Замужем за олигархом - Лобановская Ирина Игоревна. Страница 3

— Злое нападает на нас ежедневно, отовсюду, доброе же приходит редко, в неведомый нам час, с неизвестной стороны… А потому наше сердце всегда должно быть открыто в ожидании добра… — говорила баба Таня.

Однажды Миша принес из школы «потрясающую» новость — Бога, оказывается, нет! Так заявила училка и при всех высмеяла Мишу за его религиозные взгляды и настроения, как она выразилась. Баба Таня сдвинула на кончик носа очки и насмешливо глянула на внука.

— Кого нет?

— Бога! — повторил Миша. — И ты меня неправильно учишь! Так сказала Анна Антоновна.

— Да ну! — махнула рукой бабушка. — Их самих нет! Вот и все! А Господь все управит.

— Кого «их»? — растерялся Миша.

— Да тех, кто говорит такие глупости!

— Это Анны Антоновны нет? — окончательно запутался Миша. — Как же так? Она ведь у нас ведет уроки…

— Ну и что? — вновь махнула рукой баба Таня. — Мало ли кто может вести уроки… Не люди все это, Мишенька… А ты держись людей, поближе к ним стой, люби их и почитай. Тех, кто в Него верит. Так Господь велел.

Миша опять мало что понял, по все запомнил. На всякий случай.

Когда Миша подрос и перешел в девятый класс, баба Таня стала часто задумываться вслух:

— Что нам делать-то, Мишенька? Тут тебе оставаться — где учиться будешь? У нас один техникум. А работать где? На завод пойдешь? Или в порт? Сопьешься там, как твой отец… — И бабушка скорбно поджимала губы. — Бедная моя Иринушка…

Да, в Калязине работали швейная фабрика и фабрика валяной обуви. Были еще заводы спецавтоматики, механический, овощесушильный, льнообрабатывающий.

Миша невпопад вспомнил, что недавно видел на магазине сувениров свое имя, там было написано «Мишанька». Если читать как «Мúшанька», то значит — слово с ошибкой. А написали на магазине, ну и дают! А если это имеется в виду «Мишáнька» — тоже непонятно: почему назвали магазин деревенской формой его имени?

Баба Таня пристально рассматривала внука.

— В Москву тебе надо ехать, в Москву…

— В Москву? — удивился Миша. — К кому?

Баба Таня не ответила и грустно задумалась, а потом села что-то писать. Изорвала несколько тетрадных листков — у Миши попросила тетрадь в клеточку, — пока, наконец, не осталась довольна написанным.

Миша бабушку ни о чем не спрашивал. Он привык не соваться в ее дела и вообще был малоразговорчивым. Но о Москве задумался сразу.

— Большой муравейник, — осуждающе называла столицу баба Таня.

Почему же она вдруг переменила свое мнение?

Младшеклассников как-то возили на весенних каникулах в столицу. Жили в школе, отдавшей приезжим спортзал, который специально заставили раскладушками. В свободное время калязинцы висли на шведской стенке. Ходили на Красную площадь и в Музей Ленина. Экспонаты не смотрели, было почему-то совсем неинтересно, но Миша мельком увидел какой-то игрушечный грузовичок, выставленный как экспонат. И решил, что в него, наверное, играл маленький Володя Ульянов. И думал так, пока не задал вопрос экскурсоводу. Та неожиданно обиделась:

— Какие дети необразованные! Провинция! — и объяснила всем простую вещь: у Вовы Ульянова не могло быть игрушки — грузовика — он родился в 1870 году, когда машин не было.

Миша постеснялся задавать новый вопрос и сам сообразил, что это, вероятно, макет какого-нибудь грузовика, с которого Ленин толкал речь.

Потом пошли экскурсией в Мавзолей Ленина.

— Плакать там будем! — сказал Миша, поймал недоуменные взгляды одноклассников и, поняв их немой вопрос, ответил: — Заставят плакать!

Сказывалось бабушкино воспитание и влияние.

