Мой (не)любимый дракон (СИ) - Чернованова Валерия М.. Страница 11

Старик поклонился. Без лишнего раболепия, коим страдали все без исключения придворные и некоторые из императорских советников.

— Ваше Великолепие, это я настоял на том, чтобы именно эсселин Сольвер судила заключённых.

— Я не разрешал, — голос дракона звучал глухо, тихо и тем не менее, уверена, достиг каждого закутка зала. Придворные, алианы, стражники — все вздрогнули как по команде. И я в том числе; от стаи мурашек, скользнувших по спине.

— Если эсселин Сольвер станет императрицей…

Не стану, не парьтесь.

— Если она ею станет, то в будущем должна будет принимать сложные решения и при этом оставаться беспристрастной. Ситуация с герцогом непростая, я бы даже сказал трагичная и неприятная. Но в то же время это отличная возможность выявить у Её Утончённости наличие либо же отсутствие необходимых для правительницы качеств.

Во загнул. И, конечно же, всё исключительно ради выявления этих самых качеств, и никакая это не попытка окончательно втоптать в грязь многострадальную репутацию Фьярры.

— Уведите их, — бросил Герхильд, будто и не услышал распинавшегося перед ним старейшину.

— Вы не должны её ограждать от принятий сложных решений, — прытко парировал пожилой маг. Бесстрашно встретил лёд в стальных глазах, устоял под напором глухой ярости тальдена. — Если желаете однажды увидеть её рядом с собой на троне.

Как же мне всё это осточертело.

Не хочу, чтобы он за меня заступался. Не хочу чувствовать себя ему обязанной. Не хочу становиться яблоком раздора между ним и магами. И меня уже тошнит от постоянного ревнивого шипения Керис, от того, что дуется Майлона, ноет Рианнон, упрекая в том, что Его Несравненность снова выделяет меня среди других невест.

Своим поведением Скальде возводил между мной и алианами стену из обид и зависти. Хотя завидовать тут было нечему.

И между нами тоже ничего не было.

Мне не нужна нянька, и я не просила протягивать мне руку помощи.

— Что от меня требуется? — спросила с самым невозмутимым видом.

На коленопреклонённого Крейна старалась не смотреть, дабы не воскрешать в память страшные картины недавнего прошлого и не чувствовать, как в груди противно ноет сердце. Не то чтобы мне было жалко герцога… Но и удовольствия от созерцания измученного пленника я тоже не получала. Если на Его Светлости и оставалось живое место, то мне оно видно не было. Разве что только где-то под лохмотьями спряталось, в которые превратилась нарядная одежда Крейна.

— Воля ваша. — Скальде откинулся в кресле, снова источая холод, что пробирал до самых костей.

Так как возражений больше не последовало, старейшина заговорил, обращаясь ко мне:

— Эсселин Сольвер, перед вами два преступника. Леан Йекель обвиняется в мошенничестве и воровстве. Герцог Блейтиан Крейн… Его вина известна вам лучше, чем кому бы то ни было.

«Вот только вы, господин Интриган, в неё не верите», — так и вертелось на языке.

Сумела сдержаться и продолжила внимать речам старца с каменным выражением на лице. Правду говорят, с кем поведёшься (это я про Герхильда), от того и наберёшься.

Хотя лучше бы я на него не велась и ничего от него не набиралась.

— Каждое из этих преступлений заслуживает строгого, но справедливого наказания — десять лет на галерах.

— В качестве рабов? — мой голос дрогнул, и тело тоже прошило дрожью. А камня на лице как не бывало.

Старейшина кивнул, удостоив меня неким подобием улыбки, которую можно было бы запросто принять за болезненную гримасу, будто у него только что живот прихватило и ему срочно требовалось остаться с сами собой тет-а-тет.

— Зачем же вам я, если и так уже определились с наказанием?

Жалко паренька. Не знаю, кого он там надул и обокрал, но участи стать рабом я ему не желала.

— По старой традиции один из заключённых в первый день нового года может быть помилован. Ему даруется шанс начать жизнь заново. И вам, только вам решать, кто из преступников его получит.

Приехали.

