Ночь, которая никогда не наступит (СИ) - Потоцкая Мария. Страница 11

Только за день до игры я, наконец-то, смогла прекратить думать о смерти и своем положении большую часть времени. Я сосредоточилась на том, как сделать так, чтобы остаться живой. О том, что при этом мне придётся играть против папы, я старалась не думать. Моим идеальным вариантом было - завоевать зрительскую любовь и победить. Но это сложно и, может быть, даже невозможно. Я была уверена, что большинство участников обаятельнее меня. Гораздо худший вариант - понравиться вампиру так сильно, чтобы он обратил меня. Это не означало, что я останусь жива, но, по крайней мере, у меня сохранится способность продолжать мыслить, а это, как было решено ещё давным-давно, и значит существовать. Ещё пару лет назад я бы ответила, что лучше умереть окончательно. Мысль о взаимодействии с вампиром казалась мне жутко неприятной, но раз я вообще задумывалась об этом, значит, не так уж я была против. В конце концов, человек ко всему приспосабливается, даже к необходимости перестать быть человеком. Буду жить долго-долго, пока не пойму смысл своего существования, а после выйду на солнце. Может быть, я вообще не смогу убивать людей и захочу сгореть, так ничего и не поняв.

Я всегда старалась не создавать себе особого образа, потому что боялась быть приписанной к какому-то определенному архетипу, каждый из которых вызывал у меня раздражение, в той или иной степени. Поэтому я казалась немного пресной, будто бы во мне не хватало нескольких деталей. Но чтобы понравиться зрителям, мне было нужно создать какой-то образ. Если они видели меня беззащитной дочкой телезвезды, то такой я и буду. Достраивать, на самом деле, нужно было не так уж и много. Я могла бы сделать упор на мою якобы образованность, но мне казалось, от меня ожидали ни этого. Я прошлась по магазинам и купила себе одежду, в которой я выглядела нежной и трогательной. Вся она была пастельных цветов, преимущественно розовой и белой, как свадебный букет. Многое из купленного соответствовало смягченному, девичьему варианту стиля королевы. Я купила рюкзак с бабочками, а косметичку с цветочками. В неё я положила сладкие клубничные блески для губ, крема и духи. У меня появилось белое постельное белье с кружевами, ручки с пушистыми помпонами, чехол на телефон с милой совой, сиреневый зонт, леденцы в красивых металлических коробках с картинками. Последним моим штрихом была надпись «Генетика», сделанная цветными блестящими ручками на однотонном блоке для записей лекций. На самом деле, все это мне нравилось, но я не любила в этом признаваться даже себе. Такой образ в реальной жизни я бы стала создавать в последнюю очередь. Вот смешно будет Одри, когда она увидит меня.

Утром перед игрой я завила себе волосы и прикрепила заколками искусственные розочки, какие любила королева, только куда нежнее. Моё платье было с узкой талией и слегка пышной короткой юбкой, тоже вполне соответствующее ее стилю. Губы почти не поменяли цвет, зато здорово блестели. Я выглядела, как хорошая кукла. Надеюсь, у зрителей не будут возникать ассоциации с неживым предметом.

Папа же, наоборот, выглядел гораздо проще, чем обычно. Он не брился несколько дней, был одет в непонятно откуда взявшиеся поношенные джинсы и в простую чёрную водолазку. Он хотел разрушить свой красивый образ, тем не менее, сейчас он казался бедным актером или непризнанным художником, что также романтизировало его. Мне не хотелось думать о том, зачем он это делает.

У мамы были заплаканные глаза, и она долго гладила меня по плечу, когда увидела. Она должна была поехать с нами.  Папа перетащил наши вещи в машину, сказал ей садиться, а меня отвёл в сторону.

- Детка, ты же знаешь, что я сделаю всё, чтобы ты победила?

Я кивнула, и мне стало невероятно стыдно.

- Ты тоже должен выжить, папа.

- Разумеется, со мной тоже все будет в порядке.

Он вдруг улыбнулся мне так широко и открыто, как человек, который хотел, чтобы ему поверили. Папа был актёром, поэтому я почти это сделала.

Он снова стал серьёзным.

-Но я хотел поговорить с тобой не об этом. Мало ли что со мной может случиться, может быть, я не окажусь рядом в нужный момент или что-то ещё. Запомни, в крайнем случае ты можешь обратиться к королеве. Я не говорю, что ты можешь ей доверять, но ты можешь просить её о помощи.

