Каюсь. Том Второй (СИ) - Раевская Полина. Страница 82

-Это ты не по адресу. Я тоже не вижу, - усмехнулся я и перешел к делу. - Пациентку привезли тебе? -Привезли. В чувство привели, в палату определили, сейчас обследовать будем. Я уже позвонил одному из лучших акушер-гинекологов и УЗИ-диагностов,они скоро подъедут и осмотрят Яну Владимировну,-отчитался он. -Хорошо, - одобрил я, хотя меня сейчас волновало только одно, о чем и сообщил, хотя было противно все это. - Иваныч, надо 6ы ДНК - тест провести. У тебя же есть мои материалы для анализа? -Все есть, Олег Александрович, но, -замялся он, видимо, не зная, как озвучить мысль. -Что? - уточнил я, напрягшись. -Нужно согласие матери…,- начал было он, но я тут же прервал его. -Завязывай, Иваныч! -отрезал жестко, холодно напомнив. - Я тебе столько плачу не для того, чтобы ты меня медицинской этикой грузил. -Олег Александрович, я и не пытаюсь, - поспешил Литвинов дать заднюю. - Просто… Ну, вы же знаете, Яна Владимировна - особа крайне эксцентричная… -Что она уже учудила? - тут же взбеленился я, прекрасно зная, что эта «особа» из себя представляет. -Ничего пока, напротив - она как-то непривычно молчалива, что меня, если честно, беспокоит. Потерянная она какая-то и измотанная. Не знаю даже, чего от нее ожидать, а концертов 6ы не хотелось, - поделился Литвинов своими соображениями. Я же в очередной раз подивился эффекту, который Чайка оказывала на людей, ибо равнодушным эта стерва не оставляла никого: если не влюбляла в себя, то заставляла ненавидеть или же презирать, но так или иначе цепляла чем-то, что разгадать мне так и не удалось. Может, как раз этим секретом, известным, разве что, только Богу. Впрочем, для меня это уже не имело никакого значения. Ее секретами я сыт по горло. Все, чего хочу -побыстрее разобраться в ситуации и наконец, успокоится, дабы не чувствовать ни этой злости, ни презрения, ни уж, тем более, любви. -Иваныч, пусть у тебя о6 этом голова не болит. Парни там для того и находятся, чтобы порядок пордерживать. Если что, свисти им, сразу успокоят. И еще, пусть вокруг нее крутится как можно меньше людей. -Обижаете, Олег Александрович, вы же знаете, конфиденциальность - наше все. -Знаю, но перестраховаться никогда не бывает лишним, поэтому предоставь парням список всех, кто будет заниматься моей…, - запнулся я, сам не понимая, что хочу сказать, но тут же продолжил, причем, ничуть не лукавя, - моей проблемой. -Я вас понял. -Когда анализ будет готов? -Через дня три-четыре.

