Алракцитовое сердце. Том II (СИ) - Годвер Екатерина. Страница 7

– Непременно. Благодарю за совет, господин Ритшоф, – негромко сказал Голем. В этот миг в сравнении с источающим гнев и возмущение Ритшофом он казался очень спокойным. – Известно ли вам что-нибудь о дальнейшей судьбе моей жены? Нирима ен’Гарбадада? Других жителей Старого Рога?

– Вскоре после того, как вас объявили погибшим, ваши владения с согласия Вашей супруги отошли Императору: это все, что мне известно.

– А что Марфус Дваржич, Председатель Круга?

– Умер, – лаконично ответил Ритшоф. – За год до начала Торговых Войн. Насчет его смерти ходило много пересудов, но безусловно только то, что она способствовала дальнейшему упадку.

– Малый и Большой Круги существуют в нынешнее время?

– В последний раз господа из Малого Круга встречались четверть века назад, чтобы опять переругаться друг с другом. Никто не объявлял о запрете подобных собраний, но разумным людям они не интересны. – Ритшоф дернул головой, словно отгонял надоедливое насекомое. – После всех ужасов Смутного времени чародеи утратили людское доверие; только лишь тем, кто принят в Братство Раскаявшихся и несет благословение Отца Небесного, дозволено состоять на государственной службе. Опасные реформистские идеи были отринуты. Люди Дарвенского княжества вновь стали жить согласно традициям и…

– Я заметил, – перебил Голем. – «Братство Раскаявшихся» – был такой орден фанатиков при Церкви Небесного Судии, если мне не изменяет память. Теперь он набрал силу и вы, так пониманию, состоите в нем. Что ж… Снегопады и заморозки, из-за которых через год по всему Заречью будет голод, ваших рук дело?

Повисшая тишина была оглушающей. Ритшоф, до того хоть как-то сдерживавшийся, заскрипел зубами от злости:

– Иногда и лучше совершают ошибки, – выплюнул он.

– «Никто не совершенен», как говорят еретики с Островов, – посчитал нужным вмешаться Его Высокопреподобие Андрий. До того епископ только молча наблюдал и слушал – очень внимательно слушал, – потому Деян заключил, что тот совсем не глуп.

– Архиепископ Цербрейский совершил ошибку, требуя от Братства замедлить продвижение врага любой ценой, – с нарочитым сожалением в голосе продолжил Андрий. – Как и те неразумные братья, кто с досадной поспешностью исполнил его волю, несмотря на возражения гроссмейстера ен’Гарбдада. К сожалению, потребовалось время, чтобы исправить то, что еще можно было исправить… Варк, Ян и другие внесли свой вклад в восстановление погоды. Ваши намеки оскорбительны для них. И для меня. Не думаете же вы всерьез, что я мог желать разрушить свою епархию?!

– Откуда мне знать; бросить-то вы ее смогли, – заметил Голем.

– Оставьте насмешки при себе, князь. – Епископ натянуто улыбнулся. – Нам было приказано уехать. Каждому из нас жаль оставлять чад и братьев, но мы покидаем поле боя, чтобы продолжить борьбу.

– Да неужели?

– А что, если и нет? – прошипел Ритшоф, в запале забывший уже и о почтительности к епископу. – Сопровождать Его Высокопреподобие Андрия мне было приказано самим гроссмейстером ен’Гарбдадом, но я рад этому! Я шел с войсками с первого дня, четырежды был ранен, пролил бочонок крови; с меня довольно! Расплачиваться головой за чужую глупость я не желаю. Пусть гроссмейстер потворствует глупцу в короне и сражается так, как полагает нужным. Без меня! Пусть меня назовут трусом, но я не намерен погибать бессмысленной смертью, когда моя жизнь еще может послужить Отцу Небесному и правому делу. Смейся, смейся, Рибен-Миротворец! Смейся, сколько тебе угодно: пусть я трус, и пусть мне до смерти стыдиться этого, но лучше буду жить трусом, чем напрасно умру дураком!

– Не похоже, чтобы вы были трусом, – неожиданно мягко сказал Голем. – Положение дарвенской армии в самом деле настолько тяжелое?

– Утрать я веру в чудеса Господни, сказал бы, что оно безнадежное, – признал Ритшоф.

