Миллион с Канатной - Лобусова Ирина. Страница 48

Потом все смолкло. Медленно опустив руки вниз, Таня попыталась сесть. Стены туалета не рухнули, но повреждения были значительные. Рядом с Таней никого не было.

Стараясь двигаться очень осторожно, Таня поднялась на ноги. К ее огромному удивлению, с ребенком все было в порядке, мужественный малыш снова двинул ее в живот. В этот раз в ударах не было боли. Но ребенок бился, он был жив!

Что же произошло? Все указывало на то, что это был взрыв. И, по всей видимости, эпицентр находился в ресторане.

Идти Тане было тяжело, голова ее кружилась, а ноги были словно ватные. К тому же ее начало тошнить.

Преодолевая себя, она с трудом вышла из туалета в коридор. И попала в ад. Вокруг раздавались вопли, везде царил разгром. Вперемешку валялись куски мебели, части разорванных человеческих тел, окровавленные обрубки, на полу начинало загустевать море еще теплой крови.

Это был кошмар — двигаться среди изувеченных тел, зная, что все они мертвы, все! Ноги ее прилипали к окровавленному полу. Тане начинало казаться, что она умерла и попала в преисподнюю. Ей хотелось кричать, но она не могла. Фантасмагория этого ужаса просто уничтожила ее сознание, разорвала в клочья. И, подчиняясь какому-то странному, необъяснимому инстинкту, Таня продолжала двигаться вперед. Она должна была выйти, она должна была добраться до сцены. В ноздри бил ужасающий запах свежей крови — тошнотворный, с металлическим привкусом...

В зале находились и те, кто уцелел. Кое-как они выползали из-под обломков мебели. Везде раздавались стоны раненых. Таня думала не о них. Вот и сцена. Похоже, эпицентром взрыва было именно это место. Здесь было больше всего трупов — в таком жутком состоянии, что на них невозможно было смотреть. Но Таня заставляла себя смотреть... А потом понимание пришло — как удар, едва не сбив ее с ног.

Они все были мертвы. Все. И Кирста — в платье, ставшем красным от крови. И Коцик, и Топтыш, и Багряк, и Витька Грач... Отовсюду Таня видела остекленевшие, застывшие глаза. Ей казалось, что эти глаза вечно будут смотреть на нее.

Кровь, отдельные куски тел, обломки мебели, и снова кровь... И если бы она осталась за столиком, она тоже была бы мертва — вместе с ними. Ребенок спас ей жизнь.

Это было настоящим чудом, не иначе! И, прижав обе руки к животу, Таня отчаянно зарыдала, словно стремясь этим страшным криком вернуть себя к жизни.

Постепенно место взрыва стало заполняться людьми. Среди этих людей очень многие были в военной форме. На плечо Тани легла тяжелая рука, и, обернувшись, Таня разглядела пожилого солдата в потертой форме.

— Ранена?

— Вроде нет.

— Тогда идем.

— Куда идем? — Таня попыталась сбросить его руку. Но не тут-то было!

— Велено отвезти в тюрьму всех, кто выжил. Задержать до выяснения обстоятельств. В ресторане этом собирался сплошной бандитский элемент.

— Что за глупость! Здесь был взрыв!

— Бандиты и устроили! Несколько бомб бросили. Вишь, сколько людей погибло! Так что велено всех на месте задерживать! И разбираться.

— Отпустите меня немедленно! — Таня повысила голос и снова попыталась сбросить руку солдата.

— Тихо, девонька! Не дергайся, а то хуже будет! Вот следователю и расскажешь, что да как делала в бандитском кабаке!

Постепенно место взрыва стали заполнять солдаты, которые хватали, арестовывали всех, кто остался жив. Таня никогда еще не видела такой нелепой облавы!

Крепко сжав за локоть, солдат решительно повел ее к выходу. Во дворе стоял старый, побитый грузовой автомобиль. Тане помогли влезть на подножку, а потом втянули внутрь. Там уже сидели какие-то мужчины и женщины, девицы в откровенных концертных костюмах, которых взяли прямо за сценой, даже повар в белом колпаке и официанты с кухни. Всех, кто выжил во время взрыва, большевики задержали.

