Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ) - Канра Дана. Страница 8

- Дом или господин Арамона? - уточнил Ричард.

Но слуга не ответил и молча закрыл за собой тяжелую дверь. Возможно, он не знал, как объяснить свои слова, потому что обычно таким простым людям не доверяют серьезные тайны. Дверь, кстати, закрывалась на засов снаружи... Ричард был неприятно удивлен, узнав, что эта комната имеет много общего с тюремной камерой, но поделать с этим уже ничего не мог. Спасибо любимому дядюшке.

Окинув комнатушку очередным оценивающим взглядом, юноша посмотрел на окно и сгустившиеся за ним сумерки. Прошло столько времени, почти целый день, а он был настолько измучен ожиданием и стремлением вжиться в роль послушного наивного мальчика, что не заметил, как наступил вечер. Может, оно и к лучшему. Ужин вскоре принесли - скудноватый, состоявший из водянистой пшенной каши и кусочка хлеба, а в Надоре и то время от времени появлялось жидкое разведенное молоко.

В углу зашуршала и запищала крыса. Оторвавшись от трапезы, Ричард повернулся к зверушке и сразу сделал вывод, что такая крупная особь явно не страдает от голода, поэтому вряд ли есть смысл прикармливать ее. Пусть себе живет здесь, если захочет, лишь бы не наглела.

Полный разнообразных впечатлений, Ричард Окделл лег спать, и сон пришел к нему на удивление быстро. Пусть он был поверхностным и неглубоким, но утром юноша чувствовал себя удивительно бодрым. Тяжелые и страшные сны не наваливались, за это Дик поблагодарил собственный рассудок, а едва он оделся и брызнул в лицо ледяной водой, прогоняя остатки дремы, как в дверь громко постучались.

Порезы на пальцах оказались глубже, чем на шее, поэтому Ричард открыл дверь с трудом. Навстречу шагнули два одинаковых парня, и сколько бы он их ни рассматривал, не нашел различий, по крайней мере внешних. Это насколько же похожими надо быть!

- Унар Ричард, - тихо представился он, вспомнив про правило не разговаривать с другими унарами в течение испытательного срока, с треском вчера нарушенное.

- Унар Норберт.

- Унар Иоганн...

Общение не задалось с самого начала, наверное, и к лучшему. Вряд ли торкские здоровяки останутся в Олларии, когда их силы нужны в родовых землях - про то, что Хайнрих Гаунау задумывает войну с Талигом, Дик случайно подслушал в разговоре двух военных, когда они с дядей впервые остановились в таверне на надорском тракте. А если так, то дружба длиной в полгода быстро уйдет, сопровождаемая сожалениями и неотправленными письмами.

Тот, кто назвался Норбертом, молча кивнул ему, и юноша подумал, что приятелями они станут в любом случае, даже если не друзьями. От этого стало несколько легче.

Пришел слуга, оглядел их с такой же постной миной, как у полковника Штросса с похмелья, и велел идти за ним в трапезную. Вернее, попросил, но любая «просьба» в этих стенах равносильна приказу, не исполнить который нельзя. Снова Ричард увидел множество одинаковых переходов и лестниц, снова у него закружилась голова, как вчера, когда он посмотрел вниз, но Иоганн, более растрепанный, чем его близнец, поддержал под локоть.

Посмотрев на него, Дик с благодарностью кивнул и продолжил идти.

Неизвестно, сколько унаров было в прошлые выпуски, но трапезная оказалась огромной даже для пятидесяти, и если в Лаик такие все помещения, кроме унарских комнат, то интриговать должно получиться. Нужно лишь взяться за дело с умом.

Подойдя к большому столу у стены, Ричард окинул задумчивым взглядом уже собравшихся. Среди них восседал с видом гордого страдальца и вчерашний похититель полотенец по имени Эстебан, грустное выражение лица которого явственно говорило: «О нет, куда это я попал?».

- Прошу садиться, судари, - невыразительно пробормотал слуга. - Туда, туда и туда.

