Плюс пятнадцать ради успеха (СИ) - Ручей Наталья. Страница 48

— Ну вот, ранишь в сердце и так спокойна! А говорила, что дышала бы на больного, что дула бы на ранку, лишь бы ему не было больно…

— А вы разве больны?

— Не знаю, — взгляд Ковальских стал не просто серьезным, а каким-то… пронзительным. — Не знаю, Ева…

Он шагнул ко мне. Такой задумчивый, с таким затуманенным взглядом… С корзинкой белых цветов в руках, которые трогательно к себе прижимал. Бесцеремонно приподнял пальцем мой подбородок, заставляя взглянуть в глаза, и прошептал:

— Ты мне поможешь разобраться? Может, я правда болен…

Я пожала плечами, но такой ответ Ковальских не устраивал явно. Он чуть склонился, и его губы были так близко, а взгляд завораживал, когда он снова заговорил:

— Может, ты уже знаешь, Ева… Может, заметила? Может, это из-за тебя… Возможно, я чего-то не замечаю…. Скажи мне… Скажи, Ева-Ева…

— Красные пятна на шее? — озвучила я свой вариант, но тут же качнула головой. — Да нет, я вам уже о них говорила, да и не видеть их в зеркале вы не могли…

Ковальских удивленно моргнул. А мне стоило огромного труда не расхохотаться. Собственно, я еле держалась еще с первой фразы его романтической чуши, и теперь, когда питон находился в трансе, поспешила отойти и наконец посмеяться.

— До свидания.

Отойти я успела на пару шагов, а потом меня догнали и смех, и питон, и даже корзинка.

— Держи, — подождав, когда закончится приступ хохота, мужчина вручил мне цветы и взял за руку, заставляя идти за собой.

Так как я немного ослабла от смеха, позволила привести себя к лестнице бизнес-центра. Но ничего, отсюда легко обратно дойду. Вот отсмеюсь, и…

— Рабочий день закончился, — напомнила боссу, когда он достал из кармана ключи и окинул меня строгим взглядом.

— Знаю.

— А цветы я вам подарила!

— Помню.

Он куда-то ушел, а к моменту, когда я успокоилась и вытерла слезы, подъехал на джипе.

— Садись, Ева, — приглашающе распахнул дверь авто.

— Может, подвезете только цветы? Кстати, запоздалый вопрос: у вас нет на них аллергии? А то и правда еще из-за меня заболеете!

— Садись, Ева. Ты же спешила.

— Да!

Взглянув на часы, поняла, что на шуточки потратила достаточно много времени, и села в салон. Ковальских расположил цветы на заднем сиденье, изредка я посматривала на них, но они себя в машине чувствовали вполне комфортно. В отличие от меня.

У меня же смешливость прошла, и теперь ощущалось какое-то напряжение между мной и боссом. А, может, я просто переживала за Прохора. Но минуты тянулись удивительно медленно. К тому же, Ковальских всю дорогу молчал, и только когда подъезжали к больнице, спросил:

— Так и не скажешь, к кому я тебя привез?

— К мальчику.

— Твоему мальчику?

— Да, — улыбнулась я. — Сегодня ему сделали операцию, и я переживаю, как он там…

Наткнувшись на нечитаемый взгляд Ковальских, поняла, что все, что ему говорила можно расценивать так, будто речь идет не о маленьком мальчике, а о моем парне. Но не стала ничего уточнять. Пусть думает, как ему проще. Может, оставит попытки обольстить меня пафосными речами.

— Спасибо, — сказала, выходя из машины.

Следом за мной вышел Ковальских.

Я спешила, и я могла развернуться и уйти от него. Но так и стояла.

Мы находились по разные стороны джипа и просто смотрели друг другу в глаза. Странное ощущение, но мне вдруг показалось, что в эту секунду он настоящий. Такой, каким редко открывается для других.

И я не могла уйти просто так.

Но и что делать не знала. И что говорить. Ничего… Ни делать, ни говорить — ничего не хотелось.

Ветер взъерошивал его черные волосы, солнце делало зеленые глаза более насыщенными и глубокими, превращая их в два колодца, в которых легко утонуть. Проходящие мимо женщины разных возрастов и комплекций ласкали его долгими взглядами. А он смотрел исключительно на меня. И на этот раз его интересовала не глубина выреза на моей юбке и не мое скромное декольте. А глаза…

— Вирус, — услышала я голос Ковальских, не ершистый, не колкий, а с легкими нотками добродушного удивления. — Не знаю, какой. Но тебя он тоже затронул.

