Волк в капкане (СИ) - Lehmann Sandrine. Страница 25

— Ну там… не знаю… телевизор посмотреть.

— Чего-то тебя все время сносит на телевизор.

Рене фыркнула и рассмеялась:

— А тебя на секс.

— Кто говорил о сексе?

[1] Радио- и телеканал в Швейцарии (новости, спорт) с 2012 — SRF

[2] Развлекательный франкоязычный молодежный телеканал в Швейцарии

Глава 10

Они уехали из этого гостеприимного отеля около восьми часов вечера. Рене подумала, что входила она в номер кем-то вроде интимофоба, она боялась этого мужчину и того, что он мог с ней сделать. А выходила натуральной нимфоманкой. Хотя, возразила она себе, она же не хотела этого со всеми подряд. Только с ним. Только с Отто Ромингером, который сделал ее настоящей женщиной. Они зашли на ресепшен, Отто рассчитался за обед. Почему-то обслуживающая их пожилая женщина участливо посмотрела на Рене и спросила скорее у нее, чем у обоих:

— Все в порядке?

— Конечно, — улыбнулась Рене.

Марта сразу заметила, что в поведении парочки что-то изменилось. Не было того безумного напряжения, как утром, но появилась какая-то умиротворенность, счастье, оба будто светились. И девушка больше не выглядела испуганной, наоборот — она просто расцвела. Марта поздравила себя с тем, что догадалась дать им люкс. Наверное, им не очень понравилось бы, если бы кровать под ними разъехалась на две части.

БМВ ехал по серпантину, свет фар выхватывал из темноты дорожное ограждение и елки. Попался указатель — до Санкт-Моритца 42 км. Рене подумала с облегчением — еще целых 42 километра до разборок с Артуром. Она бы с удовольствием ехала так до завтрашнего утра… Нет. Она бы лучше осталась в том чудесном отеле, в том номере, в кровати, с Отто. Просто ехать — совсем не то. Интересно, а ночь они проведут вместе? Она зажмурилась и неловко завозилась на сиденье. Он покосился:

— Чего ты ерзаешь?

— Я? А… сидеть неудобно.

— Правда? — ехидно ухмыльнулся Отто.

— Еще бы. Штаны, знаешь… вроде как натирают… и больно.

— Вот оно что, — он протянул руку и погладил ее прямо там через штаны. — Приедем, придется тебя полечить.

— Здорово, — прошептала она, тоже протянула руку и положила ладонь на его ширинку. Это позволило ей выяснить, что и он опять ее хочет. — Ну и ну! А я-то думала, нормальный мужчина не может постоянно хотеть.

— В последний раз я был нормальным мужчиной вчера до ужина, — отпарировал он. — Ты меня превратила в сексуально озабоченного маньяка.

— Отлично, — улыбнулась она. — Ты меня тоже.

Он хмуро смотрел на дорогу. Потом сказал:

— Я хочу, чтобы ты дала мне немного времени. А потом я приду к тебе. На ночь. Ладно?

— Конечно. Я буду очень ждать. Отто… а Клоэ… она, ну то есть, это…

Он мягко перебил ее:

— Это мои проблемы.

Мягкий тон не помог — все равно это прозвучало грубо, но что еще он мог ответить? Рене поняла, что зря задала этот вопрос, и тут же поспешила загладить неловкость:

— Извини, я просто немного сама не своя. У меня в руке что-то тааакое большое, что сама не знаю, чего несу.

Он хихикнул:

— Ну-ну, доедем, я тобой займусь. Знаешь, что? Ты вообще слишком много болтаешь.

— Это потому, что ты молчун, — объяснила она.

— Я думаю, что тебе надо вообще запретить болтать языком, особенно во время этого дела.

— Неужели? Прямо-таки совсем языком болтать нельзя?

— Нет, пожалуй, ты будешь говорить. Да. Точно. Разрешаю. Ты будешь ПРОСИТЬ.

— Что? — удивилась она. — О чем я буду тебя просить?

— Увидишь.

— Боже.

Или Артур ждал ее прямо в вестибюле отеля, или дал денег служащему парковки, чтобы тот сообщил, что они подъехали, но он был первым, кого они увидели, едва войдя в помещение. Он был один, без Максин, и мрачен как туча. Он подошел к ним. Подчеркнуто игнорируя Отто, процедил сквозь зубы, обращаясь к сестре:

— Ты. Немедленно собираешь вещи и едешь в Цюрих.

— Арти, — сказала она взволнованно. — Послушай…

— Заткнись! Ты мне обещала! Можешь убираться домой и там б…ствовать как и с кем угодно! А здесь…

— Легче, — перебил его Отто сухо, без выражения. — Ты разговариваешь с девушкой. Придержи язык.

