Дело о воющей собаке - Гарднер Эрл Стенли. Страница 22
– Ну что ж, приступим.
– Я собирался выяснить, заплатили ли этой молодой женщине за то, что она выступала в роли обвиняемой. Я хотел узнать, не приходила ли она к водителю такси, чтобы потребовать у него платок, якобы оставленный ею ранее в кабине такси.
– Допустим, она ответила бы утвердительно. Что вы намеревались делать дальше?
– Я бы постарался выяснить, кто заплатил за устроенный маскарад, а потом получил бы ордер на арест этого человека.
– Этот человек – я. Я это сделал. И что теперь?
– Джентльмены, – вмешался судья, – мне кажется, что эта дискуссия увела нас в сторону.
– Наоборот, – возразил Мейсон, – я предполагал, что прокурор произнесет именно эти слова, и хочу, чтобы мы объяснились в вашем присутствии. В нашем штате нет закона, запрещающего одной женщине выступать в роли другой. И объявить себя владелицей потерянной вещи также не является преступлением, если при этом не преследуется цель присвоения чужой собственности.
– Но ведь именно ради этого и затевался весь обман, – воскликнул Клод Драмм.
Мейсон улыбнулся.
– Вы забываете, Драмм, что, получив платок, я немедленно передал его в полицию, а Мей Сибли отдала его мне сразу после встречи с водителем. Я лишь проверял его память. Поработав с водителем, вы, естественно, убедили его в том, что в тот вечер он дважды встречался с обвиняемой, и я не сомневался, что вопросами мне не удастся это опровергнуть. Поэтому мне пришлось провести наглядный урок. И все. Я не вышел за рамки прав, предоставленных мне законом.
Судья Маркхэм пристально посмотрел на Мейсона, и в его глазах мелькнула веселая искорка.
– Судя по всему, вы обратились ко мне не для того, чтобы рассматривать этическую сторону этого вопроса или для определения, имело ли место воровство при передаче платка. Если я правильно понял, вы как адвокат потребовали гарантий того, что вашим свидетелям предоставят право выступать в суде, а обвинение не станет их запугивать.
– Совершенно верно, – ответил Мейсон, не сводя глаз с Драмма.
– За подобные действия вам придется ответить перед правовой комиссией коллегии адвокатов! – взревел тот.
– Вот и прекрасно. Там мы и выясним, кто прав, кто виноват. А пока – лапы прочь от моих свидетелей.
– Джентльмены, джентльмены, – судья Маркхэм поднялся из-за стола. – Прошу держать себя в рамках приличия. Мистер Драмм, вам хорошо известно, что требование адвоката Мейсона вполне законно. Если защита вызывает кого-то в качестве свидетеля, вы не должны беспокоить этого человека.
Драмм, покраснев, с шумом втянул воздух.
– Хорошо, – буркнул он.
– Сюда, пожалуйста, – Мейсон, улыбаясь, взял Мей Сибли под руку и повел ее к выходу. Как только он открыл дверь, их ослепила яркая вспышка. Девушка вскрикнула и закрыла лицо.
– Не бойтесь, – успокоил ее Мейсон. – Газетам нужна ваша фотография.
Клод Драмм вышел из кабинета.
– Вы специально подстроили все это, – рявкнул он, – чтобы попасть на первые полосы газет.
Мейсон довольно улыбнулся.
– У вас есть возражения?
– Еще бы! – воскликнул Драмм.
– Ну что ж, – адвокат пожал плечами, – это ваше право.
Побелев от ярости, прокурор повернулся и пошел к выходу. Мейсон взглянул на Мей Сибли.
– Я не хотел, чтобы вы говорили с полицейскими, но репортерам вы можете рассказать обо всем, – он поклонился и тоже направился к выходу.
Оглянувшись, Мейсон увидел, что пять или шесть репортеров окружили девушку и, перекрикивая друг друга, засыпали ее вопросами.
Глава 18
Войдя в приемную, Мейсон взглянул на часы. Восемь сорок пять. Он включил свет и поставил на стол Деллы Стрит кожаный чемодан. Достав из кармана перчатки и надев их, Мейсон открыл чемодан и вынул из него портативную пишущую машинку, несколько чистых листов бумаги и конверт с маркой. В этот момент в приемную вошла Делла.
– Вы читали газеты? – спросила она, снимая пальто.
– Да, – улыбнувшись, ответил Мейсон.
– Скажите мне, вы специально вели дело к тому, чтобы столь эффектно закончить заседание?
– Конечно. А почему бы и нет?
