Чужая женщина (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 5
А сейчас понял, что такое, мать вашу, раствориться во взгляде и полететь в пропасть. Светло-янтарные, как у кошки. Не видел такого цвета раньше, даже решил, что это линзы, и смотрит так… как не смотрят на таких, как я. Или я фантазирую. Во взгляде узнавание легким взмахом ресниц, и снова этот взмах отозвался где-то внутри. Я ее сумочку беру, чтобы проверить, а сам падаю и падаю прямиком в пекло. В болото вязкое и глубокое. Пальцы что-то щупают внутри сумки и чисто механически отмечаю все, что нахожу, продолжая смотреть ей в глаза. Время остановилось. Зависло на этой секунде и тут же сорвалось вскачь, когда она, забирая сумочку, тронула мои пальцы своими. Разряд тока в тысячу вольт притом обоих. Потому что она вздрогнула вместе со мной. Разве так бывает? Уходит. А я вслед смотрю, судорожно сглатывая сухим горлом хаотичные вдохи.
Я еще не осознавал, что лезу в капкан, из которого выхода не будет. У таких женщин слишком много власти в этом гребанном настоящем, когда мужчина готов сдохнуть за улыбку вот такой вот безумно дорогой и недоступной куклы, бросить к ее ногам абсолютно все, что имеет, и остаться в итоге ни с чем. Я ведь видел, что не для меня. Не по мне. Не по зубам. И захотел от того в разы сильнее. Мне даже жизнь моя показалась какой-то серой еще вчера и до рези в глазах разноцветной сегодня.
— Ты приглашение у нее не спросил? — над ухом гнусавый голос Романова. Жует втихаря булку, переданную женой. Стоя у меня за спиной. Вечно голодный, жрет паек до последней крошки и у пацанов просит, кто не хочет свое. Да, я за один день узнал о них почти все. Мне не нужно много времени, чтобы собрать информацию — это уже привычка.
— Думаешь, такая без приглашения по закрытым вечеринкам ходит? — огрызнулся я, чувствуя, как все еще сохнет в горле. "А вчера ее тоже пригласили? Вчера вроде другая вечеринка была". Ради меня пришла? Кретин, три раза ради тебя. Ты для нее здесь предмет мебели, а то и вовсе невидимка.
— Хороша сучка, да?
Тряхнул головой, но взгляд от ее плавной походки и качающихся бедер, которые обтянул кофейный трикотаж, не отвел. Нога в разрезе, телесная резинка чулок, тонкая лодыжка и высоченный каблук-шпилька. Возникло адское желание провести кончиками пальцев вдоль разреза наверх, к трусикам, я был почему-то уверен, что они кружевные черные, одновременно вдыхая аромат ее волос.
— Гром, слюни подбери, — посмотрел на напарника, вздернувшего одну бровь, — здесь таких кукол сотни. Насмотришься еще. У вас в ваших обезьянниках таких поди и не было никогда, м? Но нам не светит, разве что только подрочить над толчком или трахая какую-то шлюху. А эти высокомерные твари, — кивнул на мою Незнакомку, — на нас как на людей не смотрят. Забудь. Она в твою сторону даже грязную салфетку не бросит. А если и бросят ее инстаграмовские фанатики подхватят и растащат на кусочки.
— Ты знаешь, кто это? — я бы многое отдал хотя бы за имя.
— Понятия не имею. Первый раз вижу. Для меня они вообще все похожи.
Теперь он смотрит на нее.
— Хотя нет. Эта другая. Подороже здешних будет. Занесло на вечеринку, видать. Красивая сука. Очень красивая. Задница и ноги — охренеть просто. Есть же такие королевы, что, когда о сексе с ними думаешь, сразу шелковые простыни представляешь в номере, который стоит сто твоих зарплат, и, блядь, член тут же падает, но я б ей вставил… если б дала, — он заржал, а мне захотелось кулаком в солнечное сплетение, чтоб не смотрел вот так. Черт, я вижу эту женщину второй раз в жизни. Я имени ее не знаю, и не моя она и моей никогда не станет. Наваждение какое-то.
— Первый? А она здесь и вчера была.
— Да ладно. Не гони. Я б запомнил.
— Была. В серебристом платье. На красном порше приехала с подругой. Уехала после закрытия сразу.
— Пшшшшш… какая память зрительная. Ну куда нам до ваших ментовских способностей.
