Императорский воспитанник (СИ) - "Девлин Джэйд". Страница 30

В своем кабинете Каро вдруг уронила на стол документ, который изучала секунду назад. Вихрь чужих эмоций подхватил ее и унес из кабинета в дворцовый парк. Еще не разобравшись толком в происходящем, даже не до конца уловив картинку, Каро взорвалась горячим негодованием и яростью — да как они посмели!

Стая мерзких мокриц, которых она не раздавила только потому, что руки не дошли!

— А ты!!! Что же ты застыл?!

Она слишком хорошо помнила, что такое стоять в одиночку против компании старшекурсниц, решивших продемонстрировать свое превосходство. Отбиваться тогда пришлось всерьез. И ее титул не имел значения. Наоборот, на компанию из недавно присоединенных княжеств он действовал как красная тряпка на быка. Каро отбивалась сама, потом вместе с Магди. Отбивалась!!! Разок даже кулаками, но в основном недруги действовали теми же методами, что и компания Герха — тихая травля и многочисленные гадости исподтишка.

Справиться с ними — это был вопрос чести. Вмешивать преподавателей… значит, навсегда прослыть размазней среди тех, кем придется править. Доказывать свое право на титул принцессы пришлось не только в учебе. И даже если победить не удавалось, и противник оказывался сильнее — не сдаваться — это было главное.

Ее мысль уже на бегу стегнула застывшую в ужасе и апатии чужую душу. — Не смей сдаваться этой мрази!!! Не смей, слышишь!

Того, что произошло дальше, не ожидал никто и, меньше всего, сам Даниэль. Он со всей силой своего отчаяния рванулся из чужих рук.

— Сволочь!!! — огурец полетел в Герхарда и угодил тому в голову. — Скотина!!! Сволочь!!! — оба оставшиеся помидора один за другим тоже достигли цели. А сам Даниэль, забыв, что Герхард способен свалить его одним ударом, бешено налетел на обидчика и ухватил его за горло. Это было все, что он успел сделать — подоспевшая свора оттащила и повалила его на землю.

— Руки, руки ему свяжите! — слышались крики, куча-мала возилась на земле и сопела, а обозленный Герх прыгал вокруг и норовил пнуть придавленного к земле Даниэля. Сделать это так и не удалось — свои же мешали.

Через несколько минут Дана, перемазанного землей, совсем растрепанного и помятого, вздернули на ноги за стянутые какой-то веревкой запястья.

— Сволочь! — повторил Даниэль, отплевываясь от земли, попавшей в рот. — Лицемер! — он хотел добавить еще что-то уничижительное про тех, кто нападает стаей на одного, но осекся.

Разъяренный Герх не отказал себе в удовольствии с размаху хлестнуть его по лицу. Потом смерил противника торжествующим взглядом:

— А теперь посмотрим, что там ее высочество нарисовала, на его заднице! — Герх, не скрывая своей какой-то даже нездоровой радости, потянулся к поясу Дана. Даниэль снова задергался — на этот раз без малейшего шанса на успех. — Тебе это с рук не сойдет!!! — сорвавшимся голосом прокричал он Герхарду.

— Невесте пожалуешься? — полные яда слова прожигали насквозь. — А не боишься, что она тебе еще добавит?

Герхард торжествовал. Вглядывался в лицо низвергнутого герцога и ловил каждую эмоцию, каждый полный отчаянья взгляд. И вдруг что-то изменилось. Даниэль теперь смотрел врагу за спину, непонятно смотрел. Тот перехватил его взгляд и резко обернулся. Происходило что-то невообразимое.

Сказать, что Лан просто появился на аллее, было бы неверно. Он перескочил через нестриженную колючую ограду и сразу оказался в тылу своры. Действовал молча, но быстро. Кто-то получил крепкую затрещину, кто-то нещадный пинок. От одного ответного удара Лан увернулся. От второго и уклоняться не пришлось. Противник понял, кто появился на сцене, и решил руки не распускать.

Это ж секретарь Ее Высочества! Остальные, видимо, тоже это поняли.

Винц, державший Лана за ноги во время истории, которую он хотел вспоминать не больше кая секетаря, вообще чуть ли не прыжком скрылся за спинами компашки: я тут совсем не причем!

Одним словом, не прошло и секунды, как окружение встало полукругом, и Лан оказался напротив Герхарда.

— Так на что кай Даниэль должен пожаловаться своей невесте? — спросил Лан, глядя на Герхарда.

У Даниэля часто забилось сердце, когда он услышал свое имя. Совсем как прежде. Лан… Даниэлю на какое-то время показалось, что его друг снова с ним…

Он не скрывал торжества — сейчас он этим подонкам… сейчас!