-Сообщи сразу, как получишь результат. -Хорошо. -Тогда все. Попрощавшись, я отключил телефон, переадресовав все звонки на секретаря, дабы эти четыре дня меня никто не беспокоил. Мне необходимо было сжиться с мыслью, что я, возможно, в очередной раз стану отцом, а главное - обдумать план действий на этот случай. Повторять предыдущий опыт со всеми многочисленными ошибками, приведшими к тому, что дочь кроме «нормальное других слов со мной не знает, не хотелось. Да и вообще не мешало 6ы прийти в себя, все-таки такого поворота в своей судьбе я не ожидал и как не старался, до сих пор поверить не мог, что это реальность, а не очередной идиотский сон, коих за полгода было не счесть. Конечно, чтобы обмозговать сложившуюся ситуацию, необязательно было лететь в Англию, но мне хотелось сменить обстановку, а особняк, который я купил дочери, чтобы на каникулах не тратила время на перелеты, подходил для этого, как нельзя лучше. Это было потрясающее место для уединения на окраине парка. Шесть гектаров леса вокруг трехэтажного, кирпичного особняка в полторы тысячи квадратных метров создавали ощущение, что ты один на всей земле. В Жуковке почему-то такого чувства обособленности не возникало, хотя и дом, и территория больше, а тут - прям то, что доктор прописал. Сразу же по приезду я отправился на конную прогулку, чтобы хоть на мгновение почувствовать себя свободным и живым, необремененным суетой, бесконечными проблемами, обязательствами и людьми. Я гнал лошадь, как угорелый, пытаясь, убежать от проклятущих мыслей, мчащихся за мной, словно рой разъяренных пчел. И как не странно, мне это удалось. В какой-то момент не осталось ничего, кроме ощущения полета. Ахалтекинец, подаренный Гордеевым в честь приближающегося сорокалетия, мчал меня по лугам, словно сам ветер, отчего кровь в венах кипела, вызывая эйфорию и пацанский восторг. Мне снова было восемнадцать и ничто не омрачало мой взор, не лежало камнем на сердце. Солнце слепило глаза, а голова кружилась от свежего воздуха, наполненного запахом леса, разгоряченного коня и недавно прошедшего дождя. Я вдыхал эту смесь полной грудью и впервые за очень долгое время наслаждался. Посеревший полгода назад мир на мгновение обрел краски, и я оказался в буро-золотом великолепии, в очередной раз убеждаясь, что осень - самое прекрасное время года. В Англии, конечно, она дождлива, но мне повезло, погода радовала: и для конца октября было непривычно сухо, и тепло. Накатавшись так, что все мышцы нестерпимо начало ломить, я остановил жеребца у небольшого пруда и спрыгнув на землю, едва удержался на ногах. Конь же, привыкший к более серьезным нагрузкам, смотрел на меня удивленно и высокомерно, а когда я попытался сделать шаг и снова покачнулся, поганец фыркнул так красноречиво, что мне стало смешно.

-Ну, извини, дружище, мне до твоих возможностей далеко, -развел я руками и похлопал красавца по шее, словно вылитой из стали, любуясь им. Чистокровный ахалтекинец изабелловой масти - это, безусловно, волшебство в чистом виде. Кремовая шерсть ослепляет своим перламутровым блеском, а стать восхищает до трепета, как и осмысленность в голубых глазах, отчего даже неловко порой становится. Несмотря на то, что я вырос у бабки в деревни, с лошадьми знакомство имел крайне посредственное, и наверное, если 6ы не приобрел этот дом с конюшней, никогда 6ы не заинтересовался, хоть это и неплохое вложение денег, но когда Леська увидела конюшню, загорелась и попросила купить ей лошадь, отказать я не смог, посчитав, что конные прогулки могли 6ы помочь наладить контакт, поэтому нанял необходимых специалистов и приобрел парочку лошадей. Увы, на наши отношения с дочерью это никак не повлияло, Леся предпочитала приезжать в этот дом исключительно без меня и, если я нарушал ее уединение, собиралась и уезжала в пансион, всем своим видом показывая, что видеть и слышать меня не желает. Я не настаивал, понимая ее, как никто другой. В общем, затея моя не удалась, и ничего другого не оставалось, как кататься в одиночестве. Со временем я проникся этим занятием, находя в нем отдушину и покой. А уж, когда Гордеев пару месяцев назад сделал мне подгон на целое состояние в виде