Сердце Оххарона - Суржевская Марина "Эфф Ир". Страница 14

Шариссар вышел из арки и кивнул стражам. Те опустили оружие, прижали к груди ладони. Острог накрыла ночь, Звезда Мрака была полностью раскрыта, освещая фиолетовым светом покрытый инеем пейзаж. Паладин глубоко вдохнул морозный воздух, наблюдая, как дыхание вырывается облачком пара. За его спиной проводник убирал в ритуальный мешок пространственные камни, запечатывая силу заклинаниями.

Паладин пошел через двор, вспоминая подробности сегодняшнего Совета. Он был доволен и спокоен. И лишь одно заставляло Шариссара хмуриться — запрет королевы на посещение Вместилища Тысячи Душ.

Ее формулировка и обоснование не обманули паладина, он знал, что это был отказ. Она не хотела, чтобы Шариссар задал свой вопрос. Интересно, почему?

Впрочем, паладин догадывался. Он скривил губы в улыбке. А Вместилище он посетит. Даже без разрешения темнейшей. Его кровная нить вновь связывала его с Сердцем Оххарона, и паладин ощущал, как тело наполняется черной силой. Густой и притягательной, дарующей магию и жизнь. Он скинул тяжелый камзол, отороченный меховыми хвостами, оставшись в одной светлой рубашке. Взмахом руки отпустил стражей. И когда остался один, открыл потайную дверь в своих покоях и прошел через короткий проход, входя в небольшое помещение.

Девочка спала, подтянув коленки к груди. Совсем как ее старшая сестра.

— Мой господин. — Лекарь вскочил, протирая сонные глаза, и склонился. Шариссар остановился в нескольких шагах от кровати, не приближаясь. Незабудка во сне что-то сказала и перевернулась. Ему было не так-то просто обмануть Лероя. Все же на обычную иллюзию магистр не купился бы. Но это и не была обычная иллюзия. С замковой стены действительно упало тело, одетое в наряд Незабудки. Слегка подправленное черной магией. И давно мертвое. Это был один из поднятых Бездушных, карлик. Бесчувственная груда мышц, костей и черной крови, сгодившаяся для создания обманки.

— Ей лучше? — Шариссар окинул взглядом девочку, отмечая, что бледность ушла с ее личика.

— Да, мой господин. Девочка поправится. Ее тело на удивление быстро исцеляется. Да и болезнь была не страшной, она всего лишь замерзла, просидев ночь в яме. Оттого и кашляет. Я натер ей спинку согревающей мазью и дал теплое питье…

— Хорошо. — Паладин оборвал его. — Присматривайте. Отвечаете жизнью, Эрхо.

— Да, мой господин.

Шариссар отвернулся и ушел к себе. Разделся, аккуратно сложив одежду. Прошел в купальню и опустил ладони в хрустальный пузырь. Вода в нем была холодной, но паладина это не остановило. Он зашел в воду, быстро помылся и вернулся в спальню. Уставился на кровать. Но постель была пуста, и Шариссар разозлился на себя за то, что испытал разочарование.

Леи не было.

Он лег на меховое покрывало, не чувствуя холода. В комнате было сыро — его не ждали, и камин остался незажженным. Но укрываться Шариссар не стал, намеренно заставляя свое влажное тело остыть.

Закрыл глаза, ощущая на животе металл зазубренных лезвий. Он привык спать с оружием и не собирался менять своих привычек. Они не раз спасали ему жизнь. Сна не было, хотя паладин устал. Или он не позволял себе уснуть, слишком настойчиво прислушиваясь к тишине комнаты?

Вновь разозлившись, Шариссар приказал своему сознанию спать.

Реальность сместилась почти на рассвете. Теплое дыхание коснулось лица паладина, и он мгновенно открыл глаза, сдержав замах руки с оружием. Медленно повернул голову. Лея спала на боку. Темный завиток волос упал на плечо Шариссара. Он не стал трогать его, хотя коже стало щекотно. Этой ночью девушка не плакала. И спала в ночной сорочке. Тонкая ткань облегала ее изгибы, те, что он так хорошо помнил. Его ладони сжались на рукоятках клинков до белизны в костяшках. Губы тут же пересохли, а телу стало жарко. И его мужской орган моментально отреагировал, налился кровью и увеличился. Шариссар облизал губы, жадно втягивая запах Леи. Его тело хотело перевернуться, прижать девушку к кровати, накрыть собой. Сжать одной рукой ее ладони, пока она не успела проснуться. Другой задрать ее сорочку. Или лучше разодрать ее совсем, чтобы не мешала видеть ее тело. А потом… Потом опустить голову и накрыть горячим ртом ее грудь. Да именно так. Сначала втянуть в рот ее сосок. Дождаться изумленно испуганного вскрика, когда Лея проснется и распахнет глаза. И тогда уже впиться в ее губы, выпивая этот крик вместе с дыханием.

