Семь горных воронов - Алхимова Ванда. Страница 63
— Тогда пойдем собираться, — открыто улыбнулся Младший.
— Но почему ты решил взять меня с собой? — насторожилась Лорелея. — Учитывая, кто я…
Младший серьезно посмотрел на нее.
— Ты спасла жизнь моего брата. Конечно, у нас тут жизнь не слишком ценится, да и отношения между нами не очень, но все-таки это мой брат, моя кровь. И я считаю себя в долгу перед тобой. Понимаю, чем тебе пришлось пожертвовать. Ты должна знать, что есть кто-то, кто это ценит и кому ты можешь тут доверять.
Лорелея тоже искренне улыбнулась и пожала его протянутую руку. Они спустились с галереи, зашли в тепло. Надо было пройти через парадный зал, где на стенах висели портреты предков.
— Ты похож на него, — вдруг остановилась Лорелея перед одним из портретов. — Только у тебя глаза добрые.
Младший посмотрел на портрет высокого широкоплечего мужчины в мехах.
— Это мой отец, Аодх Ворон. Миледи говорит, что из всех сыновей я похож на него меньше всего.
— А мне кажется, похож. — Лорелея подняла брови. — А еще ты похож на Гордого и на Старшего… Прости.
— Ты видела моего старшего брата? — спросил Младший.
Лорелея отвела глаза.
— Видела в день битвы. Он рубился рядом с Эннобаром. Твой брат был красивым мужчиной и хорошим воином.
— Как ни странно, хотя я почти не был с ним знаком, с ним мне было проще, чем со всеми остальными братьями, — вдруг признался Младший. — Он уехал в Тамврот, когда я был еще совсем маленьким, я его плохо помнил. Но когда мы все отправились в столицу и встретились там впервые за десять лет, именно Старший стал вдруг мне ближе других, хотя мы почти не говорили. Мне кажется, я видел в нем отца. Мы могли бы подружиться, если бы он не погиб.
Лорелея мучительно покраснела. Младший улыбнулся ей и двинулся дальше. Лорелея украдкой косилась на его шрам и заодно рассматривала доброе привлекательное лицо. Он действительно походил на Гордого лицом, цветом глаз и волос, хотя черты его и не были такими правильными и точеными, как у брата.
— Это меня орел разодрал, — прикоснулся к шраму Младший. — Я уже привык, что всем интересно, сам рассказываю.
— Я бы к нему не полезла, — вздрогнула Лорелея. — Ты мог без глаз остаться.
— Мог, — рассмеялся Младший. — Но не остался.
Зимний лес Лорелею заворожил. Мороз стоял небольшой, часто шел снег. Медленные снежинки плавно кружились в воздухе, оседая на землю и деревья. Младший увел Лорелею подальше от Твердыни, туда, где горы были намного ниже, а леса — гуще.
Они нашли охотничий пустой домик и остановились в нем. Младший учил Лорелею добывать пушных зверей, объяснял их привычки и рассказывал о горах все, что знал сам. Лорелею покоряла его спокойная уверенность на охоте, то, как легко он ориентировался в заснеженном лесу и управлялся с собаками.
С непривычки она никак не могла приладиться к охотничьему быту. Было тяжело вставать по утрам и идти на речку с топором, пробивать окошко проруби и набирать в котелок ледяной воды, чтобы приготовить кашу. И Младший легко взял все обязанности на себя.
Первое время они только охотились и почти не разговаривали. Но на четвертый день началась пурга, и пришлось на два дня засесть в избушке: стужа, яростный ветер и снеговые вихри не давали пойти в лес.
Лорелея все время лежала на нарах, глядя на огонь в очаге, и куталась в шкуры. От нечего делать они разговорились. Беседа вертелась вокруг миледи и остальных братьев, особенно много Лорелея спрашивала о Гордом, но Младший не мог ничего толком рассказать, так как сам почти не знал брата. Кроме того, Гордый ему не нравился, о чем он честно и сказал Лорелее.
— Слишком любит себя и слишком плохого мнения о женщинах, — пояснил Младший. — Он их презирает.
— Дикий тоже, — заметила Лорелея.
— Гордый презирает их по-другому, — возразил Младший. — Дикому нравятся все женщины сразу и никакая в отдельности. А Гордый просто думает, что любая женщина готова ему на шею броситься, а потому не стоит его внимания.