Только теперь Таня осознала, что, сумев чудом спастись от одной беды, она попала в другую. Документов у нее не было. Что говорить, она не знала. После того кошмара, что она видела, голова вообще отказывалась соображать. Но странное дело — несмотря на весь ужас ее положения, Тане не было страшно. Ей удалось сесть на какую-то скамью. Закрыв глаза, она покорилась своей судьбе.

Ехали долго. Внутри было тесно, ведь загрузили достаточно много людей. Несмотря на всю свою давнюю воровскую жизнь, Таня никогда не попадала в облавы и теперь даже не представляла, что ее ждет.

Что будет? Документов у нее с собой не было. Да, честно говоря, документов у нее не было вообще. Сгорели, исчезли, были потеряны — да и как ее могли звать? Кто она была? Алмазова, Шаховская, несостоявшаяся княгиня Сосновская, не случившаяся княжна? Таня вдруг четко, впервые в жизни осознала, что у нее нет имени. Но это не шокировало ее. Наоборот. Иногда очень выгодно быть тенью. В тени слишком многое можно скрыть.

Наконец автомобиль резко затормозил, и раскрытая дверь ощерилась штыками солдат:

— Выходить! По-одному!

Была ночь, но вокруг сплошным саваном лежал снег. Отражая свет луны, он отсвечивал белым, и оттого темнота казалась не такой беспросветной. Сквозь нее можно было смотреть. Выйдя наружу, Таня разглядела высокие кресты за покосившейся стеной кладбища. Их привезли к тюрьме, на Люстдорфскую дорогу. Впервые в жизни Таня должна была оказаться в этом страшном месте, о котором столько слышала, но не была в нем ни разу в жизни. Ей вдруг стало страшно. Так страшно, что онемели руки, плечи, костяшки пальцев. Таня задышала часто-часто, пытаясь прогнать страх.

Отряд вооруженных винтовками солдат перегнал задержанных через дорогу. Они перешли трамвайное полотно и оказались возле ворот в кирпичной стене. Ворота застонали с громким скрипом, отворяясь в этот другой мир. Еще мгновение — и они оказались в тюремном дворе, вымощенном широкими гладкими плитами.

Колонну завернули направо, провели в какой-то корпус, после чего велели спускаться по металлической лестнице вниз. Потом арестантов разделили на две части, одну — направо, другую — налево и загнали по камерам. Таня оказалась в большом, но низком помещении.

Там было темно. Темень под потолком рассеивали две керосиновые лампы, и вони от них было больше, чем света. Таня почувствовала страшную усталость. Снова начал ныть живот. Сесть в камере было негде, разве что на пол. Но усаживаться на ледяной каменный пол Таня не хотела. Она прислонилась к стене и прикрыла глаза.

Острый страх сменился апатией, и Тане вдруг абсолютно все стало безразлично. Это спокойствие было похоже на самое страшное отчаяние, потому что несло в себе такие же разрушительные плоды. Паника, страх парализуют волю, мешают возможности борьбы. Но и апатия также не дает сил бороться — потому что не хочется ничего, нет желания ни на что. Тане казалось, что она плывет над миром на двух огромных крыльях, которые уносят ее в вечность, в бескрайний молчаливый полет.

Резкий толчок в плечо вырвал Таню из оцепенения. Очнувшись, она увидела знакомое лицо торговки с Привоза — толстой бабищи с разукрашенным лицом и массивными золотыми серьгами. Несмотря на свою вульгарную внешность, она была неплохим человеком и всегда хорошо относилась к Тане.

— Алмазная, ты, что ли? Ты в облаву тоже попала?

— Фаня... — Таня машинально кивнула головой, — и ты была в ресторане?

— Мы с кумом день его рождения отмечали! Теперь и не усмотришь, где тот кум! Шо делать, Алмазная, ой, шо делать! Бабоньки, пошто да заперли нас тут!

Словно подчиняясь какой-то странной команде, все женщины вдруг заголосили одновременно, запричитали воющими голосами с такой силой, что охранник, находящейся по ту сторону камеры, загромыхал в железную дверь кулаком:

— А ну заткнитесь, суки! Всех пристрелю!

Все это напоминало сцену из иллюзиона. И Таня, не выдержав, засмеялась. От этого нелепого смеха ее буквально согнуло пополам. Распахнулись полы пальто, сползла шаль.

— Матерь Божья! — всплеснув руками, торговка Фаня уставилась на ее живот. — Да ты никак замуж вышла! Ребеночка ждешь!