Да забыли про овраги #play_to_return - Тумановский Ежи. Страница 26

- Вижу, командир.

Я упёрся руками в стенки своей металлической клетушки, и когда танкетка, сильно раскачиваясь на кочках, покатила наконец в нужную сторону, перестал болтаться  в ней, как килька в консервной банке. Правда, теперь посмотреть в командирский прицел было по-настоящему страшно - казалось, что стоит мне наклониться к резиновой маске, окаймляющей  окуляры, как машина подпрыгнет на ухабе и я просто разобью себе лицо. Но стоило Ложкину притормозить, чтобы довернуть танкетку вправо, как я вцепился в ручки командирского прицела и прижался лицом к резине маски.

Держаться за рукояти и одновременно смотреть на, периодически подсвечиваемое, поле боя, оказалось весьма удобно. Я нашёл свою танкетку, которая сверху выглядела не так уж и  смехотворно, и вовремя дал команду Ложкину на поворот в нужную сторону. Посчитав, что мы отъехали достаточно, я сказал:

- А теперь поверни на девяносто градусов влево.

Танк замедлил ход и остановился.

- Это как, командир? - удивлённо спросил Ложкин.

- Часы представляешь? - ответил я вопросом на вопрос, после небольшого раздумья.

- Ну, представляю, - осторожно сказал Ложкин.

- Представь, что мы стоим по направлению к цифре "двенадцать", а нам нужно повернуть на "девять".

Танкетка заверещала своим слабосильным движком и ловко крутанулась влево.

- А теперь вперёд, - сказал я, не отрываясь от командирского прицела. - Мне надо, чтобы мы с тобой заехали на вершину холма.

Движок танкетки взвыл и мы медленно тронулись вперёд, практически сразу ощутимо задираясь передней частью машины кверху. Судя по всему, склон здесь был достаточно крутой. Через несколько секунд, опасаясь, что мы вот-вот можем перевернуться, я приказал Ложкину остановиться. Мой гениальный план по просачиванию в тыл противника через фланг на большом удалении внезапно дал трещину, столкнувшись с предусмотрительностью гейм-дизайнера.

Карта в командирском прицеле оставалась непроницаемо-тёмной, однако гулкие звуки выстрелов и разрывов продолжали проникать сквозь чахлую броню танкетки. Хорошо, наверное, иметь ночной прицел.

Поскольку запасного плана у меня не было, приходилось придумывать его "на ходу". И удачная мысль посетила меня немедленно. Бой длился уже достаточно долго и обе стороны практически израсходовали осветительные снаряды. А у меня такие снаряды ещё были. И если предупредить своих союзников, когда я смогу подсветить поле боя, они получат преимущество. И в благодарность, может быть, выслушают меня и помогут связаться с полковником Комаровым.

План был настолько гениальным, что прежний гениальный план казался полным убожеством. Особенно с учётом того факта, что танкетка уже стояла на крутом склоне и её пушка смотрела по-зенитному в небо. А ведь я её смогу задрать ещё выше средствами вертикальной наводки орудия!

- Глуши мотор, - сказал я Ложкину, вытащил из боеукладки осветительный снаряд, который по форме не отличался от бронебойных, но имел в средней части по окружности жирную белую полосу.

Вдохновленный простым, но невероятно эффективным планом, лихо толкнул снаряд в казённик и закрыл затвор. Получилось так быстро и молодцевато, что я на секунду возгордился своими успехами, распрямил спину и тут же набил здоровый синяк на плече.

Теперь предстояло задрать ствол орудия и я приник правым глазом к прицелу наводчика, одновременно устраивая руки на штурвальчиках. Оказалось, что небо, хоть и укутанное тучами, выглядело в прицеле всё-таки чуть-чуть светлей, чем непроницаемо-чернильная темнота, укрывшая склон холма. Поэтому я отчётливо видел неровный край вершины, въехать на которую так и не решился. Повернул на четверть оборота штурвальчик вертикальной наводки и перекрестье прицела медленно поползло вверх, а кусок абсолютной темноты в нижней части поля зрения, стал уменьшаться.

Тем неожиданнее стало появление чёрного пятна, мгновенно почти полностью заслонившего собой небо. Несколько мгновений я растерянно смотрел на него, потом повернул штурвальчик дальше, смещая поле зрения прицела ещё выше и вдруг понял, что смотрю на контур башни танка. Прямо у меня на глазах, с другой стороны холма на самую вершину медленно вползала вражеская машина. И что характерно, никто её, кроме меня, не видел.