— А ты не такой? — поддела Лорелея.
— Ну, я не очень много общался с женщинами, — смутился Младший. — Я, наверное, тут неподходящий пример. Мне нравится только одна девушка, но я никогда не стал бы ни презирать ее, ни брать силой. Мне даже трудно сказать ей, что она мне дорога.
— А где она? — заинтересовалась Лорелея. — Живет в Твердыне или это какая-то из дочерей ваших горных лордов?
— Нет, — погрустнел Младший. — Она всего лишь дочь кузнеца, но нету красивей ее никого. И осталась в Тамвроте. Я даже не знаю, жива ли еще.
Младший опустил голову. Лорелея молчала. Ответить было нечего. Она знала, что происходит при разграблении города, и не решилась на утешения. Лорелея не любила врать понапрасну или вселять ложную надежду.
— А мне милее всех Гордый Ворон, — вместо этого сказала она вдруг. — Когда я его увидела, у меня словно сердце остановилось. Когда он смотрит на меня, то как будто боевое копье в грудь вонзается. Даже дышать тяжело. И все тоска какая-то на душе.
— А он-то что? — спросил Младший.
— Честно сказал, что женщину во мне не видит, — пожала плечами Лорелея, глядя в низкий деревянный потолок, куда в дыру утягивался дым от очага. — И, по правде сказать, он прав. Меня не учили любить мужчин, меня учили убивать. Я не женщина, а оружие. Могу убивать голыми руками или всем, что подвернется, но привлекать мужчину я не умею. Иногда я смотрю на других женщин и вижу, как они меняются рядом с мужчиной. Даже голос, взгляд и все жесты другими становятся. Такими плавными, заманчивыми. Особенно в глазах появляется такая сладость, что мужчины теряют голову. Я всего этого не умею.
— Может, стоит попробовать? — неуверенно предложил Младший. — Надеть женское платье и тоже вести себя так, как другие? Проявить нежность, женственность.
— Нет, — ответила после недолгого молчания Лорелея, отвернувшись к стене. — Я буду выглядеть глупо, если начну делать то, к чему не приспособлена. Мое дело убивать, а не соблазнять мужчин. Поздно менять свою натуру. Людей только насмешу, а ничего хорошего не выйдет.
Наутро пурга улеглась, лишь серые тучи висели над горами, иногда роняя редкие пушистые снежинки. Младший и Лорелея вышли до рассвета, и соскучившиеся взаперти собаки резво забегали между деревьев, вынюхивая и высматривая белок, куниц и других пушных зверей.
Лорелея уже научилась тихо подкрадываться на лыжах к ели или пихте, на которой сердито цокала белка, ругаясь на лайку, выделывающую под деревом кульбиты и заходящуюся в лае, и снимать зверька с ветки одной стрелой. Вж-ж-жи-их! И белка слетает с ветки в снег. И тут надо быстрее бежать, чтобы отогнать собаку.
Но поохотиться как следует им не удалось. Совсем скоро где-то далеко зазвучали звуки рогов, а потом донеслись человеческие голоса. Младший Ворон вынырнул из-за заснеженных деревьев и подошел, мягко переступая лыжами, к застывшей на месте Лорелее.
— Это охота, — уверенно сказал он. — Гонят оленя или лося. Пойдем. Надо уйти, чтобы не попасть поперек дороги.
Он взял Лорелею за локоть и потащил в сторону, свистнув собакам. Они спустились ниже с горы, там, где деревья расступались в стороны, открывая голую полянку, и остановились.
Звуки охоты приближались, лай собак разрывал морозный воздух, и вдруг Лорелея широко распахнула глаза: на поляну из леса выломился огромный лось, низко пригибавший к снегу рогатую голову. В прыжке он преодолел едва ли не половину поляны, как вдруг в воздухе просвистело тяжелое копье и вонзилось ему в бок. Лось всхрапнул и завалился в снег, пятная его яркой кровью, забился в предсмертных судорогах и хрипло застонал.
Лорелея перевела взгляд туда, откуда на огромном сером жеребце вылетел из леса Дикий Ворон. Глаза ее округлились от изумления и страха: на голове Дикого красовались высокие и развесистые оленьи рога. Лицо его раскраснелось, глаза блестели злым азартом. Тут же за ним вылетели из леса борзые и гончие, оглушительно лая и визжа, а потом показались и другие всадники.