Наёмный самоубийца, или Суд над победителем (СИ) - Логинов Геннадий. Страница 28

Двое мужчин, пьяный и трезвый, следуют по слабоосвещённой улице, а следом за ними плетётся облезлая хромая собака. Вечерний мрак готовится окончательно извести последние остатки света. Но слабые очаги борьбы ещё сохранились у газовых городских фонарей или за окнами домов.

За одним из этих светлых окон находится юноша. Он затягивает петлю. Он дурак. Он влюблён. За ответную любовь он готов отдать всё, что у него есть. Но у него — ничего нет.

На стене его тесной холодной комнаты висит распятье. Распятый смотрит на него печальным и сочувственным взглядом, разделяя его боль и призывая одуматься.

Влюблённый романтик медлит. Долго собирается с силами. Неуверенный, он переминается на старом скрипучем табурете. Становится сразу видно, что юноша — новичок в самоубийствах. Но скоро его страданиям наступит конец. Юноша набирает в лёгкие больше воздуха. Пытается вдоволь надышаться…

…Сквозь узкую светлую прорезь дверной щели проскальзывает какая-то брошюра. Снедаемый любопытством, молодой человек решает ненадолго отложить свою затею.

Освобождается от петли. Переводит дух. Спускается с табурета. Подходит к двери. Поднимает листок. Рассматривает замысловато выведенные изображения круглого стола, черепов, зажженных свечей и хрустального шара. Немного растерянно читает: .

Дальше идёт много слов, но — молодой человек ещё не в состоянии их осмыслить. Он уверен, что случившееся не может быть простым совпадением…

Тем временем человек в цилиндре достиг места своего назначения. Старое здание неброской наружности скрывает в своих недрах нечто большее, чем может предположить любой случайный прохожий.

Не паб. Не бордель. Нечто сильно контрастирующее с окружающими реалиями.

Мужчина обращает внимание на кнокер, берётся за медное кольцо, зажатое в устах трёхглазой жабы, и наносит пару ударов. Затем, помедлив, добавляет к ним и ещё один. Оборачивается, оглядывая окрестности. Ему не хочется оставаться на тёмной, холодной и неспокойной улице долгое время.

Вскоре — на двери отворяется небольшое окошко.

— Пароль, — произносит знакомый голос. С его появлением приходит и спокойствие.

— Верховный Архитектор Вселенной постоянно геометрирует, — человек в цилиндре исполнен серьёзности: для каждого часа существует свой пароль, и он помнит каждый из них наизусть. Не то чтобы в этом присутствовал какой-то особый смысл — в конце концов, обитатели этого крошечного мирка знают друг друга как облупленных. А каждую новую кандидатуру на членство в клубе тщательно подбирают и долго изучают перед обрядом посвящения. Если, конечно же, до него вообще допустят — что бывает далеко не всегда.

Но просто — всё это часть их игры, правила которой эти вроде бы как взрослые люди обязались соблюдать.

Дверь в новый мир, такой близкий и в то же самое время такой далёкий от всего того, что находится вовне его, отворяется. На пороге возникает человек в чёрной мантии, бауте и треуголке. В руках он сжимает маротту. Его белая маска способна вызвать страх, его шутовской жезл венчает голова дурака в колпаке с бубенцами. Всё это — тоже часть игры.

Учтиво поклонившись, привратник приглашает мужчину пройти. Пришедший вверяет ему свою трость и цилиндр с перчатками, после чего следует за ширму, где ему предстоит облачиться в тот или иной новый костюм и маску. Медуза Горгона, патриций Древнего Рима, знак зодиака, пигмейский вождь, месяц года, гунн Атилла, олимпийское божество, страшное чудовище из античной мифологии, рыцарь Круглого Стола, разновидность алкогольного напитка, протухший овощ, страна, дикий зверь, заплесневевший сыр, китайский евнух, Анна Австрийская или библейский царь Навуходоносор — кто и что угодно.

