Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ) - Канра Дана. Страница 11
- Благодарю.
В свою комнату Ричард вернулся, едва дыша, с пересохшим от волнения горлом - или это так проявлялись остатки давно минувшей детской грудной болезни? Вода из кувшина, который юноша позавчера выпросил у слуги, прекрасно помогла, значит, все-таки он здоров. И это прекрасно, хорошее самочувствие ему понадобится.
На сероватых листах унара появилась запись за четвертый день номер два.
«Изначальные твари разгуливают по Лаик. Сколько их, неизвестно, главное - перестать бояться. Эти создания уважают храбрых, однако любят есть отчаянных. Следует найти тонкую грань между этими двумя понятиями и вести себя соответствующе».
В углу зашуршало, и послышался слабый писк.
- Прости, - Ричард не обернулся, - я не таскаю в комнату остатки ужина. Самому мало.
В ближайшие дни, да и недели тоже Изначальная Тварь не давала о себе знать ни словом, ни жестом, ни случайным взглядом, ни какой-либо выходкой, но и потерять бдительность было бы глупо и недальновидно. Поэтому Ричард, по возможности наблюдая за Валентином, сделал вывод, что тот ел очень мало и редко, часто моргал в те редкие дни, когда за окнами светило холодное яркое солнце, но агрессией к другим унарам и попытками их убить не отличался. Ричард же сумел с головой погрузиться в учебу, не желая отстать от однокорытников, а также забыть про экзамен, и вот наконец результат был достигнут: мэтр Шабли усердно хвалит любителя и знатока сонетов Веннена. Любить их юноша не любил, но как не знать, когда сестрица в Надоре все уши прожужжала этими сонетами? А Арамона и ментор на тренировках по фехтованию перестали обращать на него внимание и придираться чуть что - это равносильно удовлетворительной оценке.
Гром грянул одним невеселым хмурым днем в начале зимы, когда все порядком измотались от учебы, а до праздника Зимнего Излома еще ждать и ждать. Подняв первым крышку супницы, как самый голодный, капитан Арамона выудил оттуда ярко-малиновую перчатку с шестью пальцами. С левой руки. По кодексу поединков это означало вызов, посылаемый отсутствующему, но Ричард почему-то подумал про Леворукого. Позже, когда трапеза была окончена и капитан покинул зал, перед этим с лихой силушкой забросив перчатку аж к самому камину, унары столпились вокруг нее.
Перчатка блестела от не успевшего высохнуть жирного бульона, и когда ее поднял Норберт, Ричард присмотрелся. Блюдо с лежащей на нем, зарезанной обеденным ножом свиньей мало заинтересовало юношу, но вот подпись...
«Владельцем сего герба является благородный и голодный Суза-Муза-Лаперуза».
Голодный до чужих душ.
Обведя осторожным взглядом трапезную, Ричард Окделл почувствовал, что его трясет от ледяного ужаса.
Валентин Придд стоял у противоположной стены, рассматривая потолок, и, поймав на себе чужой взгляд, улыбнулся столь же хищно и страшно, как в первый раз, но теперь обнажил острые зубы. И только сейчас Ричард с тоской понял, что готов признать собственное дурацкое поражение.
Или бороться со страхом дальше.
Глава 7. Немного о союзниках
Познания унаров относительно своих прав в стенах Лаик оказались совсем небольшими, как за последние несколько дней удалось выяснить Ричарду. И выходило так нелепо, что самые смелые и отчаянные люди, вроде того же Эстебана с его дерзкими глазами или веселого Арно, не говоря уже о нетерпеливых южанах, дрожали перед Арамоной и менторами. Лишь Шабли разрешал унарам говорить им с собой на равных, а не как зависимые люди с человеком, от которого зависят, но его занятия проходили, к печали Ричарда и Эстебана, не так часто, как бы хотелось. Обучение несло унарам познание, которое, согласно эсператизму, есть свет, в отличие от неведения, но какая радость в узнанных сведениях, если унарские головы набиты оными до отказа?