— А помнишь, в детских книгах все описывалось, как Ленин ехал в поезде, вышел из купе и видит: в тамбуре стоят несколько человек в голубых мундирах и его караулят? — спросил Миша одноклассника. — Он тут же из поезда в окно и выпрыгнул и перебирался пешком по льду Финского залива. Вроде бы это жандармы были. А я думаю: да, может, Ленин просто без билета ехал, а это проводники или кондукторы облаву устроили, чтобы с «зайцами» разобраться. Вот он и выпрыгнул…

В общем, с ленинской тематикой все было ясно. Ее уже в Мишину голову насадить оказалось невозможно. Но вот сама Москва… Она как раз Мише понравилась, хотя баба Таня кривилась при одном упоминании о столице. И манила Белокаменная Мишу с каждым годом все больше и больше обилием возможностей. Где, если не там, может до конца проявиться человек? Где еще он способен полностью раскрыться?

И Миша всерьез задумался.

После бабушкиного не предложения, а скорее указания, даже почти приказа в ласковой форме, Миша несколько дней прожил отстраненно, плохо понимая окружающую его действительность. Как шло, так и ехало… Озадаченные одноклассники с недоумением переглядывались, Ленка Завьялова, дворовая девчонка, совершенно обнаглев и объявив, что Мишка в отрубе, в открытую беспрепятственно флиртовала с ним, доказывая всем, что он умалишенный, поскольку вообще ее не замечает и на ее присутствие и заигрывания не реагирует. Баба Таня без конца спрашивала о здоровье и беспокойно всматривалась в лицо внука, который просто-напросто перестал слышать любые вопросы.

Мудрая и деликатная бабушка хорошо знала: надо дать Мише время обдумать сделанное ею предложение. Всегда стоит предоставить возможность самостоятельно принять решение, еще раз мысленно разобрать ситуацию, чтобы постараться в конце концов не проиграть.

Эмоции, взрывы, смятение чувств в данном случае ни к чему. Хотя порой они совсем не лишние, но гораздо чаще мешают людям жить спокойно. Дальновидная бабушка хотела, чтобы «да», сказанное внуком, было продиктовано отнюдь не сердцем, а исключительно разумом и здравым смыслом. Ожидаемое согласие было здорово подогрето тоской по нормальной жизни и отчаянием подростка, выросшего среди нищеты, воспитанного в нужде, исстрадавшегося без элементарных удобств, помощи и перспектив. Поэтому все вполне реально. Ставку можно делать спокойно. А провинция, родные городки — так называемая «малая родина» — здесь совершенно бессильны. Им ли противостоять настоящим вожделениям и страстям?

— Так что же ты надумал, Мишенька? — осторожно справилась через несколько дней бабушка.

Внук криво усмехнулся и нервно поправил большие, вечно сползавшие с его полудетского носа очки.

— Вроде бы надо ехать, — согласился он, глядя в сторону. — Не так чтобы очень, не очень чтоб так… Мне нужно еще подумать. Как только — так сразу…

На самом деле Миша слишком многое обдумал и пережил за прошедшие несколько дней. Он почти не спал и, лежа бесконечными ночами на продавленном диване, все ямы, дыры и пятна которого знал наизусть, напряженно вглядывался в темноту близорукими сощуренными глазами, словно пытаясь отыскать там, наконец, решение и отгадку своей будущей жизни. Твой выбор… Только твой.

С одной стороны, в предложении бабушки, единственного на всем белом свете родного Мише человека, не было ничего страшного. Чужой город… Даже интересно попробовать. В жизни, как-никак, все надо испытать самому. Так-то оно так…

Но душа вдруг начинала в отчаянном протесте яростно бунтовать, противиться при одной лишь мысли о том, на что хотела из лучших побуждений толкнуть его баба Таня. Нет, не годится! Исключено! Не надо путать Божий дар с яичницей! Как он мог всерьез задумываться о подобной возможности? Благоглупости! Да и потом, неужели Миша с его невзрачной, неприметной, даже того хуже, неприятной внешностью может в действительности выжить один, пусть даже с каким-то так неизвестным дядей, о котором нехотя упомянула бабушка, в чужом, огромном, оглушительном городе? Дурные идеи… Чертовщина… Никому там не нужен человек ущербный, закомплексованный, потерявшийся в сумасшедшей жизни.

А Миша именно такой. Маленький косолапый очкарик… Вдобавок еще и сутулый: грудь, как у петуха коленка. Так говорит, издеваясь над ним, подлая насмешница Ленка… Но разве Миша на самом деле потерялся в жизни? Ведь она у него только начинается… Ему идет шестнадцатый год. Что там у него дальше? И что он встречает каждый день дома? Многого не проси… Кому какие выпали фишки…