Оскара, то вообще пропал. Такой красоты, мощи, королевской стати я никогда не видел, впрочем, как и вредного характера. Нам с конюхом потребовалась куча времени, чтобы приручить этого высокомерного паршивца и наладить с ним отношения. Оскар смотрел на нас с таким пренебрежением, что иной раз хотелось ему поклон отвесить. Янка 6ы наверняка сказала, какой хозяин - такой и конь, и пожалуй, была 6ы права: я и сам так умею, поэтому вскоре сбил спесь с этого товарища, он же поняв, кто здесь хозяин, признал меня и свои штучки приберег для других, хотя свысока смотреть не перестал, но тут уж породу никуда не спрячешь. -Передохни, Оскар,- привязал я его к дереву и направился к пруду. Сняв куртку, расстелил ее на берегу и лег, наслаждаясь прохладным ветром, остужающим разгоряченное скачкой тело. Закрыв глаза, некоторое время лежал, ни о чем не думая, слушая шелест листьев и журчание пруда, и сам не заметил, как уснул. -Просыпайся, любимый, - вдруг раздался мягкий шепот, а прохладные руки скользнули по лицу. Я медленно открыл глаза и увидел над собой улыбающуюся Янку в ослепительно белом платье со струящимися до самого пояса распущенными волосами. Она смотрела на меня с такой нежностью и пониманием, что я почувствовал себя каким-то маленьким мальчиком. Протянув руку, осторожно коснулся ее волос и с удивлением отметил, что не чувствую былой тяжести на душе. Злоба и боль куда-то исчезли. Я смотрел в такие непривычно спокойные серо-голубые глаза, и меня заполняло ощущение правильности происходящего. Над головой у нас раскачивала ветвями пальма, а в воздухе стоял такой насыщенный аромат моря, что казалось, еще чуть - чуть и ощутишь соль на языке, но вместо этого, его коснулся горький вкус сигарет и алкоголя, напоминая мне о нашем с Янкой первом поцелуе. -Опять куришь, -недовольно поморщился я, отвернувшись. -А ты опять занудствуешь,- насмешливо парировала она и наклонившись, прикусила мою нижнюю губу, вызывая легкую боль, отчего я дернулся, машинально приложив пальцы. -С огнем играешь,- предостерег я, стирая выступившую кровь. -Ты так и не понял, Олеж, - невесело усмехнулась Янка и помедлив, прошептала, пристально глядя в глаза, - Я и есть тот самый огонь. Теперь была моя очередь усмехаться, поскольку в этих словах была вся суть. -Значит, играл я и сгорел, - задумчиво подвел я итог. -Посмотри туда,-указала она на точку возле моря, которая через пару мгновений стала обретать очертания ребенка. -Кто это?- нахмурился я, пытаясь рассмотреть. -Это, Гладышев, твой способ уйти так, чтобы не уходить, - лукаво сообщила Янка и весело подмигнула, словно видела то, чего не видел и не понимал я сам. Я отрицательно покачал головой, но она ответила мне тем же, словно говоря: «раже не пытайся себя обмануты, вслух же тихо произнесла, - Ты не сгорел, Олеж, ты все еще горишь и будешь гореть, пока не поймешь главного. -А что есть главное? -Для каждого свое, - пожала она плечами, нежно коснувшись моих губ своими, пробуждая во мне всю ту тоску, что каждую ночь сводила с ума, выворачивая наизнанку душу. Закрыв глаза, втягиваю аромат приторно - сладких духов, ставших моим наркотиком, и голова начинает кружится. Не выдерживаю, притягиваю Янку,усаживая на себя верхом, одновременно углубляя поцелуй, врываясь в ее рот языком, жадно ловя судорожный вздох. Где-то на периферии маячит понимание, что все иллюзия и морок, что ненастоящая она, но не могу остановиться, не могу усмирить это вырвавшееся на свободу безумие. Лихорадочно покрываю поцелуями ее шею, плечи, и трясет всего от жажды, каждую мышцу сводит от этого ненасытного пожара в моем нутре. Срываю белые лямки ее платья, обнажая грудь, и замираю, обреченно признавая, что все не то. Даже Чайке не залатать эти раны, не заполнить эту пустоту. И от этой невозможности что-либо изменить и исправить, так свербит, так ноет внутри, что хочется орать дурниной, но вместо этого, уткнувшись, как ребенок в ложбинку между ее груди, устало шепчу, не в силах больше держать эту боль в себе: -Не могу без тебя, задыхаюсь. -Знаю, -шепчет она в ответ, зарываясь пальцами в мои волосы, отчего по телу пробегает дрожь. -Не знаешь, - качаю головой с горькой усмешкой.