Наёмный самоубийца, или Суд над победителем (СИ) - Логинов Геннадий. Страница 62

Размеры зала были просто гигантскими, но вместе с тем у Манон складывалось такое впечатление, как будто в это место были стянуты со всего дома нужные Десмонду вещи, чтобы иметь под руками всё и сразу, без необходимости совершать дальние экспедиции из одного крыла здания в другое. Пластинка тем временем уже доиграла, и владелец неспешно направился её заменить. Кругом были развешаны различные картины, расставлены статуи и чучела, ширмы и вешалки. На вешалках висели однообразные мужские костюмы и старомодные дамские платья. За зеркальными ширмами имелись рукомойники и ванные. У противоположных стен, разделённых огромным пространством зала, стояли две массивные кровати с множеством подушек и ступеньками: на первый взгляд, эти кровати могли поместить на себе даже несколько человек, лежащих поперёк. А под кроватями живописно располагались ночные горшки в виде разинувших пасти монструозных голов. В самом центре помещения находился старинный изукрашенный клавесин, а подле него — несколько столов, один из которых был заставлен книгами и всевозможными предметами, о назначении большинства из которых девушка могла лишь гадать; на втором размещалась настоящая химическая лаборатория с массой банок и колбочек; а третий был заставлен посудой и походил на операционный стол, приспособленный под кулинарные нужды. Вдоль стен располагались книжные шкафы и рыцарские латы, между которыми были развешаны различные маски, кремневые пистолеты и мушкеты, кавалерийские сабли и экзотические оружия народов мира, а также стояли стройные ряды зеркал, переотражавших друг друга, благодаря чему создавалась иллюзия бесконечности помещения.

При этом пыли и паутины было намного меньше, чем ожидалось: даже колбочки — и те выглядели неожиданно чистыми и опрятными. Судя по внешнему виду, чучела были собраны из частей тел различных животных: здесь были и крылатые волки, и медведи-кентавры, и рогатые кабаны, и даже птицерыбы с пернатыми плавниками. Статуи не отставали, изображая различных невообразимых страхолюдин: созданий, не похожих ни на людей, ни на зверей, ни вообще ни на что, известное Манон в этом мире. Картины представляли собой единую серию, демонстрируя некое жуткое место в целокупном разнообразии ракурсов: складывалось такое впечатление, что нечто подобное вполне мог бы изобразить Орфей, Эней или Данте, если бы они, побывав в преисподней, прихватили с собой холсты, краски и кисти, решив запечатлеть пейзаж. На этих полотнах не было ни огней, ни традиционных чудовищ, но, вместе с тем, они словно бы источали такую тоску, такую депрессию, такое ощущение необратимого и безнадёжного упадка и запустения, какое, по всей вероятности, могла испытать в полной мере лишь навеки обречённая душа. Центральной темой выступал именно фон, и, хотя местами на картинах встречались некие странные и отталкивающие изображения непонятных созданий, за редким исключением они вызывали скорее жалость, чем ужас, ассоциируясь скорее с несчастными жертвами, испытывающими бесконечные страдания, помноженные на уныние, нежели со злыми мучителями, представляющими для кого-то угрозу.

— У Вас здесь очень… необычно, — не подобрав более удобного слова, поделилась Манон. Откровенно говоря, с каждым проведённым здесь мгновением это место нравилось ей всё меньше и меньше, но, вместе с тем, отталкивающие в отдельности детали необычным образом складывались в целостную композицию, обладавшую некой своеобразной притягательностью.

— Это уж как посмотреть, — дирижируя воображаемому оркестру своей тростью, под звуки пластинки заявил мсье Десмонд. — Люди часто склонны воспринимать чуждый для них порядок в качестве хаоса. Впрочем, у Вас ещё будет немало времени, чтобы освоиться и осмотреть здесь каждый угол, если Вы, конечно, решите здесь остаться. Поэтому — не будем торопиться. В принципе, в особняке существует немало интересных мест, но я бываю в них нечасто и, тем более, не советовал бы куда-либо отправляться в столь поздний час. При желании, конечно, к Вашим услугам десятки комнат; но, во-первых, почти все из них требуют капитальной уборки, а во-вторых, по крайней мере, эту ночь я бы советовал провести именно здесь: тут собрано почти всё, что только может пригодиться. Но уже с завтрашнего дня я мог бы организовать Вам экскурсию и со всем ознакомить. Если Вам потребуется совершить омовение или переодеться, Вы без труда найдёте здесь всё необходимое.

— Но, позвольте… Прямо здесь, при Вас? Это ведь просто неприлично, — в большей степени шокированная, чем возмущённая, заметила красавица.

