Чужая женщина (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 40

— Ты что творишь, Гром? Я тебе этого с рук не спущу. Я тебя сгною…

Он не успел закончить, и его дорогие вставные зубы шлепнулись на пол вместе с пружинящей кровавой ниточкой слюны.

— Ты уже меня сгноил, когда с органов за бабки или за место попер. Насрав на все, что я для тебя делал. А теперь слушай меня очень и очень внимательно. Про время я тебе уже все сказал. Но я вижу, ты плохо соображаешь. Ты знаешь, я сам тебя убивать не буду. Зачем мне руки марать, я все свои знания отнесу Маркелову, и пусть он решает: отрезать твои старые яйца или скальп с тебя снять, чтоб ты заговорил. Но я добрый, Петр Андреевич. Не то, что ты, сука. Я тебе шанс пожить даю. Это честная сделка, поверь. Очень честная. Иногда выбора может не быть.

Я достал с кармана сотовый и включил запись.

— Все по-порядку. Кто виноват, как отмазался, сколько и кому заплатил. Я перед Маркеловым тебя обелю, скажу, заставили тебя сверху, если мне понравится твой рассказ. Обещаю. Слово Громова.

Он заговорил. Шепеляво и сплевывая кровь на пол. Рассказывал долго, все себя пытался отмазать. Мерзость. И таких вот продажных тварей большинство. Гнилая система, которую я вдруг начал видеть во всей красе, и, да, я один ни черта в ней не мог бы исправить. Денис дружил с Маркеловым в свое время. Точнее, был вхож в его дом. Задолжал большую сумму одному из королей игорного бизнеса, а к отцу идти за деньгами не захотел, а Маркелов как раз привез партию алмазов, только начал бизнес свой налаживать. В доме в сейфе камешков хранилось на целое состояние. Когда люди в масках пришли убивать семью Маркелова, Олигарх с ними был и свою долю тоже получил. А потом некто, чье имя было слишком известным сейчас, отмазал Деню, после же были найдены другие подозреваемые, свидетели и, несмотря на вой Маркелова, что это не те люди, что он помнит голоса, послушали других свидетелей, а на самого хозяина дома сказали, что он пребывал в состоянии шока и был ранен. Он не мог помнить в таком состоянии даже собственного имени, не то что голосов и глаз грабителей.

И никого не волновало, что он потерял беременную жену. А когда Маркелов стал тем, кем стал, все молчали уже из ужаса стать жертвами его мести.

— Тебя найдут, Громов.

— Не найдут, если ты пасть не откроешь. Я там флешку подготовил с твоими косяками, если дернешься, она будет отправлена куда надо. Так что найдут не только меня, дядя Петя.

Я сунул сотовый в карман. Вышел на лестничную площадку под мычание Ермолаева. Который так и остался привязанным к стулу и с кляпом. Я блефовал насчет флешки. Ни хрена у меня на него не было. И я допускал, что он и Дене позвонить может. Перед уходом раскрошил его мобильники, модем и перерезал шнур стационарного телефона и сигнализации. Голова была совершенно пустой и тяжелой. Все это время Гера искал, куда тварь мог увезти Зоряну. Где мог закрыть ее так, чтоб никто не нашел. Вначале он орал мне, чтоб я не слушал бред умирающей Оскольской, которая скончалась наутро после моего визита, не приходя в сознание. Но я знал, что это не бред. По глазам ее видел, в них чувство вины плескалось, и мольба совесть ее облегчить и найти сестру.

И еще было до дикости страшно, что Деня пронюхает обо мне и что-то ей сделает… чем больше я думал об этом, тем больше верил, что жива она. Наверное, мне так этого хотелось, что я готов был сдохнуть за эту иллюзию. За эту картинку счастья в своей голове. Да, счастье, оказалось подобно шлюхе, меняло свой облик в зависимости от желаний клиента. И сейчас все самые яркие, самые красивые и обыденные картинки, которые когда-либо в моих мыслях ассоциировались с этим словом, померкли, исчезли, растворились блеклым, почти бесцветным фоном, оттеняющим одну-единственную. На ней она. Моя Зоряна. Живая. Просто живая. И нет больше никаких дополняющих фраз. Возможно, потом. Когда-нибудь после… если я сумею найти ее, мое счастье-шлюха снова изменится, и станет играть другими красками, будет требовать новых мазков кисти для полного удовлетворения. Но сейчас, в эту минуту, в эти бесконечные дни, наполненные дьявольской опустошенностью, оно было именно таким. Просто Зоряна. Дышит. Думает. Разговаривает. Двигается. И я упорно пытался заменить в своей голове этой картинкой другую, ту, на которой она молчит. На которой неподвижна. Которая въелась в мозг подобно раковой опухоли и не хотела покидать его добровольно.

