Под небом Ривьеры: Не торопи любовь - Снежин Эдуард. Страница 18

Липарит растроганно поцеловал меня:

— Приезжай.

Срока моей путевки осталось еще на три дня, и я посвятил их лечению и праздному безделью.

Я пришел к выводу, что пассивный отдых тоже имеет свои преимущества, по крайней мере можно отоспаться и набраться сил. Надо сказать, что душевные муки дались мне непросто.

Лежа, я вспоминал жену и Иришку. Больше дочку. Наверное, приехала домой загорелая, веселая, никак не дождется меня, чтобы рассказать о своих маленьких приключениях на юге.

Собственно, я хотел уехать домой пораньше, но билетов на самолет не оказалось.

Однажды, после обеда, когда я прилег, в дверь постучали.

На пороге стоит… Лена! Загорелая, в модном сарафанчике, вся какая-то повзрослевшая.

— Можно к тебе?

Онемевший от неожиданности, я вскочил с постели. Она садится в качалку. Я не в силах сдержаться:

— Ты… ты как тут?

Глаза девушки пробегают по комнате.

— Была тут только один раз, а как все знакомо!

Я не знаю, что предпринять — молчу, пожираю ее глазами. На глазах ее вижу слезы.

— Я сегодня уезжаю. Зашла попрощаться.

Я обреченно сажусь в соседнее кресло и крепко сжимаю ее ладони в своих:

— Что же ты плачешь?

— Дима, мы дружили только два дня, но ни с кем я не была так откровенна. Знаешь… — Она замолкает.

— Хочешь что-то сказать? Говори… Я пойму.

Она помолчала, потом заговорила снова:

— Вчера… вчера Сашка и еще двое ребят нашли наш адрес и уговорили пойти в ресторан, на прощальный ужин. Ты не думай, с Сашкой у меня ничего серьезного не было.

— Я и не думаю.

— Так вот, — Лена судорожно вздыхает, — мы здорово повеселились, танцевали, потом они пошли провожать нас. Потом… девчонки как-то потерялись, а я осталась с троими — они всю дорогу лепили мне, что никогда еще у них не было такого хорошего капитана команды.

— Потом они все стали приставать к тебе?

— Не то слово! Мы проходили по парку, тут они набросились на меня, столкнули на траву, двое схватили за руки и за ноги, а Сашка… полез на меня.

Тут рыдания искажают ее прелестное личико, она прикрывает его руками, носовым платком, ее нежные плечи вздрагивают. Я молча вытираю платочком ее зареванные глаза и жду — она рассказала еще не все. Лена справляется с собой и продолжает:

— Я закричала: «Я ведь считала тебя другом!» Он передернулся, слез с меня и сказал: «Отпустите ее!» Они отпустили и усмехнулись: «Сам же все и устроил!» — «Я один провожу ее!» — закричал Сашка. Они выругались и пошли в другую сторону. Я поднялась — меня трясло. Тут Сашка стал доставать из карманов деньги и совать мне! Он пытался прижать и поцеловать меня. С одним-то я могу справиться, ударила ему коленом в пах и, пока он корчился, убежала.

Я смотрю в ее вымученные глаза.

— Ой, Лена, я ведь тоже хотел добиться тебя…

— Нет! Мы оба хотели этого. Я поняла сейчас, что мне не надо было сбегать от тебя.

Я глажу ее по волосам.

— Зачем я тебе?

— Пусть! Даже бы две недели были прекрасны.

— В волейбол я не играю, — усмехаюсь я.

— В волейбол я бы в Томске наигралась. Я знаю, нам было бы хорошо.

Она заплакала снова.

— Я тоже знаю. Что ж, так вышло. Слава Богу, ты избежала насилия.

— И многому научилась на этом юге.

— Жизнь учит лучше, чем университет.

Моя несостоявшаяся радость жизни вытирает слезы.

— А где Липарит?

— Уехал!

— А как ты? — Лена осторожничает. — Как твоя… дама?

— Расстался с ней в тот же день, видишь — вот следы, — усмехаюсь я.

У Лены напрягается лицо.

— Так ты… так я… могла бы прийти к тебе?!

— Ну что ж теперь говорить. Не судьба! — вздыхаю я.

— Прости меня.

— За что? Ты, как будущий психолог, знаешь, что кроме радости есть другие, более сложные и глубокие эмоции. Помнишь у Куприна: «Сколько разнообразного счастья и очаровательных мучений заключается в неразделенной любви!»