Понимая, что у меня есть всего несколько секунд, я быстро посмотрел в командирский прицел и не обнаружил синюю точку танка противника напротив зеленой точки своей машины. Получалось, что я его увидел случайно, лишь потому, что "неправильно", с точки зрения игрового процесса, использовал свои возможности. Но как привлечь внимание союзников?

Я схватился за микрофон рации, одной рукой прислоняя к голове наушники, но услышав множество, перебивающих друг друга, голосов, понял, что быстро поднять тревогу не сумею. Оставалось последнее средство: атаковать вражеский танк и надеяться, что мне удастся если не подбить тяжёлую машину - а судя по размеру башни, танк был из числа тяжёлых - то хотя бы повредить её, и привлечь к ней внимание. Терять мне было нечего: как только меня обнаружат, до выноса из боя моей танкетки останутся считанные секунды.

Я бросил наушники и снова припал к прицелу наводчика. Чужой танк как раз переваливал через гребень холма и был виден целиком, причем позади него виднелась, задранная в небо, пушка ещё одного танка!

Быстро подведя штурвальчиками перекрестье прицела на середину тёмного силуэта, я задержал дыхание и что есть силы дёрнул за спусковой рычаг. Пушка звонко грохнула и боевое отделение заволокло дымом, но мне было не до этого. Прижавшись, выпученным от изумления глазом к прицелу наводчика, я провожал взглядом длинную светящуюся линию, протянувшуюся от моей танкетки к грозному силуэту вражеского танка. Ё-моё! Я же зарядил осветительным!

Вероятно среди бета-тестеров игры таких кретинов, как я, не нашлось и поэтому никто специально не прописывал, как должен вести себя осветительный снаряд попадая в танк. Поэтому он повёл себя так, словно ничего особенного не случилось и он штатно сработал между небом и землёй: на броне тяжелого танка противника загорелся яркий белый огонь.

Я ахнул и полез в боеукладку за новым снарядом. Пока трясущимися руками я его выколупывал из ячейки и разворачивался, чтобы засунуть в пушку, на моем теле не осталось наверное и квадратного сантиметра без синяка или ссадины. При всём при этом вдруг оказалось, что в маленьком объеме танкетки ужасно жарко, и к тому времени, когда я обливаясь потом, затолкал новый снаряд в казённик, мне уже хотелось выбраться на броню и стащить с себя мокрый комбинезон.

Как только затвор лязгнул, возвещая, что орудие к выстрелу готово, я снова припал глазом к прицелу наводчика. Вражеский танк уже успел съехать на нашу сторону, пытаясь таким образом скрыться среди деревьев. Яркий "фонарь" продолжал гореть на его броне, придавая всем его попыткам спрятаться изрядную долю анекдотичности. Судя по воплям из наушников, резко набравшим громкость и градус возбуждения, спрятаться "синему" действительно не удавалось.

Я отчаянно завертел рукоятками штурвальчиков, но выстрелить не успел. Издалека донеслись частые хлопки и на броню тяжеловеса посыпались снаряды моих союзников. Несколько секунд я любовался снопами искр от бронебойных снарядов, прекрасно видимых даже в свете догорающего осветительного снаряда, сопровождаемых жуткими ударами металла о металл. Потом, почти одновременно, в лобовой плите вражеского танка образовалось чёрное отверстие пробитой брони, а на башне распустился огненный "цветок" фугасного взрыва.

- Ура! - гаркнул Ложкин, когда вражеский танк окутался дымом.

Я же обнаружил в прицел наводчика краешек второго танка, который перестал подниматься на вершину, и стоял теперь неподвижно, видимо уверенный, что его никто не обнаружит.

- Отлично, - прошептал я, аккуратно подводя перекрестье прицела в нужное место.

Дёрнул за рычаг, и, дождавшись, пока казённик пушки вернётся на место, и даже не пытаясь оценить результат, наклонился, вытаскивая из боеукладки осветительный снаряд. Почему-то именно в этот момент, мне вдруг показалось, что ещё один вражеский танк целится в меня из темноты леса, и сейчас я так и умру, скрючившись в жаркой и вонючей каморке крохотной башни танкетки. Отчаянно захотелось вдохнуть свежего воздуха, но вместо этого в горло лез едкий пороховой дым.