– Но вы практически нарушили закон. Теперь они вызовут вас в правовую комиссию.
– Вряд ли. Я не сделал ничего предосудительного.
– Что-то я вас не понимаю.
– Видите ли, Делла, никто бы не удивился, если бы я поставил в ряд несколько женщин и попросил Сэма Марсона определить, кому из них он отдал платок. Или я мог бы, указав на одну из женщин, сказать, что, по-моему, именно она взяла платок, и спросить, согласен ли он со мной.
– И что?
– Ну а я сделал еще один шаг. При нашей первой встрече я понял, что он очень смутно запомнил ту женщину. Я и сыграл на этом, использовав мисс Сибли. Она оделась, как Бесси Форбс, надушилась теми же духами, и водитель, не колеблясь, отдал ей платок. К тому же я понимал, что прокурор сможет убедить водителя. Они показывали ему Бесси Форбс не меньше десяти раз. Причем делали это как бы невзначай и буквально загипнотизировали его. Во-первых, они сказали, что она ехала в его машине. Потом устроили очную ставку и заявили Бесси Форбс, что водитель опознал ее. Она, разумеется, промолчала и вообще не ответила ни на один вопрос. Для Сэма Марсона ее молчание означало признание в том, что она действительно ездила с ним на Милпас Драйв, а потом забрала у него платок. Мало-помалу уверенность в этом возрастала, и, наконец, он уже не сомневался в том, что в тот вечер дважды встречался с Бесси Форбс. Это обычная практика обвинения. Они так умело натаскивают свидетелей, что, выступая в суде, те убеждены в своей правоте.
– Ну а как насчет платка? – спросила Делла.
– А что платок? Мей Сибли не украла его, а принесла мне. Я же немедленно передал его властям. Иначе они искали бы его гораздо дольше.
Делла нахмурилась и покачала головой.
– Возможно, все так, как вы говорите, но, по-моему, вы их надули.
– Разумеется, надул. За это мне и платят. Я провел допрос в необычной манере и сумел добиться своего, прежде чем прокурор разобрался в происходящем. И все. Не снимайте перчатки, Делла.
– Почему? – спросила она, непроизвольно взглянув на руки.
– Потому что мы должны надуть их еще раз, и я не хочу, чтобы на бумаге остались отпечатки наших пальцев.
Прежде чем ответить, Делла подозрительно посмотрела на адвоката.
– Мы не нарушим закон?
– Думаю, что нет, – ответил Мейсон. – Во всяком случае, нас не поймают, – он подошел к двери и запер ее. – Возьмите лист бумаги и вставьте его в эту машинку.
– Не люблю я эти портативные машинки, – ответила Делла. – Лучше я воспользуюсь своей.
– Не спорьте со мной, Делла. Каждая пишущая машинка обладает индивидуальными особенностями, можно сказать, своим почерком. Опытный эксперт легко определит не только марку машинки, на которой печатали, но и саму машинку.
– А эта машинка совершенно новая?
– Да. Поэтому сначала поможем ей состариться, – подойдя к столу, Мейсон наклонился и стал слегка изгибать рычаги, держащие литеры.
– А в чем смысл всего этого? – спросила Делла через несколько минут.
– Мы собираемся написать признание.
– В чем?
– В убийстве Паолы Картрайт.
– О господи! – Делла изумленно взглянула на адвоката. – И что вы с ним сделаете?
– Мы отправим его редактору «Кроникл».
Девушка глубоко вздохнула и, сев за стол, вставила в машинку чистый лист бумаги.
– Боитесь, Делла? – спросил Мейсон.
– Нет, – ответила она.
Мейсон на секунду задумался и начал диктовать.
«Дорогой сэр!
Я обратил внимание на интервью с Элизабет Уокер, напечатанное в Вашей газете. Мисс Уокер упоминает о высказанных мной, причем неоднократно, намерениях умереть на эшафоте. Рассказала она и о том, что большую часть времени я, с биноклем в руках, наблюдал за домом Клинтона Форбса, известного в этом городе под именем Клинтона Фоули.
Все, сказанное ею, соответствует действительности.
В передовице Вы написали, что прежде, чем начинать суд над Бесси Форбс, следовало арестовать меня и Паолу Картрайт, намекая, что один из нас ответственен за смерть Клинтона Форбса. Подобное обвинение совершенно необоснованно. Я не стрелял в Клинтона Форбса, но убил свою жену, Паолу Картрайт. Учитывая сложившуюся ситуацию, я пришел к выводу, что публика должна знать правду…»