– Объясните. И покажите, где мне искать Венжара. – Голем откуда-то достал Кенекову карту и, отодвинув посуду, расстелил на столе. – Мне сказали, он занял оборону на Красных холмах в излучине, но, признаюсь, не могу понять смысл такого решения.

Ритшоф взглядом спросил у епископа позволения и склонился над картой.

– Вас информировали верно. Здесь основные наши позиции. – Толстый палец Ритшофа лег на бумагу на правом берегу Остора, величайшей из дарвенских рек. – Все готово для отступления за Остор, но король Вимил не велит отступать, и Святейший Патриарх его поддерживает – потому гроссмейстер вынужден подчиниться. Барон Бергич в конце лета разделил силы: его солдаты разгуливают по всему южному зареченскому плоскогорью. – К ужасу Деяна, палец Ритшофа прошел совсем близко от Медвежьего Спокоища. – Но оставшегося войска хватит, чтобы опрокинуть нас в Остор… Они могли бы попытаться переправиться южнее Нелова, чтобы в обход нас нанести быстрый удар на столицу, но Бергич не настолько глуп, как надеется наш король, и не оставит большое вражеское войско хозяйничать у себя в тылу. Он желает уничтожить нас, подавить всякое будущее сопротивление – и постепенно стягивает силы для штурма. Наши войска измотаны, Братство потеряло лучших бойцов. Даже гроссмейстер ен’Гарбдад признает: вероятнее всего, штурм увенчается успехом; Бергич, взбираясь наверх, понесет огромные потери, но нам не удержать его. А когда он погонит нас, мы потеряем еще больше… Если же милостью Господней нам удастся отбиться – лишь вопрос времени, когда он соберет оставшиеся отряды и предпримет следующую попытку. Своевременное отступление не убавило бы его превосходства в силах, но дало бы нам необходимую передышку. Однако король упрям. И гроссмейстер ен’Гарбдад упрям: не сумев переубедить Его Величество, он согласился с самоубийственным планом и намерен умереть на Красных Холмах, раз уж таковы приказы. Время на исходе: гроссмейстер уверен, что штурма следует ожидать в ближайшие дни.

Пока Ритшоф показывал и говорил, ненависть на его лице сменилась мрачной сосредоточенностью.

– Никто не вправе осудить Его Величество Вимила за его непримиримость в борьбе с еретиками Бергича и стремление скорее дать решающий бой, но я не могу не сожалеть о скорой и напрасной гибели сотен братьев, – сказал он Голему с неподдельной горечью в голосе. – В запрещенных сейчас хрониках Империи говорится: до того, как стать послом, вы были великим воином; если так, то вы можете понять мою скорбь.

– Но кто начал это? – спросил Голем.

– Это?..

– Войну, полковник Ритшоф, – со вздохом сказал Голем. – Бунт поднял барон Бергич: но не из-за того ведь, что изнемогал от скуки. Мало вашему князю Вимилу было объявить себя королем: чего он пожелал еще? Отнять у баронов и ту власть, какая у них еше оставалась? Еще поднять налоги? Но жадность – грех; не так ли, полковник? Когда Бергич решил, что дешевле один раз потратиться на войну, чем до смерти оплачивать содержание многочисленных королевских фавориток, он просто-напросто был рассудителен.

Ритшоф вновь побагровел, но епископ Андрий безо всякого стеснения сально прыснул в кулак.

– Король Вимил был почти что рад бунту, – продолжал Голем. – Ему и его приближенным позарез была нужна война, чтобы скрыть прошлые расходы, и победа в войне, чтобы вконец обобрать строптивого барона и за счет того пополнить казну, которую он, правитель глупый и бесчестный, промотал на ежедневные пирушки, балы и подарки для своих женщин и намерен проматывать и впредь. Так о нем говорят солдаты; солдаты на отдыхе всегда много болтают, но в этом случае, мне кажется, они не ошибаются. А вам, полковник Варк Ритшоф?

Ритшоф прорычал нечто невразумительное.

– Насколько мне известно, – Голем пристально взглянул на полковника, – поначалу дарвенское войско вместе с Братством Раскаявшихся по руководством гроссмейстера ен’Гарбдада упорно наступало, не считаясь с потерями, и почти добилось желаемого, но в конечном счете бергичевцы и их союзники отбросили вас назад и погнали до самого Остора. Поредевшие, обескровленные, измотанные беспорядочным наступлением дарвенские войска терпели поражение за поражением. И это закономерно; я бы даже сказал, справедливо.