Близнецам не очень хотелось расходиться друг с другом, но Ричард твердой поступью отошел от них и сел на положенное место. Здесь, как понял он, больше ценят податливость и послушание, чем острый ум, и, пронаблюдав за этим явлением, юноша мог бы достойно на нем сыграть. Напротив него сидел смуглый черноглазый кэнналиец, такую внешность Ричард видел у Диего Салины, привезшего тело отца в Надор, от имени Рокэ Алвы.

Кто тут еще? Наследник Приддов, судя по безупречно-равнодушному лицу. Константин Манрик, чья самодовольная физиономия не останется неузнанной нигде. Заметив Ричарда, рыжеволосый гаденыш нехорошо ухмыльнулся - значит, запомнил, кто помешал его помолвке с бедной Айрис. С ним нужно быть настороже. А вот и Арно Савиньяк, чьи коротко остриженные светлые волосы непослушно кудрявились - так вот о ком упоминал цирюльник!

Приход капитана Арамоны заставил почти всех содрогнуться, но Ричард, Валентин и Эстебан остались равнодушны к грохоту древков гвардейских алебард об пол. Может, имеет смысл обратиться за помощью в фехтовании к одному из них?

За разряженным в пух и прах капитаном чинно и тихо, словно плывя шагал олларианец. Наверное, раньше он был дворянином, просто так в такие заведения на работу не принимают. Как кардинал Сильвестр. Кузен Наль, бывавший в столице, рассказывал, что Квентин Дорак отказался от своих прав на наследство в пользу брата и отправился на церковное поприще. Бедный кузен! Если его родители узнают, что он рассказывал наследнику Эгмонта правду о «врагах Талигойи» раньше времени...

Капитан Арамона имел премилую привычку говорить громко при обычной речи и орать при торжественной или гневной, и после его громогласной речи на тему «Лаик это МОЕ королевство» Ричард окончательно уверился в своей версии по поводу нездоровых Арамоновых амбиций. Наверное, имело смысл попытаться исправить это, однако сейчас Ричард молча слушал имена тех, с кем ему предстояло прожить полгода под одной крышей, запоминал лица и не переставал лихорадочно размышлять. Первой и основной задачей помимо обучения у Ричарда было узнать секрет невозмутимости Валентина.

А там... Как сложатся обстоятельства.

Глава 5. Второе распознавание игроков

Человек Чести. Сын мятежника. Ненадежный унар. Объект материнской гордости и надежды. Лежа в кровати ранним утром четвертого дня своего пребывания в Лаик, Ричард Окделл прикидывал, как бы не запутаться в многочисленных ролях и не выдать себя, но в силу слипающей глаза сонливости ничего толкового придумать не мог. Единственная здравая мысль, посетившая его не лишенное определенной частицы бодрости сознание - здесь надо считать дни до четырех. В каждый четвертый день записывать события и сверять с предыдущими - так он узнает, есть ли ему чего бояться или нет. Предъявить матери или еще какому-нибудь эсператистскому фанатику, благо их в Надоре много, и успешно возвращать «ересь» в родные края.

Но лучше оставить страхи до Излома, а потом обратить их в неистовую силу разумной осторожности. Таким образом он спасет кого-нибудь, а может, и спасется сам. Юноша открыл глаза, потянулся, ударил руку о деревянное изголовье кровати и выпалил нечто непотребное. Зашуршало в углу: вылезла крыса и посмотрела на унара очень строго - так смотрела в Надоре кухонная кошка, когда Эдит и Дейдри гладили ее подросших котят.

Унар Эстебан продолжал хромать и скорбно вздыхать, если приходилось ускорять шаг, и это его состояние грозило затянуться очень надолго. Стук в дверь, тем не менее, неоднозначно дал понять о бодрствующем состоянии южного унара, потому что даже братья Катершванц знали правила приличия. Но они и не являлись близкими приятелями Ричарда, как это грозило произойти с Эстебаном. Угроза исходила непосредственно от герцогини Мирабеллы и герцога Жоана, которые, узнав о том, что отпрыски древнего и не очень родов подружились, схватятся за головы и в порыве родительской заботы натворят восхитительное количество глупостей. А Дикон давно уже уяснил, что взрослые творят их ничуть не меньше молодежи, просто лучше скрывают.

Итак, четвертый день Ричарда в Лаик начался с неожиданности, но вряд ли стоило придавать ей большое значение - пока что. И надо было открывать дверь.