— Угу, — хохотнула я, давя разочарование, что он снова скатывается в пафосность и банальность. — А лечение вируса — это, конечно же, — постельный режим? И желательно именно в вашей постели?

— Красивая мысль, очень яркая, — губы Ковальских тронула усмешка, и я даже выдохнула, заметив, что он снова становится прежним. — Вот только еще один факт, который тебе надо знать обо мне — я люблю разнообразие, Ева-Ева.

— А к чему, интересно, мне эти знания? — фыркнула я и покраснела, встретившись с мужчиной глазами.

— К тому, — пояснил он охотно, — чтобы ты привыкала к мысли, что со мной просто так отлежаться не выйдет.

— Да с вами, честно говоря, и отсидеться просто так не выходит! Всю дорогу промолчали, нагнетая обстановку, а стоило вырваться…

— Вырваться? Ты уверена, что у тебя получилось? Ох, Ева-Ева… Такая наивность при такой внешности, как у тебя, просто непозволительна!

— Не настолько я наивна, как вы себе думаете!

— Вот как?

— Именно. И я прекрасно понимаю, чего вы добиваетесь этими намеками, разговорами…

— Ну-ка?

— По-моему, это элементарно — зуд унять у своего вируса!

— Если бы все было так просто, — огорчился Ковальских. — Но зудит-то гораздо выше пупка.

— Хм… — ужасно хотелось посмотреть, взглянуть, прикинуть на глаз, так сказать, но машина мешала. — В таком случае… А, может, это были и не засосы? Может, у вас ветрянка?

Я поспешила в магазинчик, и когда отошла достаточно далеко, позволила себе рассмеяться. У Ковальских был такой взгляд…

Купив из продуктов все, что мне продиктовал по телефону папа, и добавив большую игрушку рыжего кота, которую случайно заметила, я поторопилась в больницу. Впереди меня шли две женщины в медицинских халатах — наверное, медсестры выскочили купить что-нибудь к ужину. Они о чем-то негромко переговаривались и так как были крупных габаритов, закрывали обзор. А вот когда мы уже были почти у самого здания, я увидела, что Ковальских стоит у джипа, лениво облокотившись на него.

— Почему вы не уехали? — поинтересовалась я, поравнявшись с ним.

— Пережидал, пока зуд уймется, — бесцеремонно заглянув мне в пакет, он довольно усмехнулся, заметив игрушку.

— До свидания.

— Очень знаково, не находишь? Прощаешься и прощаешься, а проститься не можешь… Все уходишь и уходишь, а уйти не выходит…

— Первое — элементарная вежливость и чувство такта, — парировала я. — А второе — случайность.

— И это говорит мне девушка, которая в первый же день заявила незнакомому мужчине, что у него на шее засос! Девушка, которая бессердечно передала пинок от его друга детства Карлсона, хотя могла промолчать! Девушка, которой так понравился незнакомец с засосами, что она бросилась ему под машину, лишь бы еще раз на него посмотреть! Девушка, которая даже цветок разбила, чтобы запомниться, врезаться этому чуткому мужчине в память!

Не выдержав, я снова расхохоталась. А Ковальских удовлетворенно хмыкнул, сделал шаг, опять став слишком близко ко мне и продолжил обвинительное разоблачение:

— Девушка, которая прекрасно знает, что я не верю в случайности. Девушка, которая…

— Шлюха!

Я даже дернулась от удивления, не сразу сообразив, что это реплика не Матеуша, да и относится не ко мне. Повернув голову на звук женского голоса, поняла, что это сказала одна из тех медсестер, которые шли передо мной. А вторая кивнула согласно и уставилась на хрупкую девушку, стоящую на больничной лестнице с ребенком на руках.

— Нагуляла невесть от кого! — продолжила лить желчью тетка. — От нее даже отец ее отказался, так и сказал: куда ты мне в коммуналку еще подкидыша своего принесешь? А она вона… Стоит, ждет кого-то. Как будто есть, кого ждать!

И снова я дернулась. И знала, что не обо мне говорят, а стало так обидно за эту девушку. Она ведь потому никуда не шла, что, скорее всего, идти не могла. Видимо, рано выписали — не было денег, нечего и палату занимать. Выписали и смеются. А ее же от дуновения ветра качает!