Миллион с Канатной - Лобусова Ирина. Страница 52

— Додик? — переспросил Володя.

— Додик, — кивнул Туча. — Был у Эдика внучок. Он его вырастил. Тот попросился в банду Японца. А потом провалил все дело. Японец здорово сердился за него, аж зубы шо не стер до башки. За него хвост навел. И за дурь Додика камни-то и спрятал.

— Ты можешь рассказать подробнее за эти камни? — настаивал Сосновский.

— Называли они их «слезы Боженьки». Бриллианты, — вздохнул Туча. — И брали где-то в порту. Их из города хотели вывезти. В деле Японец был, Зайхер Фонарь, Фараон, Багряк да этот вшивый швицер, Додик. Погоня за ними была. И Додик навел на эту погоню. Подробности уже не помню. Но их за выследили. Потому Японец и залег камни.

— Где залег? — не понял Володя.

— На дно. За катакомбы где-то в городе, возле одной из своих хат, — хмыкнул Туча. — А вот где — хай кошки за мозгом шкрябают! Авось дозашкрябаются.

— Значит, камни должны быть еще в тайнике? — переспросил Сосновский.

— А то за как! — подтвердил Туча. — Додик мертв, Зайхер, Фараон мертвы. И Японец... Боженьку ему небесного, хоть он в него и не верил. Да ведь давно позабыли за камни. Шо теперь? И Багряк мертв! Кому до того будет...

— А кто мог за эти камни узнать? — рассуждал вслух Володя.

— Да кто завгодно! — пожал плечами Туча. — Вон Багряк перед делом или за после дела в церковь ходил, грех с души снимать. Может, разболтал все священнику! Он верующий был. — Туча рассмеялся, показывая этим смехом полную невероятность такого предположения. Но Володя не смеялся. В его голове прокручивались разные версии — одна фантастичнее другой. Но ни на одной он не мог остановиться.

— Кто еще знает эту историю, кроме тебя? — прямо спросил он.

— Да всех разве упомнишь? — Туча пожал плечами. — Знаешь, сколько было таких историй? До звезд за небом под Пересыпью! Шарить в них до комы! А ты говоришь...

У Володи был только один выход, и он решил им воспользоваться. А потому на следующий день, для конспирации обмотавшись шарфом, отправился в районный отдел ЧК.

Патюк встретил его безрадостно. Лицо его было более красным, чем обычно, а под глазами пролегли черно-багровые круги. Из разговора охранников в коридоре Володя подслушал, что Патюк пил двое суток подряд, за что и получил выговор от самого высшего начальства. Начальство повелело явиться на работу в любом состоянии, и Патюк выполнил приказ. Но на лицо его было лучше не смотреть.

— А, явился, — поморщился он, — послезавтра бандитские разборки будут. Тисни статейку на первую полосу. Шоб завтра к ночи ушло в типографию.

— А откуда ты знаешь? — спросил Володя.

Патюк вскипел:

— Как ты меня уже достал... толстолобик! Толку от тебя никакого, только мозг выносишь! Откуда ты взялся на мою голову, интеллигент проклятый?.. Одни сопли и расшаркивание! Тьфу!..

Володя пробормотал что-то неопределенное и быстро покинул кабинет Патюка. Но по лестнице спускаться не стал, поскольку охраны рядом не было. А вот напротив находился просто замечательный чуланчик! В него Сосновский и юркнул, закрыв дверь изнутри захваченным из дому гвоздем.

План его был прост: запереться здесь до ночи, подождать, пока опустеет здание, а затем залезть в кабинет Патюка и обыскать его. Для гарантии у Володи была с собой отмычка — напоминание о его славном репортерском прошлом, в котором он был лично знаком с самим Японцем и со всем уголовным миром Одессы... Но Володя не знал, запирается кабинет или нет, и самое главное — сможет ли применить отмычку.

Он чувствовал себя Шерлом Холмсом. Понятно, что добавлять темные очи и кепку было бы перебором, но вот перчатки у Сосновского были. Надев их, Володя сидел в чулане, примостившись на ведре, от которого шел запах хлорки.

Время шло медленно. В замочную скважину было видно, как входили и выходили какие-то люди. Наконец в коридоре появилась уборщица, шваркая грязной тряпкой. Володя перепугался, что она зайдет в чулан, но она прошла мимо. Сосновский расслабился и даже попытался заснуть.

