«А существует ли любовь?» – спрашивают пожарники (сборник) - Радзинский Эдвард Станиславович. Страница 3
Она возвращается из кухни. По ее лицу смешно размазана тушь.
– Я подставила лицо под кран. Теперь мне не страшен никакой дождь, – продолжая размазывать рукой краску, – Теперь, слава Богу, я могу, наконец, уйти от вас. Чао-какао!
И она уходит, оглушительно хлопнув дверью.
Он остается один, садится на кровать, потом идет в кухню и возвращается с ее кофтой в руках. Усмехнувшись, вешает ее кофту на стул.
«На кого же она похожа?» Смеется. «Просто перед глазами уже прошла такая толпа… что всякий на кого-то похож…»
Он лежит на кровати, бормочет:
– Да, как быстро… Однажды волновался по поводу какого-то дела… ругался. И ответили: «Ваше дело состоится, но через два года»… «Как?! Только через два года?!» В трубке засмеялись и поправили: «Уже через два года. Поверьте, «через два года» – это быстро. «Через два года» – это во вторник!»
И вот уже понимаю эту фразу… Мясорубка из дней. Мелькание. В среду – сорок… в пятницу – пятьдесят. И уже в субботу… Ну, самое большее… до субботы! И отплывать! Отплывать! И вот с этим ощущением…
Помолчав:
– А в общем ничего не произошло: два равнодушных друг к другу тела, отчего-то засыпавших в одной постели, и это была не постель – корабль, на котором они собирались отплыть вдвоем в старость… эти двое, которых знакомые называют детскими именами… а дети этих знакомых в ужасе пялятся, когда на Федю и Валю откликаются два полуразрушенных типа… Два угасших тела… которых связывало друг с другом… что? Возраст… Это называется взаимопониманием… Безысходность… именуется уважением… Трусость, именуемая ощущением грядущих болезней и пониманием слабостей друг друга… «Брак: обмен дурных настроений днем и таких же запахов ночью». Бесстыдная французская пословица. Так что же взбесило? По какому праву другое тело вдруг оказалось живым!
В квартире Матери звонок в дверь. Мать идет открывать, возвращается с Подругой.
– Ну, что у тебя?
– Все время звонит, звонит! Надоел!
– Наверное, решил жениться! Точно?
Мать избалованно:
– Да ну его! Только избавилась от одного сонного трутня, и все начинать сначала? Обстирывать, готовить, пока он будет читать газету. Уже все было! Уже все знаю! И главное… зачем? Девочку я, слава Богу, вырастила. Если в шкафу обязательно должны висеть брюки, я могу повесить туда свои!
– Счастливая: все тебя хотят, красивая, дочка есть… А я сегодня утром проснулась в пять утра… и так отчетливо представила свою жизнь…
– Сегодня сделаем маску из свежих огурцов.
Уходят на кухню и возвращаются с тарелкой, наполненной нарезанными огурцами. Они накладывают огурцы на физиономии, ставят на пол бутылку вина, два бокала и ложатся на тахту, продолжая разговор:
– И всю неделю сплошные предательства! У меня два чешских чемодана. Месяц назад одолжила один нашему зав. травматологией. Теперь мне надо ехать в командировку. Звоню ему: принеси! Думаешь, почесался? А почему? Потому что считает, что он мне нравится! …Возвращаюсь из командировки – сосед по лестничной клетке, молодой специалист, дальний родственник, я ему деньги одалживаю, ну жалко мне его… лезу в шкаф – нету Цветаевой. Оказывается, он открыл без меня комнату и взял подарить своей телке. И, главное, уверен, что я ему ничего не сделаю! И не только потому, что я добрая! Нет! А потому, что тоже считает… что он мне нравится! Ну что за дела?.. Лучше бы шубу мою подарил!
– Хорошо!
– Что?
– Что он шубу твою не подарил.
– Короче, у меня уже комплекс. Я больше не могу так! Давай выдадим меня замуж. Я никогда не была замужем. В последнее время я все яснее чувствую: буду хорошей женой! Я веселая! Меня в больнице зовут «колокольчик». Говорят: чем больше бьют – тем больше звенишь! Ха-ха-ха! Все! Начинаю новую жизнь. – Пьет.
– «Колокольчик», да? – хохочет.
– За тебя! – Пьет.
– Главное – действовать. Я прочла свой гороскоп. Я – телец. Тельцы в этом году должны обязательно действовать! Если хотят чего-то достичь! Я хочу! Хоть чего-то… На днях читала «Наш район». Там статья об одиноких… Какое там письмо капитана! Капитан гидрографического судна, одинокий, застенчивый, ищет подругу жизни!