К Маркелову меня впустили не сразу. Да и я рисковал — меня узнали. Трудно не узнать идиота, которого пытались закатать в асфальт. А он снова объявился за добавкой. Здоровый лысый верзила так у меня и спросил. На что я ему сказал, что спал и видел, как крестик на его лысой башке вырезаю. Ему, судя по всему, это не понравилось, но в это время по рации сказали, чтоб меня впустили. Я подмигнул верзиле, щелкнув языком, и вошел в дом. Какое-то время ждал в приемной, а затем меня проводили в тот самый кабинет, где мы встречались и в первый раз. Только теперь Маркелов не сидел на своем троне, он стоял в растрепанной рубашке с бутылкой виски в руках у окна и хлебал из горла коллекционный "Лейбл".

— Тебе не рассказывали, что дважды в этот дом входят только друзья, всех остальных отсюда потом выносят? Кого-то через задние двери в черный минивен. И ты мне не друг. Понимаешь, о чем я?

Обернулся ко мне, глядя на меня осоловевшими глазами и вызывая сомнение в том, что готов воспринять адекватно принесенную мною информацию. Но вряд ли меня отсюда выпустят до следующего раза, которого у меня не было и так.

— Я принес важную для вас информацию.

— Принес, значит, давай.

— У меня есть некоторые условия…

Он расхохотался, как чокнутый псих, и я вместе с ним, доставая флешку с кармана.

— Я просто ее раздавлю, если не заручусь вашим словом.

Смех тут же прекратился.

— Тебя раздавят точно так же, если на твой гребаной флешке не окажется действительно интересной информации. Ты пришел в неудачный день. У меня сегодня траур. Тебе просто не повезло. Чего хочешь, говори? Не испытывай мое терпение.

— Я хочу, чтоб после того, как вы прослушаете эту флешку и просмотрите эти документы, вы пообещали мне, что контрольный выстрел в голову ублюдка, которого вы захотите казнить, будет произведен только после того, как я получу от него нужную мне информацию. Пытать его буду я.

Маркелов хмыкнул и, отхлебнув виски, протянул мне бутылку, я отрицательно качнул головой.

— Ты говоришь загадками. Но ты знаешь, мне стало интересно. Хрен с тобой, хочешь контрольный выстрел, будет тебе контрольный после того, как ты твоему ублюдку выпотрошишь кишки.

— Нашему ублюдку. Поверьте — нашему. Вы даете слово Маркелова?

— Даю слово.

И я знал, что он о нем пожалеет. Пожалеет, едва узнает, что там на этой флешке, но я не мог уступить ему Деню. Я должен был получить от него адрес или месторасположения, где он держал мою женщину. А организовать нам встречу мог только Маркелов. Сам я с этим бы не справился.

Его не было довольно долго. А потом я услышал крики и отборную брань. Где-то бились тарелки или зеркала, стекла, ломалась мебель. Маркелов рычал, как раненый медведь, так, что весь дом сотрясался. Он ввалился в кабинет с дико вращающимися глазами.

— Тыыыыыыыыыыы. Ты… ты… это я должен сделать. Я должен удавить эту мразь. Он жизнь у меня отнял. Жизнь, понимаешь?

— Понимаю. Он отнял и мою.

Сдернул очки и повязку с глаза.

— Это херня. Я бы отдал оба, чтоб она осталась жива.

— Я бы тоже… и моя женщина пока еще жива. Но если вы убьете Дениса, то я не узнаю, где он ее спрятал, и она погибнет.

Маркелов поднял на меня налитые кровью глаза.

— Я слово дал, значит, убивать будешь его ты. Знал бы, вырвал бы у тебя эту флешку вместе с рукой.

— А разве смерть это самое страшное? Иногда ее можно жаждать и молить о ней, но не получить.

Мы улыбнулись оба, и я знал, что каждый увидел во взгляде другого дьявола.

— Я отблагодарю тебя.

— Дайте мне насладиться его агонией и найти мою женщину.