— Ты наизусть Куприна знаешь, обязательно в Томске прочитаю его, — всхлипнула Лена.

Опять пауза.

— И буду думать о тебе. А любовь наша разделенная!

— Разделенная, но не состоявшаяся. Спасибо! Я тебя не забуду.

Лена достает из сумочки листок:

— Здесь мой адрес, телефона у меня нет, напишешь?

— О чем писать, Лена?

— Ты прав, — соглашается она. — Вот увидеться бы здорово, ты ведь рядом, в Новосибирске.

— Конечно, — уклончиво отвечаю я и беру листок. — Свой адрес не даю по понятным причинам.

— Да, помню, жена и дочка, — улыбается Лена. — Ну, ладно, мне пора.

— Я провожу тебя.

— Только не надо до квартиры, перед девчонками неудобно.

Мы выходим из корпуса и, взявшись за руки, как в день нашей встречи, идем мимо благоухающего розового кустарника.

Вдруг прямо перед нами возникает знакомая спортивная фигура.

— Вот ты где! — тяжело дышит волейболист, надвигаясь на Лену.

— Шастаешь по курортникам, а притворяешься недотрогой.

Я опешил перед этой неожиданной преградой, осмысляя происходящее.

— Ты считаешь, что имеешь право так разговаривать со мной? — крикнула Лена срывающимся голосом и с размаху влепила «другу» пощечину.

Сашка — это был он — заскрипел зубами и грубо схватил ее за руку:

— Пошли! Твой хахаль понимает, что не уедет живым домой, если вмешается.

Молодец явно перешел границы. И понял это — то, что мужчина перестает быть мужчиной, если не даст решительный отпор обидчику своей дамы, в данном случае этим мужчиной был я.

Впрочем, ошарашенный агрессией породистого самца, я не размышлял и изо всей силы ударил его ребром ладони по сгибу руки, которой он удерживал Лену.

Спортсмен влепил мне удар по голове, только кое-как увернул я лицо.

— Скотина! — то ли крикнул я, то ли взорвалась ярость в радужных кругах перед моими глазами.

Тело мое одеревенело, я знал это состояние и пугался его: взведенный до предела, я не чувствовал боли от ударов, как бультерьер не чувствует укусов, в таком состоянии я запросто мог убить противника или погибнуть сам.

Да, не причиненная мне боль была причиной моего неистовства. С какой-то буйной радостью от представившегося случая отмщения за поругание Лены я методично сбивал Сашку с ног каждый раз, когда он поднимался с земли после очередного моего удара. Его ответные удары отскакивали от меня, как от брони.

Наконец до Сашки дошло, что моя эйфория сродни опьянению битвой, и он не в силах победить меня.

— Ты единоборец? — прохрипел он, сплюнув кровь, и встал на колени.

— Извинись перед девушкой, мразь!

— Джентльмен хренов… Сам-то только и ждешь, чтобы… притиснуть ее, если еще не притиснул…

Меня окатило волной, и я понял — еще одно его слово, и я попросту уничтожу его. Видимо, это отразилось на моем лице, потому что он поднялся, опираясь на руки и, шатаясь, двинулся прочь.

— Мы еще посчитаемся с тобой! — крикнул он уже с улицы.

Я понял, что следует ожидать его дружков, но страха не испытывал.

— Он выследил меня. — Лена прикладывает платочек к ссадинам на моем лице.

Я молчу. Что я мог ей ответить?

— Мне собраться еще надо перед отъездом. — Лена посмотрела на часы. — Пошли-и? — прозвучал ее милый голос, рождая дежа-вю нашей первой встречи.

Мы опять идем через парк «Ривьера».

— Ой, не забуду этих железных лягушек, — сворачивает Лена к водоемам.

Останавливаемся.

— Квакают, — говорю я.

Мы проходим парк и снова стоим около высокого дуба.

— Дальше я пойду одна.

Я задерживаю ее руки в своих и долго смотрю на нее, стараясь запомнить ее лицо — в последний раз. Она так же пристально, но как-то встревоженно смотрит на меня.

— Торопишься? — спрашиваю я.

— Ничего ты не понимаешь! — вспыхивает она. — Я представила, как ты утонул! — И, рыдая, бросается мне на грудь, покрывает поцелуями мое лицо.