Глядя на измученные лица однокорытников, Ричард все чаще размышлял о том, что имеет смысл принять участие в задумке какого-нибудь веселого праздника, но не только Зимнего Излома, и без того грядущий, добрую половину угощения на который капитан Арамона непременно заграбастает себе, а что-нибудь более подвижное. Разумеется, не без участия ментора, согласного прикрывать унарские забавы, и не без участия унара Эстебана, ведь после давнего странного утреннего разговора об обидах и примирении, он не мог относиться к южанину, как к врагу.
Но пока эти мысли оставались лишь мыслями. Если Тварь не будет изгнана в посмертные гальтарские лабиринты до Зимнего Излома, времени до которого, кстати, почти не осталось, разговаривать с мэтром придется в другой день, и тогда, скорее всего, тот настоит на проведении игр в более подходящий срок. По истечении четырех месяцев - не ранее.
К тому же, Тварь, переименовавшаяся в Сузу-Музу, словно разгадав замыслы Ричарда Окделла, опередила его и продолжила собственную игру - безумную, опасную, но абсолютно без оставления всяких улик. О последнем юноша мог только догадываться, однако как знать, что на уме у существа не то что многолетнего, а многокругового возраста?
Все-таки хорошо, что старая мудрая Нэн предупредила его в детстве о наличии Изначальных Тварей. Хорошо, что она абвениатка. И плохо, что здесь он абсолютно не знает, как поступать.
Второй выпад в адрес капитана Арнольда Арамоны случился через четыре дня после первого, потому что именно тогда унары явились на фехтование с утра, а не после обеда. Суза-Муза хотел показать им свои умения. Похвастаться. Портрет капитана, одиноко украшавший стену, изуродовали до смешного, выведя углем круглое свиное рыло и треугольные уши, поэтому многим непосредственным личностям, вроде унара Эстебана и унара Йоганна, а так же подпрыгивающего от нетерпения низенького Луиджи.
Эти трое громко и воодушевленно захохотали при одном его виде, но унар Ричард не мог себе позволить смеяться над этой выходкой, насколько бы забавной она не казалась. К горлу подступило удушливое волнение, и юноша внезапно очень ясно осознал, что с каждым разом эти случай будут все более неприятными.
Хохочущие парни имели совершенно другое мнение и веселились от души - в другой ситуации Дикон бы порадовался за их оптимизм. И смысла сохранять анонимность Твари у него больше не имелось.
- Да что вы заливаетесь, как жеребцы из Эпинэ?! - гневно вопросил он. - Это не шутки.
- Вы не знаете жеребцов из Эпинэ, - булькая от хохота, изрек Эстебан, но вроде успокоился.
- Хватит, после ваших россказней про тетушек с дядюшками я уверен, что знаю все, - отмахнулся Ричард. - Так вот. Один из нас - преступник. Если он осмелился бунтовать против Арамоны, то может убить любого, вставшего на его пути.
- Все так серьезно? - захлопал непропорционально огромными глазами подбежавший Луиджи. - Но ведь он нас защищает...
- Нет, - шикнул Ричард, заслышав приближающиеся шаги очередных слуг, - он просто воюет с капитаном и тратить время на нашу защиту ему не выгодно.
Ответа не последовало - под пристальными взорами молчаливых слуг унары покорно расступились, открывая обзор на красующийся ужас. Те восприняли его достойно и без лишних чувств, а потом переглянулись, дружно вздохнули и пошли звать Арамону.
- Что-то будет, - озадаченно пробормотал притихший Луиджи, который перед этим, несмотря на свои малый рост и худобу, смеялся громче Йоганна.
Валентин остался равнодушен - Ричард специально бросил в его сторону мимолетный взгляд, но того больше занимало рассматривание сводчатого потолка, чем обращение внимания на собственные проблемы. Зачем Тварь пялится на потолок, высматривает летучих мышей на нем, что ли, для пропитания? Пришлось подавить смешок, ибо, громко топая тяжелыми сапожищами, вошел Арамона и посмотрел пристально на унаров. Унары посмотрели на него. Играть в гляделки - явно не его конек, и вряд ли этот недалекий человек вообще преуспел в чем-то, кроме тяжелого крика и угроз, но на всякий случай Ричард с честью постарался выдержать испытание разглядывания в упор. За окном монотонно стучал дождь об мокрые ледяные стекла, и на душе царила безысходная тоска.