– «Жил отважный капитан»…
– «Но никто ему по-дружески не спел»! Понимаешь, на суше он все время ремонтируется в доках… и он никак не может познакомиться с… с суженой, – хохочет.
– В доках, – хохочет, – С суженой… – покатывается от смеха, – «Капитан, капитан, подтянитесь!»
– Слушай, а ты тоже веселая! – хохочет Подруга.
– Я тоже немного – колокольчик.
– Короче, звоню я в редакцию; дайте адрес капитана. Говорят: мы не брачная газета, у нас тысяча звонков по этому поводу. Но я решила: пишу письмо капитану и нахально отправляю в газету для пересылки. И пусть только попробуют не переслать. Я телец, у меня год действия – жалобами завалю!
– А статья жуткая, – усмехнулась Она.
– Значит, тоже читала?
– Нам эту газетенку в ящик кладут… Я представила себе все, что они пишут. Вечера одиноких «после тридцати»… Это конец света: зафиксированный он… зафиксированная она – стоят, как на случке, умирая от стыда.
– Это ты будешь умирать от стыда. А нормальные люди…
– Ну, если так хочется выйти замуж, поезжай на курорт, я не знаю! Ну, пойди в ресторан!
– Это опять ты – пойдешь в ресторан. Вернее, не дойдешь до ресторана… Выйдешь замуж по дороге! А человек с обычной внешностью… с нормальной… то есть с моей… Ты не представляешь, какая запись на эти вечера одиноких. Я позвонила туда утром. Отвечают: женские билеты у них распроданы до следующего года.
Мать вдруг яростно:
– Слушай, едем к нему, а?
– К кому!?
– Ну, к моему! Явимся сейчас, – вскочила, и огурцы посыпались с лица.
– Ты что?! Неудобно – поздно!
– А вот и хорошо, – бешено, – Одевайся!
– Слушай, сейчас двенадцатый час. Он… свободный человек… мало ли…
– А мы, воспитанные, звоним – и вопрос ему из-за двери: «Баба есть? Гони!» Исчерпывающе?! Что, не прогонит? Ради меня? Ну, скажи Вера?
– Прогонит.
– Он такой жадный, у него коллекция фарфора. Войдем и нечаянно локтем весь этот фарфор… Эффектно?
– Так эффектно!
– Он в ужасе! А мы хохочем, звеним – два колокольчика: розовые ротики, язычки бьются…
– А давай считать, что мы уже!
– Бабу выгнали. Да?!
– И вазу разбили! – усмехнулась Подруга.
– Севрскую. Он… ничтожный! Он ничтожный! – Она опять вскочила, теряя последние огурцы с лица. – К черту! Лучше письмо сочиним твоему капитану!
– Грандиозно!
Мать и Подруга, хохоча, проходят в ее комнату. Мать усаживается за ее письменный стол.
Мать диктует себе и пишет:
– «Дорогой и отважный капитан! А не пошли бы вы…»
– Нет, это слишком лаконично.
– Да, письмо должно быть сентиментальным. Они любят, Верунчик, сентиментальное. Значит, «Дорогой капитан! Иногда выходишь на улицу и бродишь, сливаясь с толпой. Все спешат по своим делам, а тебе некуда спешить… и ты возвращаешься домой… одна…» И вот тут: «Дорогой капитан, а не пошли бы вы…»
– Перестань! Так хорошо начала – просто дрожу вся! Продолжай!
– «Теперь обо мне: мне чуть за тридцать». Исчерпывающе? «Рост средний, вес…»
– Не будем.
– Давай напишем – хорошенькая. Капитаны, даже отважные, они это любят.
– Но он же увидит.
– А когда увидит – поздно будет. Ты его задавишь энергией. Ты в пять утра просыпаешься, – продолжает писать: «Я – любитель книг, природы, стихов и в основном домоседка. Характер у меня немного вспыльчив, но отходчив. И главное, за годы одиночества я поняла: бывают женщины, которые сами не знают, чего хотят, и все время ссорятся с мужиками. Ну что плохого, если мужчина любит читать за столом газету, а я в это время картошку приготовлю. Вы пишете, что вы не исключительный человек…»
– Но он не пишет.
– Отстань! «А мне и не надо! Я устала от исключительных Мне чего попроще. Торжествующе: – И вот тут-то с троеточия: «… Дорогой капитан, а не отправились бы вы…»