— Как я с ней разговариваю — не твое собачье дело! — Артур даже не пытался понизить голос, он был в бешенстве. Пока он ждал тут сестру, он все же надеялся, что произошла какая-то ошибка, и она вовсе не была с Ромингером, но он увидел их вместе, и какое у нее при этом было лицо (влюбленное, счастливое…) А у Ромингера, конечно, как ни в чем ни бывало. Потому что для Рене произошедшее что-то значило, а для него — нет, ничего, просто маленькое развлечение на ровном месте, легкая шалость, каприз художника, черт бы его подрал. Артур был готов убить обоих. И ему плевать было, орет он или нет, могут их услышать посторонние или нет, и чем все это кончится.

— Пойдем, Рене, — тихо и все так же без выражения сказал Отто. — Нам не нужен скандал. — Он сделал шаг в сторону лифта, увлекая ее за собой, но Артур грубо схватил сестру за руку:

— Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю! А ты пошел к черту отсюда!

Рене увидела, что несколько человек вокруг уже начали прислушиваться к разговору. И свои, и чужие. Причем они даже не притворялись незаинтересованными — такой скандальчик! Да еще и с участием этого красавчика-лыжника, на которого многие тут уже давно обратили внимание! Это намного интереснее, чем просто читать газету в лобби. Для Рене уже это все было достаточно плохо. Она не ожидала, что произойдет нечто подобное. На нее все будут показывать пальцем. Будут говорить, что она просит брата повлиять на Ромингера, чтобы он, к примеру, ее не бросал. Еще хуже, если Отто сейчас взбесится и полезет бить Артуру морду. Рене не сомневалась, что так и будет — брат явно на это напрашивался. Но Ромингер не поддался на провокацию — сдержанным и будто бы неторопливым движением освободив ее руку, он сказал Артуру тихим и совершенно ледяным тоном (температура в лобби будто упала на три-четыре градуса):

— Пойдем-ка, проводи нас до лифта.

Артур раскрыл рот, явно, чтобы сморозить очередную глупость, к примеру, насчет того, что он сам выбирает время и место и… Но Отто сказал еще тише и еще холоднее:

— Прекрати устраивать сцену на людях. Пошли.

На этот раз Артуру хватило ума промолчать и подчиниться. Зрители с разочарованным видом переглянулись — идти за двумя мужчинами и девушкой к лифтам уже явно не следовало.

У лифтов — скрывшись за колонной от любопытных глаз — Отто не дал Артуру вставить ни слова, сразу перехватив инициативу:

— Какого хрена ты обсуждаешь наши личные дела при чужих? Ты понимаешь, что ты этим в первую очередь вредишь Рене?

— Это ты ей вредишь! Я с тобой еще разберусь, козел! Тебе вообще на все плевать, да? Ты понятия не имеешь, что она пережила из-за таких скотов, как ты!

— Прекратите вы оба, — начала было Рене, но Отто предупреждающим жестом сжал ее руку:

— Еще два слова там, — он кивнул в сторону лобби, — и весь Санкт-Моритц узнал бы, что происходит. Ей это не нужно. — Он решительно нажал кнопку вызова лифта, двери плавно разъехались перед ними. И сказал перед тем, как увлечь ее в кабину: — Она взрослый человек, понимает, что делает. Все происходящее между нами — наше личное дело.

Двери закрылись. Лифт поехал вверх.

Артур растерялся. Он ожидал драки и не сомневался, что шансов против Ромингера у него очень мало. Тот был профи в мордобое после проведенных в автосервисе трех лет. Но что было делать? Браун вовсе не собирался еще одному подонку, который причинил Рене зло, позволять уйти безнаказанным. А что он причинил ей зло — брат не сомневался, пусть даже не бил ее и не насиловал.

Этого он и боялся. Он в растерянности смотрел, как световой индикатор лифта ползет вверх — третий этаж, четвертый… Артур выругался сквозь зубы и пошел в бар. Он просто не знал, что сейчас еще можно предпринять. Ясно было, что пока Ромингер не наигрался, ее не увезти отсюда. И еще ясно, что пока она не просила Артура об этом, он не имеет права вмешиваться в их отношения. Она не зря еще в Цюрихе напоминала ему, что совершеннолетняя. А значит, в качестве таковой определенно имеет право идти в кровать с любым понравившемся мужчиной, на свой страх и риск. И он не может ничего сделать. А Ромингер повел себя умно, что ни говори. В бутылку не полез, осадил Брауна и прекратил назревавший скандал. Но никто и не спорил, что этот мудак умен, и дело вовсе не в этом, а в том, что для него Рене — очередная подстилка. И ей неизбежно будет больно. И он, Артур Браун, понятия не имеет, как защитить младшую сестру. Это неделю назад он мог орать про полицию, про преступление, про то, что сам его найдет и отделает как надо. Скорее всего, обычного мужика он и отделал бы как Бог черепаху, все же спортсмен. А сейчас насилия не было. И сейчас все намного хуже, чем тогда.