Сколько стоит корона (СИ) - Коновалова Екатерина Сергеевна. Страница 8

Эйрих облизнул сухие губы.

-- Еще один заговор?

-- Возможно. И пока я не узнаю точно, я бы хотел, чтобы ты был под надежной охраной.

-- Кого ты опасаешься?

Дойл молчал почти минуту, прежде чем ответить:

-- Всех.

Заговор -- любой заговор -- это спрут. Он тянет свои щупальца, обвивает ими сначала тонкие стебельки, а потом мощные стволы, на которых держится власть, расшатывает их, травит ядом до тех пор, пока они не рассыпаются в труху. Уничтожать щупальца бессмысленно -- нужно найти чувствительное брюшко и проткнуть его насквозь. Если же в деле замешаны ведьмы - нужно быть осторожным вдвойне.

-- Всех, Эйрих, - повторил он, - и буду опасаться, пока не пойму, что здесь затевается.

Король ничего не ответил, и Дойл, оставив доспехи лежать тяжелой грудой, прихватил меч и поковылял к себе в покои. Впрочем, на отдых и не рассчитывал -- как он и предполагал, возле дверей уже стоял, завернувшись в серый балахон, Рик.

-- Поздравляю вас с победой, милорд, -- по своему обыкновению почти беззвучно, но как-то очень весомо сказал он. Дойл кивнул и пригласил входить.

В спальне было нетоплено и холодно до стука зубов, но Дойл не обратил на это внимания или, точнее, сделал вид, что не обратил: в глубине души ему захотелось немедленно вызвать идиота-управляющего и лично всыпать ему плетей. Ледяная выстуженная комната обещала ему тяжелую ночь, плечо опять сведет проклятой болью, ногу начнет выворачивать и корежить, как в тисках. Однако его лицо осталось совершенно спокойным.

-- Я не стал бы беспокоить вас, милорд, едва вы вернулись из тяжелого похода, -- продолжил Рикон, быстрым взглядом, едва заметным под тяжелым капюшоном, обводя комнату и задерживаясь на пустом камине.

-- К делу, отец Рикон, я верю, что ты не потревожил бы меня из-за пустяков. Говори.

-- Милорд крайне прозорливы, -- Рик так и не снял капюшона, -- вчера мои люди схватили человека. Который знает больше, чем говорит.

Дойл мгновенно забыл о холодной комнате, пальцы быстро сжались в кулак.

-- Его поймали с запиской. Текст не важен, но адресат...

Дойл протянул руку, и на ладонь лег помятый сложенный вчетверо квадратик дорогой желтой бумаги. Прежде чем развернуть его, Дойл принюхался: сладкий шалфей, острый мускус и терпкий запах пота. Письмо написала женщина, а посыльный нес на груди.

В записке было всего несколько слов: "У нас все равно нет выбора, дорогая. Да будет так".

-- Кому он должен был доставить письмо?

-- Этого он пока не сказал. Но этот лист ему дала женщина без лица, превратившаяся потом в птицу и улетевшая в ночь.

-- Вниз, -- и Дойл первым направился в подземелья.

Человека нужно было допросить -- тщательно. Порядочные женщины не улетают птицами и не прячут лиц, значит, ведьма и правда рядом -- и, очевидно, не одна. Пока Рик тихо рассказывал о том, где взяли человека с письмом, Дойл в недрах собственного ума искал ответ на неразрешимый вопрос: как? Как одолеть ведьм? И что им нужно. Мотив не менее важен, чем способ обезвреживания.

Человека держали в одиночной камере, которую в замке называли красной -- потому что ее стены давно должны были бы покраснеть от льющейся крови, хотя на деле они просто чернели от плесени и сырости.

Ивен Ган -- так его назвал один верных теней. Парень работал на кухне. Имеет пятерых сестер и двух братьев.

Его уже допрашивали -- Дойл легко мог прочесть историю допроса по опухшим рукам, разбитому лицу и красным от слез глазам.

-- Значит, Ивен, -- произнес он, наклоняясь над посыльным и вглядываясь в его рябое банальное лицо.

-- М-милорд? -- пробормотал парень.

-- Сколько тебе лет, Ивен?

Ему недавно исполнилось двадцать шесть, о чем он сообщил дрожащим голосом.

-- Двадцать шесть, -- повторил за ним Дойл. -- Очень мало, Ивен. А впереди -- много. И сестрам нужна твоя помощь, у тебя их пятеро.