Всё-таки гордыня — страшный порок. Нужно было молчать в тряпочку и позволить Герхильду самому со всем разобраться. Но я взбрыкнула и вот теперь должна стать судьёй для незнакомого паренька, глядевшего на меня точно так же, как совсем недавно смотрела Бусинка-Зорька. У него были такие же несчастные глаза, в которых отражались мольба и надежда.

Глаза Крейна, наоборот, прожигали ненавистью. Жгучей, яростной, бессильной. И, наверное, ему самое место на каторге. Вот только кто я такая, чтобы решать его судьбу? Я не императрица, а это не настоящий суд.

— Эсселин Сольвер… — нарушил маг тягостную тишину.

Скальде больше не вмешивался, предоставив мне самой выбираться из трясины, в которую я сама себя загнала. И теперь медленно, но верно в ней увязала.

— Десять лет рабства — слишком суровое наказание за мошенничество и попытку насилия.

— Всё по законам Сумеречной империи, эсселин Сольвер. Решайте! — жёстко ответил старейшина.

Не думаю, что здешние галеры многим отличаются от земных галер былых веков. А значит, условия там адские. И в лучшем случае Крейн или вот этот дурачок Леан вернутся через десять лет на сушу немощными старцами. В худшем — вообще не вернутся. Чем же тогда это наказание милосерднее смерти?

— Я не считаю себя вправе отнимать десять лет жизни, а может, и всю жизнь ни у одного из этих людей.

— Защищаете? — сделал неправильные выводы императорский советник, явно намекая, что пекусь я о судьбе своего любовничка Блейтиана.

— Пытаюсь быть справедливой. Вы ведь этого требуете от императрицы. — Беря пример всё с того же Герхильда, взглядом обрушила на голову интригана снежную лавину. А потом ещё и от себя добавила, в мечтах от души огрев его сковородкой по темечку.

— Я уже говорил и повторюсь ещё раз, эсселин Сольвер: быть императрицей — это не только примерять наряды и носить корону, радовать супруга и услаждать взоры придворных, восседая на троне…

— Вы забываетесь, эррол Тригад, — рыкнул на старика Герхильд, перестав изображать из себя снеговика-пофигиста.

— …Это готовность идти на жертвы и принимать непростые решения, — продолжал гнуть свою линию Трижды Гад, давить авторитетом и дико меня раздражать. — Вот что значит быть императрицей!

— Тогда, — сердце ударилось о рёбра, а потом затихло, — я… Я не достойна ею быть.

Зал накрыла звенящая, оглушительная тишина.

Если бы силою мысли можно было испепелить, мой прах уже сегодня отправили бы в родовой склеп Сольверов. К счастью, в таком способе убийства Его Мрачность оказался не силён, зато преуспел в другом: последние несколько мгновений успешно делал мне лоботомию взглядом.

Я на тальдена принципиально не смотрела, решив, что на сегодня с меня достаточно потрясений. Сфокусировалась на дымке, маячившей перед глазами, сквозь которую пленники походили на большие тёмные кляксы.

— Значит ли это, что вы отказываетесь продолжать принимать участие в отборе? — силясь сдержать рвущееся наружу ликование, вопросил гадский гад, он же эррол Тригад.

Я открыла рот, собираясь ответить, хотя даже смутно не представляла, что скажу. За опрометчивую фразу, минуту назад сорвавшуюся с языка, Блодейна вполне могла пустить меня на корм фальвам. Или выпихнуть под машину Лёшу. Поэтому, как бы ни рвалась из Ледяного Лога, следовало обуздать эмоции и впредь быть осторожней.

К счастью, Герхильд избавил меня от необходимости отвечать:

— Это значит, что эсселин Сольвер снова проявляет характер, когда её об этом не просят.

Челюсть отвисла ещё ниже, грозясь в любой момент познакомиться с полом.

— Но она… — это снова старейшина.

— Должна пройти испытание и наконец вынести преступникам приговор, — невозмутимо закончил за старца Ледяной.

— Она должна ответить, — почти взмолился эррол.

Бедолага. Как же ему не терпится от меня избавиться.

Им всем.

— Эррол Тригад, я всегда ценил вашу сдержанность и редкое умение говорить только по существу и когда это нужно. Но сегодня вы меня разочаровали. У вас что, словесное недержание?