— Не переживайте. Во-первых, обещаю не подглядывать, — с иронией произнёс владелец особняка. — А во-вторых, мужчины в моём возрасте, как правило, способны лишь любоваться красивыми женщинами. Да и то, как вы видите, не все. Поэтому можете быть спокойны — никто не станет к Вам приставать. А сейчас, если Вы не против, я хотел бы предложить Вам отметить наше знакомство. Прошу прощения за скромность угощений и некоторый беспорядок, но это только сегодня.

Повернувшись, мсье Десмонд побрёл к одной из дверей, ведущих прочь из зала, но возглас Манон его остановил:

— Простите, но неужели Вы даже ни о чём меня не расспросите? Мы встретились сегодня впервые, а Вам даже не интересно, кто я, где родилась, откуда приехала, чем занималась до этого? Откуда Вам знать, вдруг Вы принимаете в дом воровку или беглую преступницу?

Обернувшись к красотке, владелец особняка искренне и звонко рассмеялся, явив ей безупречное состояние своих тридцати двух зубов:

— Ну, для начала, скажем, что я уже рад хоть кому-либо, переступившему порог этого дома. И кем бы Вы ни были — для меня это не важно, потому что даже воры — и те обходят меня стороной. Разумеется, мне было бы интересно Вас послушать, и, если у Вас появится такое желание, Вы расскажете мне о себе всё, что будет Вам угодно. Для меня же достаточно знать, что я — это я, а Вы — это Вы. К примеру, я мог бы долго перечислять свои регалии, рассказывать про знатность рода, научные степени и признание в различных областях, но, по сути, всё это вздор. Фактическое значение имеет лишь то, чего я стою на деле, когда перед нами возникают конкретные ситуации, требующие от нас наличия определённых знаний, личных качеств и умений.

Дальнейшее запомнилось красотке Манон смутно: мсье Десмонд прикатил тележку с накрытым подносом и, шутливо посетовав на отсутствие слуг, принялся готовить стол к трапезе, пресекая все попытки девушки оказать содействие. При этом он не забыл подготовить и место для пса: сидя на полу, Баргест всё равно нависал над тарелкой. Далее шёл разговор ни о чём, способный показаться со стороны довольно странным. Не считая дежурных фраз и банальных тостов, он состоял из странного диалога, в котором гостеприимный хозяин являл апофеоз уклончивого общения, говоря очень много, но, вместе с тем, не сообщая фактически ничего. Со стороны могло показаться, что каждый просто говорит о своём, совершенно не слушая собеседника, поскольку проследить какую-либо связь между вопросами и ответами просто не представлялось возможным, несмотря на всю утончённую учтивость владельца особняка.

Девушка невинно хлопала своими виноградно-зелёными глазами, порою пытаясь направлять разговор в желаемое русло, но вскоре убедилась в бесполезности подобных попыток. Она не знала, чего ей следует ожидать от этого странного человека с не внушающим доверия зверем, но, так или иначе, это был первый мужчина, который не стал домогаться её, оставшись наедине. Она была сыта, имела крышу над головой и могла отдохнуть от некоторых старых тревог, пусть даже и приобретя взамен новые. Это были необъяснимые смешанные чувства, характеризуемые как «спокойное волнение».

Безумная словоохотливость мсье Десмонда, как ни странно, совсем не утомляла девушку, напротив — она приятно успокаивала её, сродни лёгкому постукиванию капель дождя по крыше. Тем временем тот говорил поистине странные вещи: к примеру, заявляя, что величие некоторых искренних натур проявляется даже в их грязи и ничтожности. Манон не могла уследить за ходом его мысли и, вначале пытаясь как-либо разобрать смысл его слов, вскоре махнула на это рукой. Мужчина рассказывал что-то про «Антисолнце» и про то, что просто так «что-то» не могло возникнуть из «ничего», в то время как «что-то» и «анти-что-то» могли породиться из «ничего», подобно тому, как отрицательное и положительное значение одного и того же числа в сумме представляют собой единый нуль. Он вообще рассказывал много разного и, казалось, что слушать его — действительно является серьёзной работой, требующей солидной оплаты. Но в этот вечер девушка переволновалась и утомилась, поэтому ей было сложно воспринимать сказанное. В конечном итоге она деликатно сообщила об этом, вместе с тем настояв, чтоб её всё-таки проводили в отдельную комнату, даже и пребывающую не в самом лучшем состоянии. Просто перспектива ночевать в одном зале с мужчиной, которого она видела впервые в жизни, совсем не радовала Манн.