Ивен затрясся.

-- Милорд, я сказал все, что знаю. Клянусь.

-- Кому ты должен был отнести письмо?

-- Я не знаю. Я должен был положить его возле фонтана.

Дойл всмотрелся в глаза парня и произнес:

-- Не совсем. Ты о чем-то молчишь. Кому оно адресовано?

Ивен тряс головой и повторял, что ничего не знает, и Дойл разочарованно отошел от него и сделал знак тени, а сам сел в грубое деревянное кресло. Ожидание ему предстояло недолгое.

-- Только без дыбы пока, -- велел он, и тень подхватил упирающегося и визжащего Ивена за шиворот.

Два ногтя. Парень оказался либо храбрее, либо глупее, чем можно было бы предположить, потому что выдержал два ногтя, прежде чем выкрикнул:

-- Молочница. Я должен был дождаться молочницу!

Тень тут же отложил в сторону инструменты, а Дойл улыбнулся:

-- Видишь, как все просто?

Ивен рыдал от боли и страха, но больше уже ничего не пытался скрыть.

-- Они пообещали вылечить Марту, мою младшую. Я только... Я только отдавал письма. Мне говорили, кому. Я не знаю, что это значит. Пожалуйста! Поверьте!

-- Я верю, -- Дойл поднялся из кресла, без брезгливости, но отнюдь без удовольствия взглянул на изуродованную левую руку парня и повторил: -- я верю. Теперь -- верю, -- и скомандовал тени, -- пусть отдохнет, а потом выпустите.

Из самого темного угла донеслось:

-- Милорд, возможно, он знает что-то еще? Стоит...

-- Он больше ничего не знает.

Уже за дверями камеры Рикон спросил:

-- Откуда вы знаете?

Дойл пожал плечами:

-- По глазам вижу. Глаза всегда выдают лжеца. Рик... -- он хотел было сделать шаг, но так и не поставил увечную ногу на следующую ступень, -- у меня для тебя дело, отец Рикон. Мне нужна та молочница. Попробуй поймать ее на живца.

-- Будет исполнено, милорд.

Рикон ушел -- бесшумно, по-змеиному, а Дойл продолжил путь наверх. Теперь, когда он снова в замке, можно начать строить ловушку на медноволосую леди Харроу. Неожиданно при мысли о ней в паху потянуло, и Дойл выругался сквозь зубы -- это было еще одно доказательство, пусть и косвенное. Он давно вышел из того возраста, когда желания тела затмевают голос разума, а при мысли об этой женщине все его тело начинает гореть. Он читал, и не раз, что могущественные ведьмы знают составы зелий, которые многократно повышают женскую привлекательность -- вероятно, она воспользовалась чем-то подобным тогда на приеме, три недели назад.

"Проклятье", -- пробормотал он и ускорил шаг, насколько это было возможно. О леди Харроу нужно было думать на свежую голову -- хотя бы после пары часов сна. При этой мысли он повторил: "Проклятье". Нормальный сон ему сегодня не грозил -- в холоде он не уснет, а искать другую, протопленную комнату, ему не позволит чувство самоуважения. Он готов был смириться с тем, что он нем болтают, будто он -- существо из преисподней. Но разносить сплетни о том, как шельма-управляющий заставил лорда Дойла бегать по замку в поисках спальни, он не позволит никому.

В комнате было тепло. В камине бешено ревел огонь, слишком яркий и жаркий. Пахло дичью -- на столе стояло блюдо. Дойл положил было ладонь на рукоять меча, но почти сразу опустил -- в комнате не было никого постороннего, только мальчишка Джил. Он был чумазым, в той же одежде, что и в походе, весь в земле и саже. Но ему достало сноровки, чтобы развести огонь. И ума, чтобы понять его необходимость.

-- Милорд, -- прошептал он.

Дойл оглядел еще раз комнату и вместо благодарности приказал:

-- Помоги раздеться.

Снимать заскорузлую, прилипшую к телу рубаху было неприятно, но вода, пусть даже слишком горячая, дарила настоящее блаженство. Мальчишка помог ему обмыться целиком, подал свежую рубаху и новые штаны, и Дойл с наслаждением упал в кресло возле камина и принялся за еду.

О заговоре не думал -- не было ничего хуже идей, посещающих усталую голову. Он немного поспит, а потом снова вернется к работе.

Глава 5