Мой (не)любимый дракон (СИ) - Чернованова Валерия М.. Страница 64

Я ведь и правда была с ним счастлива. И пусть с Лёшкой у меня не сносило крышу так, как это бывало со Скальде… Вообще, ни с кем до Герхильда ничего не сносило. Но с мужем мне было хорошо. Хорошо и легко.

Всего каких-то пару месяцев назад всё в моей жизни было просто.

А сейчас…

С вышеупомянутой улыбкой Воронцов полулежал на диване. Подпирая рукой щёку, лениво клацал пультом, выискивая что-нибудь интересное по телевизору. Задача практически невыполнимая.

Он был один, и я вдруг испытала ни с чем не сравнимое удовлетворение и такое упоительное злорадство: ну точно уже давно раскусил самозванку и велел ей выметаться! И пусть выглядел Воронцов всем довольным и безмятежным, в тот момент я была уверена: он не находил себе от тревоги места! Может, сейчас уже привык к одиночеству, смирился. Но увидь я его несколько недель назад…

Мысль оборвалась, так и не успев до конца сформироваться. В горле пересохло, стоило услышать:

— Котёнок, ты скоро? Начинается уже.

Котёнок? Постойте-ка! Так он меня никогда не называл. Милой, Анечкой, иногда шутливо Анькой… Но Котёнком я у него за семь лет не была ни разу.

Надеюсь, это он к Котению Котеньивечу обращается, а не к этой хитропопой лиане…

Хитропопая лиана, старательно виляя попой, затянутой в узкие джинсы (и куда подевалась моя фигура, простите?!), нарисовалась в зале с миской попкорна. Улыбаясь во все тридцать два моих(!) зуба, плюхнулась под боком у моего(!) мужа. Кокетливо тряхнула моими же волосами… крашеными (вот су… жучка!) и, до противного трогательно хлопая ресницами, положила Лёшке на плечо голову.

Неужели не понял, что перед ним фальшивка?!

Воронцов нежно чмокнул златовласку в макушку (я русая, мать вашу! Ру-са-я!) и, пока правая рука мужа была занята попкорном, пальцы левой переплелись с пальцами незнакомки. В этой девушке не было, не осталось ничего от настоящей меня.

Ещё один поцелуй, на сей раз в полные губы, и тихий шёпот:

— Фьярр, а принеси-ка пивка…

Руки, как электрическим разрядом, пронзило дрожью, и цветок рассыпался по полу ледяными осколками.

«Фьярр, а принеси-ка пивка», — звучали набатом слова, снова и снова, пока я вспоминала клятвы, что давали мы у алтаря. Про в горе и в радости.

Но вот он в радости с другой. С той, что лишила меня всего. Даже тело моё изменила до неузнаваемости! А в горе я осталась одна.

Негромко скрипнули, раскрываясь, двери.

— Ваша Утончённость, пора.

— Пора? — переспросила отрешённо.

— Пора выступать перед наследником. Его Великолепие ждёт вас.

Танцевать за Фьярру? Мёрзнуть за неё? Бороться со своими страхами — панической боязнью высоты. Из-за неё. Выступать перед мужчиной, который был для меня, как закрытая, совершенно закрытая книга. Которого мне никак не удавалось понять и раскрыть.

Выступать ради Лёши. Ради которого вляпалась во всё это. А он…

«Фьярр, а принеси-ка пивка».

Чёрт. Не думала, что будет так больно. Будто душу кипятком обожгла.

Сорвалась с места, ступив босыми ногами в тающие на полу крупинки льда. Смерчем пронеслась мимо опешившей девицы и услышала брошенное вслед испуганно-взволнованное:

— Ваша Утончённость, с вами всё в порядке? Вы… танцевать?

— Танцевать! — рыкнула, оборачиваясь.

Так станцую, что никогда не забудет! Не забудет, кто такая эсселин Сольвер. И если суждено ему встретиться с настоящей Фьяррой, только заглянув ей в глаза, поймёт, что она — не я.

Не почувствует в ней моего огня!

Глава 31

Наира нагнала меня у подножия витой лестницы, крутые ступени которой уводили на вершину башни. Мне повезло добраться до неё незамеченной. А может, я просто не узнавала в проплывавших мимо размытых тенях подданных Его Великолепия. Не различала никаких других звуков, кроме бешеного стука своего сердца. Не видела лиц, не слышала голосов.

— Вы забыли. — Служанка преградила мне дорогу и протянула ракушку-артефакт — местный аналог музыкального проигрывателя.

В морской раковине хранилась всего одна мелодия. Та, под которую я должна была танцевать.

