Платиновый обруч (Фантастические произведения) - Гуданец Николай Леонардович. Страница 56

Он отошел лишь на несколько шагов, как услышал щелчок. Он обернулся: Первый раскрыл люк астролета и нырнул в него. В следующее мгновение воздух над тем местом несколько сгустился, вздрогнул, поднялось легкое облачко пыли и — все исчезло.

Долгим взглядом смотрел Наставник в небо, а когда опустил глаза, на поляне ни девушки, ни Второго уже не было.

«Поспешил прочь от этих мест и я, — пишет Посвященный, — ибо оставаться здесь долее не было нужды. Прячась за кустами, волоча за собой уже не нужный теперь транскоммуникатор, я выбрался туда, где стояла Замаскированной моя ракетка. И уже набрав, высоту и стремившись в нужном направлении, я все время как бы ощущал на себе чей-то далекий всевидящий взгляд; в сознании возникали невнятные образы, смысл которых был добрым. И я понял, что это — Наставник-нобл прощается со мной».

К сказанному добавить нечего, кроме разве того, что, по слухам, наш Посвященный вступил с воблами в прямой контакт (через этого Наставника, надо полагать), и в скором времени мы узнаем о результатах данного контакта.

1967–1981

ТАРНАЯ ФЛЕЙТА

Валентин Сычеников

НОЧНАЯ ГОСТЬЯ ВАСИЛИЯ Н

Пятнадцатого августа слесарь-фрезеровщик механических мастерских колхоза «Заря» Василий проснулся неожиданно среди ночи не то от резкой боли в ухе, не то от сквозняка. Он бросил взгляд по сторонам и тут же сел на кровати, очумело соображая: что бы могла означать дырка в стене на месте окна.

— Кажется, вчера было… — Он закрыл-открыл глаза — дырка оставалась; потряс головой — точно: рамы нет и стена вокруг обломана, как от взрыва. Василий упал на простыню и, шаря рукой под кроватью, старательно засоображал: «Чё ж я вчера это… делал? Ленка рано ушла. Саньке по морде в дверях съездил и, вроде, один остался…» Не прерывая напряженной работы мысли, он нащупал наконец почти полную бутылку «Агдама», с трудом поборов тошноту, совершил спасительный глоток и снова вгляделся: рама была на месте. Полагая, что голова его уже почта ясная, он не спеша вышел на улицу.

Приятный августовский пар от теплой земли обул его босые ноги, целебный деревенский пейзаж привычно принялся за очищение его души.

Василий блаженно потянулся, зевнул и… остался с раскрытым ртом: над его головой висели сразу две луны. Снова мужественно подавив в себе удивление, он подумал: «Хорошо, хоть не троится». И твердо решил: с завтрашнего дня — ни капли.

Одна из лун качнулась, засверкала, приблизилась, увеличилась.

— Тарелка!.. — не то с изумлением, не то с ужасом догадался Василий.

Он хотел бежать… Не тут-то было. Ноги словно вросли в землю. Ему вдруг жестоко захотелось исчезнуть, раствориться, пропасть, но… «Эх, была ни была!» — тоскливо подумал он и с решимостью отчаяния принял еще несколько изрядных глотков «Агдама» — для смелости.

Тарелка тем временем спокойно приземлилась в десятке шагов, откинулся люк, и рядом с Василием оказалась необычайной красоты женщина.

«Не хуже Ленки», — мелькнула у него мысль, но вслух он, отважно выпятив грудь, выдохнул:

— Ты кто?! Аэлита?!

Красавица сделала небрежный жест рукой и вдруг на чистейшем русском языке ответила:

— Не-а. Пепельница.

— Пепельница? Гы-гы-гы, — закатился Василий, — А лучше имечка не придумала?

— А чего ты ржешь? Во-первых, имя мне мамаша дала, а во-вторых, у нас это очень даже красивое имя. Просто у вас оно так неподходяще звучит.

— У вас, у нас, — передразнил Василий, совсем осмелев. — Ты чё — с неба свалилась?

— Ну как тебе сказать?.. — Она грациозно опустилась на торчащий рядом пенек. — С одной стороны, сейчас, конечно, оттуда, а вообще-то из уха твоего.

— Чё-чё? — протянул Васька и тоже сел — на землю.

— А ничё, — передразнила теперь она. — Из уха, говорю, из правого.

Он хотел захохотать — здорово его разыгрывают! — машинально потянулся к уху, взгляд его упал на тарелку, он вспомнил отчего проснулся, и смог только выдавить из себя:

— И-и… давно ты там, — он замялся.

— Да всю жизнь.

Василий окончательно протрезвел, внутренне собрался и попытался припомнить, чему его учили в школе.

— Как же так? — пробормотал он растерянно, потому что ничего подобного происходящему припомнить не мог.

— Видишь ли, наша галактика находится в клетке твоего правого уха, миллиметрах в полутора под кожей.

— Галактика?

— Ну да. Ведь ты весь, да и все вообще состоит из галактик. А ваша галактика тоже в чем-то находится.

— И это галактика? — Васька шлепнул по земле.

— Ну да.

— И это, и это, и это? — тыкал он пальцем в различные предметы и, видя утвердительные кивки, одуревал.

Он закурил, жадно затянулся и с ужасом отстранился от сигареты.

— А в табаке?

— Хм, да в каждой табачинке миллион галактик.

Васька с трудом унял дрожь в пальцах, сжимавших окурок, и хрипло произнес?

— А когда я курю?

— Гибнут они все, — невозмутимо сказала она. — Да ты не расстраивайся, что же делать — так мир устроен, это неизбежно.

— Н-ну ты даешь! — протянул он и вдруг, озаренный смелой мыслью, сунул ей сигарету.

— Куришь?!

— Курить не курю, — она бросила взгляд на — бутылку, — а вот рюмочку бы…

Она ловко подхватила бутылку и дважды основательно глотнула из горлышка.

Васька вскочил:

— Слушай, а в этом… — он ткнул пальцем в бутылку, — тоже ваши?

— Глупый, наши только в ухе твоем, а галактики вообще-то везде, конечно.

С такой теорией Василий знаком не был, однако он обладал сметливым умом и богатым воображением. И вздрогнул, почувствовав, как в его желудке заклубилось пол-литра галактик.

Пепельница между тем, приложившись к горлышку еще раз, чмокнула довольно, вытерла губы рукавом и произнесла:

— А ничего винчик…

Столь необычное поведение ночной гостьи прервало рассуждений Василия об оригинальности и сложности мироздания и направило его в другую сторону.

— Ф-фу! — изумленно выдохнул он. — А ты того… своя.. — Тут он замешкался, но быстро нашелся; — Своя в доску.

— Ага, — она ловко щелкнула пальцами, — эмансипация полная. У нас все наоборот: бабы пьют, курят, «козла» забивают, преферанс, рыбалка, экспедиции вот, — в другие миры…

— А мужики?

— Мужики? — пренебрежительно переспросила собеседница. — А что мужики?.. Варят, стирают, дома по хозяйству, детей нянчат…

— И детей нянчат?!. — поразился Василий. — Во даете!

— Я же говорю: все-все наоборот.

— А. — Василий даже замлел от поразившей его мысли, — а рожает-то кто?