А после этого подмять ее под себя и войти в ее тесное лоно, умирая от наслаждения… Он знал, что это будет так. Почти до потери разума, до невероятного чистого экстаза, до рычания и полной темноты в глазах!

Он хотел этого. Как же он этого хотел!

Тело напряглось, готовясь перевернуться…

Лея исчезла.

Первый клинок вспорол обивку кресла и воткнулся в щель над камином. Второй с размаху разодрал мех покрывала. А сам Шариссар зарычал так, что стражи, караулившие снаружи, ворвались в покои.

— Пошли вон! — рявкнул паладин.

Переглянувшись, стражи поклонились и ушли. Шариссар вскочил, выдернул из стены свой клинок и заметался по комнате, шипя сквозь зубы и проклиная это смещение граней. И свою метку, которая притягивает Лею.

Он остановился, заставив себя замереть посреди комнаты. А потом решительно прошел в купальню, залез в почти ледяную воду. Вышел, встряхнувшись, как зверь, и стал одеваться, натягивая вещи на мокрое тело.

Лиария

Темнейшая королева кружилась по комнате, не в силах остановиться. В этом огромном зале уже не осталось ни одного целого предмета, какое там! Даже стены были испещрены рытвинами ударов, а пол усыпала хрустальная крошка, резавшая ступни Арамира острыми гранями. Над королевским дворцом бушевала буря, алые молнии разрезали бесконечную темноту неба с периодичностью меньшей, чем пульсация огненного сердца на самой высокой башне Оххарона. Ледяной ливень колол случайных путников острыми иглами, пробивая кожаные плащи и впиваясь в кожу несчастных.

Лиария злилась.

Она взмахнула рукой, приказывая острым осколкам слиться в огромное зеркало, и скинула золотое платье. Замерла, закусывая губу почти до крови.

— Разве я не прекрасна? — спросила она, рассматривая себя в серебряной поверхности. — Разве я не самая красивая женщина во всем Оххароне? Скажи мне, мой слуга, разве я не желанна?

— Вы само совершенство, моя королева, — безжизненно ответил Арамир.

— Так почему он не желает меня?! — с яростью выкрикнула Лиария, и зеркало треснуло, осыпалось неровными гранями. — Почему так равнодушен? Объясни мне, слуга!

— Я не знаю, моя королева.

Она откинула голову, наблюдая кружащиеся под высоким потолком белые вихри снега и хрустальных осколков, не в силах сдержать собственный гнев. Перевела потемневшие, без белков, глаза на Арамира.

— Почему его зверь сделал выбор? Почему? Мне подвластен целый мир, мое тело и лицо совершенны, моя магия способна погубить или возвеличить, так почему он никогда не выбирает меня?! — Тонкие руки Лиарии обвила сеть красных прожилок, поднимаясь все выше, но темнейшая этого не замечала. — Лишь раз… — прошептала она. — Только лишь раз он был со мной… Моим… Так давно. Бесконечно давно. Когда мы были совсем другими. Я — живая. А он… — Она закрыла глаза и обхватила себя руками, гибко покачиваясь, словно змея. — Я знаю, какой он может быть, мой холодный паладин… — Ее шепот почти не был слышен. — Я знаю, сколько в нем было огня… Я знаю, каково засыпать в его объятиях, измученной его страстью, обласканной его поцелуями! Никто не может стереть их с моего тела, никто не может заменить в моей памяти. В моей власти — бесконечность, целая бездна времени и всего одно воспоминание. Разве это не жестоко? Разве справедливо? Зачем мне эта проклятая вечность?!

Последние слова она вдруг резко выкрикнула, и тысячи хрустальных осколков вновь со звоном взвились в воздух. Лиария подняла руки, и хрустальная крошка осыпала ее тело, сливаясь в мерцающий наряд, прозрачный и колючий, с острыми гранями и зеркальным блеском.