— Далеко, Романов, далеко вам. У тебя, вон глянь, с заднего хода типы какие-то ломятся, явно не из вашего контингента. Вечеринка закрытая, или я ошибаюсь? А их пропустили вроде как.
— Твою ж мать, Толяяян, сука, что ж ты молчишь, — рыкнул и ломанулся на другой конец залы, подхватывая рацию.
— Не пускать. Вывести из залы. Я вам что говорил? Да мне по хер, что они с бабками. Здесь уровень другой — выводи, с меня Охотник три шкуры спустит.
Я усмехаюсь его суете и снова в зал смотрю… сканирую, ее ищу. Под ребрами быстрыми толчками фонтанирует кипяток, как и при первой встрече. И я тенью преследую, теряясь в пространстве и двигаясь за ней как за магнитом. Ревностно следя, чтоб ни одна мразь не пристала и не подкатила. Мне вообще начало казаться, что вокруг меня происходит дьявольский сюрреалистический спектакль, в котором я стал главным персонажем, и я не узнаю сам себя, но мне все нравится. Отвлекся на пару придурков с дорожками кокса, захотелось подбить руки с купюрами и в шею вытолкать из помещения, но я уже не мент, а охранный пес, которому должно быть по хер, чем они накачиваются. Мое дело, чтоб помещение не разнесли и друг друга не поубивали. Все остальное меня не касается.
Вскинул голову, маниакально ища ее взглядом. Пару панических ударов сердца под дых, и нашел. Незнакомка стоит возле бара, плавно пританцовывая в такт какой-то безвкусной стрип-музыке, которая уже не кажется мне убогой, потому что эта женщина двигается под нее нереально прекрасно. И я вдруг понимаю, что ощущаю, глядя на нее — жажду. Словно я всю жизнь не сделал и глотка воды или пил какую-то дрянь, пересох в пустыне собственной бессмыслицы настолько, что теперь меня трясло в примитивном желании наброситься на источник и в благоговении сжимать дрожащими руками. Она даже не подозревает, что я стою сзади, облокотившись на колонну, сжимая одной рукой рацию. А другой нервно прокручиваю в кармане зажигалку — курить хочется невыносимо, а я боюсь отойти и, вернувшись, понять, что ее здесь больше нет. Словно это зависело от моего присутствия — уйдет ли она или останется. Но я всегда любил контролировать все, что со мной происходит, даже стакан водки, который подносил ко рту — был моим личным контролем, и я решал, сколько дряни в себя влить и когда… Я управляю всем, пусть даже когда качусь на самое дно — это мое решение. Оказывается, все — жалкая иллюзия. Невозможно контролировать то, что тебе не принадлежит. Например, людей и их поступки. Предвидеть — да, а контролировать — нет. С эмоциями так же. Есть те, кто утверждают, что умеют их сдерживать — ерунда. Черта с два умеют. Видимость. Жалкие маски, которые посдирает к такой-то матери, когда рванет. И взрывает каждого рано или поздно. А это всего лишь отсрочка, пока тикает механизм до того, как вас вывернет наизнанку. Меня вывернуло в тот момент, когда увидел ее впервые. Мне было плевать, кто она. Как ее зовут, сколько ей лет и где она живет. Такое чувство полной прострации. Я бы полюбил любое имя, которым бы она назвалась. Кто-то скажет "безумие, и так не бывает". Нет, мать вашу. Бывает. В той жизни бывает буквально все. Я видел на своей работе такое, чего вы все не видели в самых страшных кошмарах и даже представить себе не могли. Не бывает кровь желтого цвета и снег зеленого, и то от природы, а все остальное так бывает, что, когда с вами это случается, вы просто охреневаете. Как я сейчас, пока держал себя в руках железным усилием воли, чтоб не приблизиться, чтоб попутно отвечать по рации напарникам, просматривать помещение и возвращаться к ней снова, глотая жадными глотками минералку и не утоляя жажды — в горле так же сухо. А ведь я со вчерашнего дня ни капли спиртного в рот не взял. И не хочется. Мне ее хочется. До дрожи в пальцах.
Незнакомка сидит на высоком стуле, лицом ко мне, потягивает из соломинки коктейль. Сегодня она здесь одна. Отстукивает мелодию тонкими пальцами, и ее золотистые волосы струятся по плечу, касаясь резко очерченной скулы, и я сгораю от потребности ощутить, какие они на ощупь эти волосы. Пальцами невольно жест повторил, которым бы провел по ее волосам. Псих конченый, может быть, так и становятся маньяками?