Тема сегодняшнего дня сравнительно банальна: комедия дель арте. Что ж, значит, — так тому и быть. Закончив с переодеваниями в Скарамучча, мужчина выходит из-за ширмы, вверив заботу о своём гардеробе надёжному человеку. Теперь — он идёт вдоль по коридору, украшенному причудливыми картинами и статуэтками. Здесь — статуя Геракла, разрывающего пасть Купидону. Там — глобус, богатый несуществующими материками, носящими вымышленные названия. Далее стоят двухголовый бюст; скульптура шестигрудой девы, груди которой располагаются рядами по три; подставка, где на красной шёлковой подушечке находится необычный меч без острия — с рукоятками на обоих концах.

На стенах красуются экстравагантные полотна с соответствующими названиями, такими, как: «Узревшая Фемида», «Рыбак в пустыне», «Безудержно ленивый развратник», «Из сердца выкована сталь», «Нимфа в разрезе», «Бордель для праведников», «Наёмный самоубийца», «Канализационная ундина», «Луножители», «Источники мрака», «Исповедь ангела», «Громыхающая тишина», «Сыночек краски опрокинул», «Петляющая прямая», «Доспех из ржавой плоти», «Разделяющий умножитель», «Великий гриб», «Гамельнский крысолов», «Рождение кубика», «Серые окуни её глаз», «Мехабык», «Зелёно-круглый, треугольный, пурпурно-красно-синий куб», «Пароед», «Автор неизвестен», «Бутыль вина в пчелиных сотах», «Мои цветные фантазии», «Образцовая тьма», «Посмертная казнь», «Автопортрет невидимки», «Тринадцатый месяц», «Бал объятых пламенем», «Орфей и Гидра», «Муравьед и Тарантул», «Суд над победителем», «Дуэль пирамиды и куба».

Даже несмотря на то, что «Узревшая Фемида», «Рождение кубика» и «Посмертная казнь» принадлежали кисти человека в обличье Скарамучча, сам автор находил их наименее выдающимися из всех представленных клубных картин.

В сущности, в той же зрячей Фемиде не было ничего особенного, коль скоро мать Прометея изображалась ранее зрячей и с рогом изобилия, — повязка и меч являлись уже более поздним изобретением римлян. Вторая работа представляла собой нагромождение геометрических фигур, в котором, по задумке автора, прослеживалась некая динамика, передающая квинтэссенцию страсти, освобождённую от всего наносного. А впрочем, он и сам до конца не понимал своих работ, полагая, что его видение этих картин может быть столь же ошибочным, субъективным и предвзятым, как и мнение прочих оценивающих.

В любом случае, молодой художник истово полагал, что любая сложная натура по сути являет собой совокупность простейших геометрических фигур: кругов, квадратов, треугольников, цилиндров и сфер. И, стало быть, не освоив простейших основ, не изучив возможностей базовых элементов цвета и формы в построении композиции, не овладев азами ремесла, уважающий себя художник не должен спешить делать следующий шаг.

Что же до третьей картины молодого автора, то она, как несложно было догадаться сведущим людям, посвящалась теме посмертной казни Оливера Кромвеля, проведённой по указу Карла Второго, и название полотна вполне соответствовало его содержанию.

Некоторые картины были написаны незрячим художником, в чём, собственно, сами члены клуба не видели чего-либо особенного: в конце концов, история знает, по меньшей мере, пример одного выдающегося глухого композитора.

Тем не менее, наиболее интересной из представленных картин члены клуба почитали «Наёмного самоубийцу», отмечая не только и не столько содержание самого произведения, сколько историю его написания. Испещрённое морщинами кракелюра полотно было написано в технике a la prima, что в переводе с итальянского буквально означало «в один присест» — с нанесением масляной краски одним единым слоем и завершением работы до того, как та успеет засохнуть.

На ней был изображён человек почтенного возраста. Наделённый благородными аристократическими чертами лица. Облачённый в мантию судьи. Берущий из чьих-то рук взятку. Опасливо озирающийся на собственное отражение в зеркале позади — так, словно бы по ошибке приняв его за лишнего свидетеля.

Возможно, он обрекал людей на несправедливые муки. Возможно, давал свободу отпетым мерзавцам и негодяям. Возможно, даже обрывал чужие жизни, заботясь если не о поиске виновных, то о назначении виноватых. И с каждой унесённой жизнью, с каждой сделкой со своей совестью терял и частицу себя, крупицу за крупицей, медленно убивая себя раз за разом. Свою бессмертную душу.