Смерть как сон - Айлс Грег. Страница 27

– Откуда я знаю? Мужу, другу, отчиму… Кстати, о мужском голосе. Спустя некоторое время я выдвинула еще одну версию. Для себя. Это мог быть похититель, который нанял забавы ради какую-то женщину и таким образом разыграл меня. Чтобы причинить мне боль.

Кайсер покачал головой.

– Я проверял, никто из родственников других жертв похищений не получал аналогичных звонков.

– А сами вы что думаете?

Он рассеянно ковырнул вилкой мясо.

– Я думаю, что это и впрямь могла быть ваша сестра.

Я долго молчала, пытаясь справиться с охватившим меня волнением.

– Не обольщайтесь раньше времени. Я мог и не говорить вам этого, но сказал, потому что вы «крепкая девчонка». Это слова Бакстера.

– Не знаю, насколько я крепкая…

Кайсер замолчал, давая мне время окончательно прийти в себя.

– Теперь я понимаю, почему вы не хотели, чтобы при нашем разговоре присутствовал Ленц.

– Отчасти да.

– Когда я спросила его, что он думает о том звонке, Ленц просто отмахнулся. Он не придает ему значения.

Кайсер заговорил, не поднимая на меня глаз:

– В ФБР официально приняли вашу же собственную версию о том, что это звонила родственница пропавшего солдата. Ленц не придает этому значения, потому что читал ваши показания и знает, в какой психологической яме вы обретались в то время. Поэтому версия с чужой родственницей выглядит гораздо правдоподобнее версии с сестрой.

– Как вы дипломатично выгораживаете Ленца…

– Вас не проведешь! – усмехнулся Кайсер. – Ну что ж… Тогда скажем так: если допустить, что ваша сестра все-таки жива, это ставит под сомнение все умозаключения Ленца. Он ведь только на словах соглашается с тем, что все возможно и не существует никаких правил. А на самом деле у него на глазах шоры. Может, он и не всегда был такой, но сейчас – именно такой. И поэтому абсолютно убежден, что самый логичный вариант – допустить гибель всех жертв.

– А для вас какой вариант самый логичный?

– Тот же. Но в отличие от Ленца я открыт и для других гипотез. Я так устроен.

– А каковы шансы у этих других гипотез?

Кайсер вновь усмехнулся.

– Невелики, но они есть. Потому что я четко знаю – проверял на личном опыте, – что мир наш не подчиняется никаким схемам. – Он отыскал в одном из свертков «призовое» печенье и бросил на тарелку. – Ленц наверняка задавал вам свои фирменные «личные» вопросы, да? Расспрашивал о семье, о детстве?

– «Расспрашивал» – не то слово.

– Такой у него стиль работы. Он стремится раскопать о своих «пациентах» все до мельчайших подробностей, а потом рыться во всем этом и взвешивать каждую детальку на аптекарских весах. Многие из его собеседников потом жаловались на него. Но я Ленца не критикую. В начале своей карьеры он добился благодаря этой методе серьезных успехов.

– Он вас тоже нахваливал.

– Правда? Спасибо ему. Только моего мнения это не изменит: будь моя воля, я не допустил бы его к участию в этом расследовании.

– Почему?

– Я не доверяю ни его интуиции, ни его суждениям. Не так давно он уже расследовал одно дело и закончилось все весьма плачевно. А Бакстер прислушивается к нему просто потому, что они много лет работали вместе. Ленц – фигура авторитетная.

– Он рассказывал мне о своей жене. О том, что она погибла в ходе какого-то расследования. Вы сейчас об этом вспомнили?

– Об этом. А он рассказывал, как именно она погибла?

– Нет. Лишь сказал, что это было жестокое убийство.

– И он, черт возьми, не солгал! А убили ее, потому что Ленц опять пошел на поводу у своих красивых теорий и гипотез. А в результате прибыл на место преступления через пять минут после ее гибели. На собственном кухонном столе.

– Боже…

– После того случая он подал в отставку из ФБР. И с тех пор консультирует Бакстера внештатно. Но самое печальное – он не извлек никаких уроков. По-прежнему уверен в себе и своих способностях.

– А что вы скажете относительно его идеи использовать меня в допросах подозреваемых?

– Идея неплохая и может сработать. Но не думайте, что это будет так просто. И безопасно. С одной стороны, мы можем не добиться никаких определенных результатов. А с другой – ваше активное участие в деле может привлечь к вам персональное внимание убийцы.

