивать Краст не стал, со снежным хёггом у девушки всегда были сложности. Друг ее обожал до беспамятства, она же любила Хальдора. Правда, что-то подсказывало ильху, что и здесь произошли изменения.

Глава 29

Ирну пришлось тоже приютить в домике шагун. Кайла казалась вполне довольной, обосновавшись вместе с мужчинами под скалой, а вот наша пухленькая подруга так вздыхала и ныла, что пришлось потесниться и освободить ей место.

Впрочем, Солвейг появлялась в лачуге лишь ночью, а Краст ушел под навес, как только встал на ноги.

Что с нами будет дальше, я не знала. Дорога в Дьярвеншил теперь закрыта, Торкел доложил, что на подступах стоят дозорные Хальдора. Новый риар явно не желал проявить гостеприимство и оказать нам помощь.

И самое странное, что, стоя на пороге дома и всматриваясь в скалы, я начала понимать, что не хочу уходить. И если такие чувства испытываю я, пришлая чужачка, то каково Красту и остальным? Да ещё и Солвейг… Бывший риар Дьярвеншила не мог бросить сестру. А она не могла оставить злую гору.

И что с этим делать пока никто из нас не понимал.

А потом стали появляться дары.

Когда Краст внес в дом корзину, наполненную ароматной сдобой, мы с Ирной сначала потеряли дар речи — слюной захлебнулись, а потом вскочили ошпаренными кошками.

— Где ты это взял? — перебивая друг друга, заорали мы. Ильх рассмеялся, глядя на наши горящие предвкушением лица.

— Боги милостивые, я сейчас скончаюсь от удовольствия, — пробормотала сладкоежка Ирна, запихивая в рот сразу половину ватрушки. — Счастье-то какое!

Я тоже откусила приличный кусок и кивнула.

— Ты кого-то ограбил? Если да, то… там есть еще?

— Никого я не грабил. Корзину оставили возле скалы, на дороге к дому шагун.

— Но зачем? — изумилась я, а Краст лишь улыбнулся.

На следующий день в том же месте появилось ещё несколько корзин, заполненных едой. Сыры, пышная сдоба, вяленое мясо и колбасы, запеченные клубни, пироги… а рядом — свернутые одеяла, вязаные рукавицы, шапка и даже теплая накидка. Мы столпились возле странных подношений всей компанией, ильхи хмыкали, а мы, переселенки, недоуменно переглядывались.

Утром корзин стало больше. Помимо еды нам приносили теплые вещи, шкуры, подушки и даже камни Горлохума!

— Что происходит? — не выдержала я, когда воины в очередной раз усмехнулись. Помимо очевидно нужных вещей в корзинах были подарки. Которые повергали меня в изумление. Куклы. Вместе с каждым подношением лежали тряпичные куколки с улыбающимся нарисованными или вышитыми личиками.

— Да что это такое?!

— Не поняла? — Я наградила смеющегося Краста злым взглядом, а Кайла, повертев в руках игрушку, вдруг тоже хмыкнула.

— Я, конечно, могу ошибаться, но, похоже, кое-кому тут желают много детишек.

— Кому?

— Тебе! — хором выкрикнули издевающиеся надо мной друзья. — Тебе, Ника, ты что, не догадалась? Жители Дьярвеншила несут подарки тебе. И желают здоровья, сытой жизни и множество потомков, в этом Кайла права!

— Но почему? — опешила я.

— Ты спасла их, — посерьезнел Краст. — Солвейг рассказала. Скольких жителей ты отобрала у йотунов?

— Может… десяток? — прошептала я, пытаясь осознать. Теплое чувство зарождалось внутри, и почему-то хотелось плакать.

— Раз в пять больше, — хмыкнул Рэм. — Спасла женщин, детей, мужчин. Многие не успели спрятаться в тот день, а ты вот не растерялась и не испугалась. Жители это помнят, лирин. И благодарят, как могут. Каждый день идут дальней тропой, чтобы принести корзины. И многие готовы поселить нас в своих домах, несмотря на запрет Хальдора.