На Герха смотрели столько глаз, что он не мог отступить.

— Предполагаю, в этом уже не будет необходимости. Ее Высочеству пожалуется кай Фаворит. Или будет не так?

— Не так, — спокойно ответил Лан. Потом схватил за локоть ближайшего мальчишку.

— Томас, как называют того, кто обвинит в доносах человека, ни разу в жизни не пожаловавшегося? — Даниэль вздрогнул и отвел взгляд.

— Лже… лжец… — растерянно ответил Томас, со страхом глядя в глаза Лана.

— Еще! — Лан отпустил его и резко повернувшись, ухватил за ворот рубашки Никки.

— Ну, я жду! Язык за зубы зацепился?

Никки молчал. Его взгляд буквально приклеился к секретарской медали на груди Лана — единственному предмету, обозначавшему статус собеседника. Совсем некстати вспомнилось, как он недавно держал его за руки, на скамье Правосудия. Еще вспомнились слова отца, про придворную карьеру. И… как не пытался Герхард уцепить взглядом его глаза — не смог.

— Клеветник… подлец…

Лан отпустил его рубашку и повернулся к Герхарду.

— Успокойтесь, кай Клеветник, кай Лжец, кай Подлец — жаловаться я не собираюсь.

Ответить Герху было нечего. И он сделал единственное, что мог — коротко замахнулся и ударил.

Точнее, попытался. Лан присел, и кулак пролетел над ним, так и не коснувшись.

— Я… Я бы тебя… Если бы ты не был секретарем Ее Высочества, — прохрипел Герх.

— Ну, это поправимо, — усмехнулся Лан. Он снял медаль, сунул в карман шаровар, окончательно превратившись из юного секретаря в такого же мальчишку, только на голову ниже, и рванулся в атаку. Растерянный Герх, привыкший бить первым, отчаянно молотил кулаками перед собой, раз-другой даже попал, но это ничего не изменило. Скоро он был не в силах дышать, получив три прямых удара в живот. Но упасть не смог. Лан придержал его левой рукой, ожесточенно приговаривая: «лежачих не бьют… даже подлецов не бьют». Правая у него, конечно же, без дела не была…

Потом Лан развернул Герхарда и повалил его спиной в кусты. Еще дважды добавил, вбивая в колючую стену. А потом размахнулся, будто для завершающего удара, да так, что Герх пришел в себя и в страхе вдавил сам себя в колючки, как вдавливают изюмину в тесто. И застрял, не способный упасть до конца, и не в силах встать.

Лан повернулся к компании — руки Дана уже были развязаны, кто-то мудро и дальновидно подсуетился.

— Кто еще полезет — пожалеет, — сказал он медленно, сдерживая дыхание. — Пришибу.

Герхард вяло барахтался в колючках, как муха в паутине. Никто ему не помог.

У всех внезапно обнаружились срочные дела совсем в другом месте, подальше отсюда. Даниэль с горькой усмешкой отметил про себя как мгновенно рассосалась толпа. Легко же они меняют кумиров…

На поляне остались трое: Герхард, не желающий напоминать о себе, и двое бывших друзей, королевский секретарь и королевский воспитанник. Лан и Дан..

— Спасибо… — выдавил Даниэль наконец, глядя мимо Лана. Тот уже нацепил медаль. Правда, свежий синяк на левой щеке не очень вязался с обликом секретаря Ее Высочества.

— Скажи спасибо Сержу, помощнику садовника.

Оба замолчали. Даниэль за последнее время так привык разговаривать с бывшим другом в насмешливо-высокомерной манере, что другие слова просто не находились.

— Ладно, прогулка окончена… — казалось, Лан хотел что-то добавить. У него даже губы шевельнулись. Но он ничего не сказал, отвернулся и зашагал по аллее, чуть-чуть похрамывая. Наверное, ногу растянул.

Даниэль поймал мимолетный взгляд Лана и споткнулся об него. Не походил Ланире на человека, одержавшего победу. Никак не походил. На миг у Дана мелькнула надежда, — сейчас Лан скажет что-нибудь, останется и… быть может … но нет — Лан уходил молча. Даниэль подался вперед, будто хотел удержать его. Остановился. И, положив руку на дерево, не мигая, смотрел вслед уходящему. Лан ни разу не оглянулся, и чем больше он удалялся, тем острее Даниэль чувствовал, какая непреодолимая преграда стоит между ними. Боль, которую он не ощущал до этого момента, навалилась разом: заныли выкрученные, стянутые веревкой руки, горела щека, и очень сильно защемило в груди.