Проснулся от резкого звука. Было около 10 вечера, когда Патюк наконец-то вышел из кабинета и отправился восвояси, шаркая больше обычного.

Выждав для гарантии минут двадцать, Володя вылез из своего укрытия. При этом он задел ведро, которое вывалилось в коридор через открытую дверь. Грохот был неимоверный! Сосновский замер, но никто не появился.

Дверь в кабинет была не заперта. У Володи был фонарик, но внутрь он зашел на ощупь, не включая его. И тут же смахнул вазу со столика возле двери. Снова стук, звон, грохот! Нагнувшись, чтобы собрать осколки, Сосновский порезал руку и оставил на столике кровавый отпечаток. Все было в точности так, как в романе про Шерлока Холмса! Чертыхаясь, Володя перевязал руку платком.

Кабинет был завален доверху, и еще больше, чем обычно, напоминал мусорник. Было очень сложно лавировать в этом море старых вещей, от которых шел затхлый запах помойки. Это и было настоящее лицо красной власти, дорвавшейся до богатств торгового южного города, — тупое и опухшее лицо Патюка, тащившего в свою нору без разбора всё.

Володя просто не поверил своим глазам, когда тонкий луч фонарика высветил в кабинете деревянную лошадку-качалку — детскую игрушку! Она была раскрашена в розовый и зеленый цвет, а грива у нее была из пакли. При каком обыске Патюк притащил ее в своей кабинет? У кого отобрал, зачем, для какой цели? Продать, передарить?..

В кабинете чекиста детская игрушка смотрелась зловеще, и Володя вдруг подумал, что это и есть отражение того, что происходит в городе, — ужас нелепой жадности спившегося подонка из самых низов, олицетворяющего собой верховную власть над всеми. В том числе и над детьми.

Думать об этом было так же опасно, как держать ядовитую змею голыми руками. И Володя, отбросив все мысли, пробился к столу.

Он также был завален — в основном бумагами. Сосновский начал пытаться выдвигать ящики. И первый же оказался заперт. Тут и пригодилась отмычка! К огромному удивлению Володи, она сработала с первого раза, хоть он и ковырнул наугад. Замочек щелкнул, и ящик выдвинулся.

Он был доверху заполнен старинными драгоценными иконами. В свете фонарика Сосновского хищно блеснули огранкой ряды крупных драгоценных камней. Володя наклонился и стал рассматривать их очень внимательно. На одной из них он обнаружил следы копоти — похоже, икону вытащили во время пожарища. На нескольких не хватало драгоценных камней. Но больше остальных его потрясла икона Божьей Матери с цветами: на ее оборотной стороне, на тонком дереве он увидел множество засохших багровых пятен. И чтобы понять, откуда они и что это такое, Сосновскому не надо было напрягать мозг.

Это настолько потрясло Володю, что он уронил окровавленную икону на пол. В тот же момент из-под треснувшего стекла выпала скомканная бумажка. Дрожащими руками Сосновский ее развернул. «Показать А. З.» — вот что он на ней прочитал. Володя узнал корявый почерк Патюка.

Волнуясь все больше, он стал выдвигать остальные ящики. Во втором не было ничего интересного — ворох ненужных бумажек, счетов, копии накладных... А вот в третьем ящике поверх бумаг лежала папка из дорогой свиной кожи. Выглядело так, словно Патюк специально для чего-то ее приготовил.

«Исключен из духовной семинарии. В 1917—1918 годах — Киевское ЧК. Основание: склонность к жестокости. Расстрельная статья заменена приговором в 10 лет. Особое внимание уделять на религиозную символику! Документы подтверждения снятия сана — Киево-Печерская лавра, отец Евстахий. Подтвердил перед расстрелом. Копия документов в Киевском ЧК под грифом «Совершенно секретно». В 1918 году отстранен от участия в операции «Шелковый путь» по выявлению шпионов Колчака на Дальнем Востоке. Основание: склонность к жестокости. Не рекомендуется использовать в операциях под прикрытием».

Все это было написано от руки. Это не был почерк Патюка. Володя задумался. Документы были похожи на вербовку агентурной сети. Судя по всему, Патюк собирал сведения. В голове Сосновского закружились вопросы: что еще за бывший священник? Что это за странные записи?..