— Я не буду прятаться, словно крыса, — помрачнел Краст, швыряя недоеденный пирог.

— Чтобы бросить вызов Хальдору, надо к нему подойти, ты знаешь закон, — встрял Рэм. — Да только этот гад, хоть и сволочь, но не дурак. На подступах к городу стоят его люди, законность поединка подтверждена. Хальдор — риар, и главы родов на его стороне. Ты сам знаешь, что Манавр давно правдами и неправдами умасливает этих ильхов. Значит, Хальдора они поддерживают и каждый выделил своих воинов для защиты нового риара. Нам не подойти к этому гаду. У нас лишь восемь воинов, трое ранены.

Мы настороженно переглянулись. Наша побитая компания расположилась под скальным навесом. Натаскав еловых веток и закрыв проем одеялами и шкурами, ильхи соорудили временное пристанище. Внутри горел огонь, да и камни Горлохума давали тепло. И все же, назвать это жильем язык не поворачивался. И Рэм прав, нас мало…

— Девять воинов, — воинственно поправила Кайла, и мужчины снисходительно улыбнулись. Девушка уперла руки в бока: — Я завалила йотуна!

— Угомонись, дерзкая дева, — пробурчал Торкел, но взглянул заинтересованно.

Краст молчал, лишь смотрел, не мигая, в огонь. У самого входа, на сквозняке, застыла Солвейг, но на нее ильхи старались не глядеть. Страх перед йотун-шагун они впитали с молоком матери, и избавиться от него было непросто.

— Я пойду в Дьярвеншил, — медленно произнес Краст. — Без вас.

— Ты сошел с ума? — вскочил Рэм. Остальные беспокойно переглянулись. — Хальдор убьет тебя, даже не дав вызвать на поединок. По закону ты теперь чужак, а чужаков можно убивать не спрашивая!

— Я пойду, — Краст поднялся. Я нервно сжала ладони. Хотелось закричать, хотелось даже запретить, но я сидела молча. Краст сам решит, это его обязанность и право. И я могу лишь верить в него. Это — право женщины…

— Ты не дойдешь до башни, Краст, — мрачно предрек Рэм.

Солвейг вскинула голову. Брат с сестрой переглянулись.

— Я слышу ветер. Вечный ай-ро злится, — чуть слышно прошептала шагун. Порыв воздуха пролетел под скалой, дунул в огонь, норовя погасить пламя. Ильхи суеверно поежились. Но Краст смотрел спокойно.

— Да, Солвейг. Я тоже слышу. И я пойду в Дьярвеншил.

— Один? — вскричал всегда сдержанный Рэм. — Да это же верная смерть!

— Не один, — глаза Краста стали застывшими. — Не один… Фьорды понимают лишь силу, так ведь, мой названный брат? Фьорды склоняются перед тем, кто побеждает. В ком нет страха даже перед самым страшным противником. Таков должен быть риар, перед таким город опустит головы.

— Что ты задумал? — побледнели ильхи.

— Завтра все решится. Дьярвеншил мой. — Краст вдруг посмотрел мне в глаза. — К тому же… мне нужен дом, чтобы привести жену.

Я сглотнула сухим горлом. И на какое-то время все исчезло. Больше не было продуваемого ветром навеса, усталых ильхов, огня с закопченным котелком… ничего и никого не было. Только мужчина, глядящий на меня сквозь пламя. Его странные разноцветные глаза, которые когда-то меня пугали… а сейчас? Сейчас я не могла оторвать от них взгляда. И было страшно… боги, как же страшно. Как же хочется продлить мгновение с ним, короткие вдохи, длинные выдохи, взгляды, прикосновения… или даже без них, просто чтобы был. Чтобы вот так стоял напротив, смотрел, и все было в этом взгляде — до самого донышка, до самого нутра… Смотрел так, что вселенная исчезает, растворяется в разноцветных радужках… Пусть лишь будет, остальное не важно…