-Что? Королеву Элиз?

-Просто имей это ввиду. Ей можно понравиться. Если тебе придётся общаться с ней, напомни ей, кто ты, и постарайся быть обаятельной и услужливой, хорошо?

Когда папа говорил, что ей можно понравиться, его голос понизился, и ему будто стало неловко. Если бы он был моей подружкой, а не папой, то по его интонации я бы подумала, что он намекает на какое-то сексуальное взаимодействие с королевой.  Я была обескуражена такими словами, стояла и хлопала своими длинными от краски ресницами. Я предполагала, что при встрече с королевой лучше попробовать ей понравиться, но я думала, это нужно для того, чтобы она не убила, а не помогла. Может быть, папа просто не хотел пугать меня, поэтому он подал всё в такой форме. Я так и не нашлась, что ответить, поэтому он снова заулыбался, показывая, что его серьезный разговор закончен.

-Ладно, нам нужно ехать. Пойдем.

Мы сели в машину, как-то торопливо застегнули ремни, будто опаздывали, и медленно двинулись. Игра будет проходить в пригороде столицы, недалеко от одного из королевских дворцов. К моей радости мы снова проезжали через наш старый район мимо моего любимого завода. Я опять хотела спросить, над каким же производством возвышаются эти полосатые трубы, но решила, что ещё не время.

Я старалась думать о чём-то хорошем. Например, раз место съемок недалеко от замка, не исключено, что на каком-то из этапов конкурса нас поведут туда. Я ни разу не была внутри, хотя в этом была и моя вина. Всё мое детство замок был закрыт на реконструкцию, вампиры плохо ощущают время и могут не торопиться. Когда его наконец-то открыли, моё желание сходить туда так и не стало целью. Сейчас я представляла, что нас заставят одеть красивые платья и мы будем там танцевать на балу, как настоящие принцессы и принцы. Так ведь могло случиться, это же шоу, где любят красивую одежду, близкие объятия и неумелое творчество.

Мне помогло понять, что мы подъезжаем, вовсе не знание дорог. Около нашего поворота стояла полицейская машина, и по мере приближения к месту было всё больше и больше людей в форме. Увидев их, я ощутила страх, который заставлял дышать часто и тихо. Возможно, это была боязнь полицейских, которая сопутствует развитию каждого подростка, но скорее всего, я яснее ощутила, что вот-вот всё начнется. Зрители уже начинали подтягиваться. Служебные машины стали теряться среди множества другого обычного транспорта, промелькнул белый минивэн с эмблемой не самого популярного канала, и наша машина была атакована очередью вспышек. Чем ближе мы подъезжали, тем больше становилось таких фотографов, создающих аварийные ситуации.

В конце нашего сверкающего пути мы уткнулись в контрольно-пропускной пункт. Маме было нельзя дальше. Папа припарковал машину, и я вышла из неё первой, надеясь, что родители смогут попрощаться. Они действительно не выходили из машины несколько минут, разговаривали о  чём-то. Напоследок мама поцеловала папу в нос, а он её в губы три раза. Вряд ли это означало, что папа её простил, а мама перестала чувствовать себя виноватой, но, по крайней мере, доля нежности у них осталась.

Я обнялась с мамой, надеясь, ещё раз увидеть её. Я понимала, что, если бы не она, нас с папой здесь не было бы, но я перестала винить её или чувствовать виноватой себя. Я подумала о том, что же с мамой будет без нас. Может быть, я переоценивала значение любви и семьи, и ей вовсе не будет хуже.

Нас с папой отвели до гримерной комнаты. Это было удивительно, что нас провожала приятной наружности женщина, а не вели огромные безликие мужчины. Наверное, я еще успею заметить какие-то меры, ограничивающие наше перемещение.

Дальше нас с папой разделили, это было страшно для нас обоих, судя по его взгляду. У меня была личная гримерка, это тоже удивляло. Может быть, они не хотели, чтобы мы много контактировали между собой. Комната была маленькой с темными стенами, почти черными, но все-таки это был оттенок коричневого. В ней стоял лишь такой же темный туалетный столик и стойка на колесиках, на стене висело грязно-розовое зеркало с множеством лампочек, встроенных в раму. Эта комната казалась мрачной и какой-то безнадежной, наверное, если обставить её косметикой и париками, то больше всего она подходила бы актрисе, которая никогда ничего не добьется. Я открыла ящик стола, он оказался переполнен множеством коробочек и баночек со всевозможной косметикой.