Телефон Кайсера вновь зазвонил.

– Это опять Ленц, – проворчал он, глядя на экранчик.

– Поговорите с ним?

– И не подумаю.

Поскольку Кайсер в нашей беседе уже давно перешел на личности, я решила последовать его примеру.

– Вы только что потрясли перед моим носом грязным бельем Ленца. Меня это увлекло. Потрясите теперь своим. Почему вы сбежали из Квонтико?

– А что вам об этом рассказал Ленц?

– Ничего. Предложил мне самой задать вам этот вопрос.

Кайсер скользнул цепким взглядом вдоль берега и несколько секунд разглядывал парочку влюбленных, которые грелись на солнышке в отдалении. Все как у людей: одеяло, вода, верная собака и переносной холодильник с напитками.

– Все просто – я перегорел. Это со всеми нами случается рано или поздно. Со мной случилось раньше.

– А что, собственно, случилось?

– Я провел в Квонтико четыре года и за это время стал фактически правой рукой Бакстера. Совал свой нос повсюду, лез куда надо и не надо. И в итоге был завязан одновременно на сотне дел с лишним. Детоубийства, серийные изнасилования, взрывы, похищения людей – полный ассортимент. В такой ситуации бесполезно пытаться расставлять приоритеты, потому что за каждой строчкой в деле, за каждой фотографией, за каждой уликой – слезы и разбитые сердца. Убитые горем родители, мужья, дети. Я не мог задвинуть на второй план никого из них. И кончилось тем, что я практически переселился в академию. И даже не заметил, что в какой-то момент вновь обрел статус холостяка. Ну а потом… а потом случилось то, что должно было случиться.

Когда он сказал про «холостяка», я машинально скользнула взглядом по его левой руке. Кольца не было.

– Что именно?

– Мы с Бакстером поехали в Монтану – в главную тюрьму штата. Чтобы допросить одного приговоренного к смерти. Он изнасиловал и убил семерых детишек. Мальчиков. Причем, перед тем как убить, пытал их со звериной жестокостью. Казалось бы, этот допрос не отличался от сотен других. Но эта сволочь открыто наслаждался своими воспоминаниями. И опять-таки для меня это было не в диковинку, по идее давно должен был привыкнуть, но тут… меня будто заклинило. Он говорил, а я все это видел, как наяву. Как семилетний мальчишка, захлебываясь кровью и слезами, зовет на помощь мать… В то самое время, как эта гнида загоняет ему в анальное отверстие сверло от дрели… – Кайсер прикрыл глаза и с трудом перевел дыхание. – Ну я и не сдержался…

– Что вы сделали?

– Опрокинул стол и попытался его убить.

– Получилось?

– Нет. Всего лишь сломал ему челюсть, нос и пару-тройку лицевых костей, повредил гортань и выбил глаз. Бакстер не мог меня оттащить, как ни старался. Лишь потом догадался треснуть меня чем-то тяжелым по башке. Я «поплыл», и он наконец сумел вытолкать меня из камеры.

– А с тем что стало?

– Увезли в больницу на месяц.

– Удивляюсь, как вас после этого не уволили.

Кайсер ответил не сразу, словно не решаясь раскрыть служебные тайны.

– Меня спас Бакстер. Сказал надзирателю, что заключенный напал первым и пытался завладеть оружием, а я лишь действовал в рамках необходимой самообороны. – Кайсер вновь устремил взгляд на влюбленных. – Вы, конечно, сейчас спустите на меня всех собак и скажете, что я нарушил гражданские права того подонка?

– А разве нет? Впрочем, я вас хорошо понимаю и не осуждаю ни капли. Я и сама иной раз лезла на рожон там, где нужно было тихонько сидеть в кустах и щелкать затвором камеры. Полагаю, вы не просто так сорвались. Его признания стали лишь поводом, а вы были на взводе уже когда ехали в Монтану.

Кайсер удивленно взглянул на меня.

– Вы правы. За неделю до того случая я не сумел спасти девочку. Расследовал ее дело в Миннесоте. Точнее, консультировал местную полицию. И мы были близки к тому, чтобы поймать маньяка. Очень близки. Но прежде, чем мы его взяли, он успел изнасиловать и задушить очередного ребенка. Если бы я тогда соображал быстрее… хоть чуть-чуть… девочка осталась бы жива.