Сжала в руке волшебную побрякушку с такой силой, что даже удивительно, как не раздавила её и не порезалась об осколки. Поблагодарив девушку, понеслась дальше. Бежала, словно бы за мной гнались. Или как будто я от кого-то, чего-то убегала… Минуя по две ступени за раз, чувствовала себя пламенем, вроде того, которым было объято небо. Под ним порыжел снег на верхушках гор, и горизонт окрасился багрянцем, а облака напитались алым.

По такому случаю, как выступление невесты, шершавый камень под ногами укрыли специальным настилом. Чтобы, танцуя босая, все ступни себе не изодрала. Надо же, в кои-то веки побеспокоились об алиане.

Глубокий вдох. Выдох. Холод сквозняком гулял по лестнице, толкая меня обратно. Кусая и пугая. Послав его к чёрту, вместе с бывшим муда… мужем, то есть, я упрямо шагнула на вершину башни, щерившейся каменными зубцами, от которых вчера старалась держаться подальше. От пропасти, что они собой заслоняли. Из зубцов, оцепляя просторную площадку, вырастали четыре остроконечные башенки — миниатюрные аналоги Северной, которую они венчали. Каждая в половину моего роста. На игрушечных шпилях реяли пурпурные стяги, расшитые серебряными тварями. Драконами, в смысле.

По такому случаю, как выступление невесты, для Его Великолепия в самом центре площадки установили кресло. Тоже пурпурное и несомненно удобное. По крайней мере, было видно, что Ледяному в нём очень даже комфортно.

При виде меня Герхильд подобрался, сцепил перед собой пальцы и теперь пристально следил за каждым моим шагом.

— Замёрзнешь ведь, — это вместо приветствия.

— Очень тронута заботой Вашего Великолепия.

— Тебе не обязательно танцевать. Тем более здесь и тем более после вчерашнего.

А тебе необязательно строить из себя мистера Галантность! Лёшка вон тоже всегда был со мной бархатным. Заботливым, нежным, внимательным. Влюблённым по уши.

И что в итоге? Я из-за него тоже оказалась по уши. В том, что очень дурно пахнет.

Боль предательства жгла лёгкие, отчего каждый вздох напоминал подвиг. Но ещё сложнее было сдержать слёзы. Я глотала их, запихивая глубоко в себя, чтобы вдруг не начали блестеть глаза.

По такому случаю, как выступление невесты, тальден приоделся. Широкая перевязь, накинутая поверх бархатного камзола, переливалась золотом. Его любимые цвета: тьма и блеск металла, символизировавшего власть.

— Фьярра, ты вся дрожишь.

— Мне не холодно. — Один из обледенелых зубцов, к которому я храбро приблизилась, увенчала зачарованная ракушка.

Мне и правда не было холодно. Несмотря на хлёсткие порывы ветра, кожа горела. Горела так, словно я была факелом. И сейчас как никогда хотела, чтобы он горел вместе со мной.

С ней он останется Ледяным. С любой другой алианой, любой другой фавориткой или какой-то там змеекобылой.

Замерла неподалёку от «трона», вскинув голову. Смотрела прямо на тальдена, глаза в глаза. Дерзко, как будто бросала ему вызов. Фьярре не хватит духу так смотреть на своего повелителя. Котёнку просто не достанет смелости быть с ним.

Котёнок… Сердце в груди болезненно кольнуло.

— Позволите для вас станцевать, Ваше Великолепие?

Кивнул, сдаваясь, понимая, что отговаривать меня бесполезно, и откинулся на спинку кресла. А я, заставив себя улыбнуться, мягко опустилась на колени в нескольких шагах от своего мужчины.

Вернее, он никогда моим не был и никогда не будет. Но сейчас, в это хотелось верить, я владела им. Пусть и на короткое, быстротечное мгновенье. Владела безраздельно. Его вниманием, его взглядами. Его помыслами и желаниями, которые ощущала инстинктивно.

Приникла к источавшему холод камню. Холод, что пробирал даже через толстый слой настила. Накрылась таири, как вуалью, и застыла хрупкой статуэткой, ожидая, когда подобранная эссель Жюдит мелодия польётся из артефакта.

Зазвучали первые робкие аккорды, приглушаемые безумством воздушной стихии. Дрогнули шелка, стекая с плеч голубыми волнами, и перехваченные браслетами кисти плавно разрезали воздух. Украшения звенели, подхватывая чувственную мелодию. Я медленно выпрямилась, позволяя последним отблескам заката коснуться кожи. Поцеловать меня в губы, искусанные от волнения, а потому припухшие. Вглядываясь во тьму в глазах Ледяного, скользнула руками вдоль своего тела. Медленно провела от растрепавшихся локонов у висков до соблазнительно качнувшихся в такт мелодии бёдер, на которых и замерли мои ладони.