Каюсь. Том Второй (СИ) - Раевская Полина. Страница 98

обезвредить ублюдка, так что волноваться больше было не о чем, кроме, пожалуй, того факта, что мир с каждой секундой становится каким-то далеким. От боли и слез перед глазами расплывалось, я чувствовала, как вместе с кровью утекают мои силы, и мне было страшно. Очень страшно и холодно. Так холодно, что я начала дрожать, чем еще сильнее напугала Сашу. -Мамочка, вставай, - заплакал он, гладя меня по лицу своими крошечными ладошками. - Вставай, пожалуйста. -Сынок, - всхлипнула я, целуя его ладошку и тут же задохнулась от накатившей боли. -Уведите ребенка! И быстро сюда машину, в скорую звоните, чтобы встречали нас по дороге! Живо! -кричал где-то Гладышев задним фоном, и тут же Сашку кто-то подхватил, уводя от меня, а его место занял Олег, рухнув на колени и также, как сын несколькими минутами ранее заключил мое лицо в ладони, лихорадочно всматриваясь диким, горящим взглядом. -Чайка, - дрожащим голосом позвал он, осторожно переворачивая меня на бок, чтобы осмотреть спину, я застонала от прошившей меня боли. - Твою мать! - заключил Гладышев, втягивая с шумом воздух и проорал кому-то, чтобы шевелились, у меня же в глазах потемнело, дыхание сперло, будто грудную клетку стиснули. Приоткрыв рот, я хватала жадно воздух, но его все равно было мало. И мне стало понятно, что еще чуть-чуть и сознание уплывет от меня, а с ним, возможно, и моя жизнь, но как не странно, это не вызвало панику, только лишь желание не тратить время понапрасну, поэтому собрав последние силы, приподняла руку и дрожащими пальцами осторожно коснулась разбитой губы Олега, стирая кровь. Он вздрогнул и посмотрел мне в глаза. И столько в этом взгляде было паники, столько ужаса, что мне все стало ясно. -Гладышев, - сглотнув, прохрипела я, сама не зная, что хочу сказать, все слова вылетели из головы. Да и зачем они уже нужны, когда любимые руки обнимают так бережно, а глаза сморят с такой лаской, как только они умеют, заставляя мое скачущее на адреналиновом коне сердце, замирать? -Шш, потерпи, моя девочка, сейчас мы отвезем тебя в больницу. Врачи все сделают, малыш, все будет хорошо, - приговаривал он, гладя меня по лицу и укачивая, словно маленькую. У меня же слезы покатились по щекам. -Мне уже хорошо, - улыбнулась я, обессиленно прикрывая глаза. - Одно твое «малыше,,, один проблеск чувств в твоих глазах стоят всего в этом мире. Жаль только… - замерла я, морщась от очередного приступа адской боли. - Жаль, что это лишь проблеск жалости… -Нет, малыш, не жалости. Я тебя никогда не жалел. Любил, ненавидел, презирал, восхищался, но не жалел. И сейчас не буду! -признался он и замолчал, словно ему было тяжело говорить. Я подняла отяжелевшие веки и увидела, что Гладышев едва держит себя в руках: на окаменевшем от нереальных усилий лице предательски блестели глаза, выдавая отчаянное бессилие.

-И правильно, я все это заслужила, - ухмыльнулась я и сжала его сбитую о6 Пластинина руку. - Это справедливо. -Да нет никакой справедливости в этой сраной жизни! - зло выплюнул он и высказал, наконец, то, что накипело за пять лет. - Разве это будет справедливо, если сука, испоганившая мне жизнь, отмучается, а я останусь подыхать здесь без нее? Разве это, 6л*дь, справедливо?! -По-моему, вполне, - кивнула я и со смешком добавила, - любая бы сдохла после такого кошмарного признания в любви. Мы засмеялись, но смех тут же сошел на «нет». Боль стала просто невыносимой. -Не смей закрывать глаза! Слышишь, Яна? Яна! - вскричал Гладышев, паникуя, потому что я начала задыхаться и хрипеть. Пока длился приступ, Олег перенес меня в машину, кому-то что-то крича по дороге. Перед глазами мелькали перепуганные лица наших гостей, видимо, сбежавшихся на шум. Где-то неподалеку в истерике билась мама, я слышала ее крик, но все это было от меня слишком далеким. Вцепившись из последних сил в поло Гладышева, я молила дать мне еще хотя 6ы парочку минут, чтобы насладиться мгновением, которого я ждала шесть проклятых лет. -Малыш, как ты? - погладил меня по щеке Олег, уложив к себе на колени. Ладонь у него была горячей и липкой от моей крови. -Холодно, - разлепив ели как губы, прошептала я. -Потерпи еще немного, скоро будем в больнице, врачи все сделают, - попытался он успокоить меня. Я согласно кивнула, так как ничего другого мне не оставалось. В конце концов, нельзя было списывать со счетов мое невероятное везение, но если все же оно решило взять отпуск, я хотела 6ы прояснить вопрос, который Гладышеву удалось проигнорировать. -Так что? - выдавила я из себя, посекундно сглатывая. - Ты женишься? Гладышев усмехнулся сквозь слезы и покачав головой, сказал: -Мы с тобой обсудим это потом, когда поправишься. -Даже так, - протянула я и слегка улыбнулась, не способная на что-то большее, хотя внутри разлилась отчаянная радость. Возможно, Гладышев просто пытался скрасить мои последние минуты, а может, все еще не отошел от шока, но сейчас это не имело значения. Сейчас хотелось просто верить и я верила. Верила всей душой, как и в восемнадцать лет, что наша сказка могла быть со счастливым концом. -Только так, - мягко согласился Олег. Его голос уже слышался издалека, а перед глазами становилось все расплывчатей. -Попахивает клише, - слабо отозвалась я и стиснула Гладышевскую руку, хватаясь за нее, как за спасательный круг. -А тебе не все равно? - тихо уточнил он дрожащим голосом и склонившись надо мной, заключил мое лицо в ладони, всматриваясь лихорадочным от страха взглядом. - Все равно, - выдохнула я ему почти в губы. - Лишь 6ы с тобой где-нибудь рядом и как-нибудь навсегда. Гладышев усмехнулся, а я залюбовалась им - мужчиной, ставшим любовью всей моей жизни. Любовью, что была подобна дикой лошади, сев на которую, невозможно стало сойти. Она понесла туда, куда мне совсем не хотелось и сбросила на землю тогда, когда я этого не ждала. Могла ли такая любовь завершиться чем-то еще, кроме трагедии? Пожалуй, нет. Но мне хотелось, чтобы эта трагедия была красивой, поэтому нежно коснувшись щеки Олега, я тихо попросила: -Поцелуй меня. Как только слова сорвались с моих губ, повисла абсолютнейшая тишина. Гладышев замер, а с ним замерло и мое сердце, чтобы в следующую секунду сорваться с петель, когда его губы коснулись моих, а язык опалило такой знакомой лаской, что я не смогла сдержать счастливый стон, наслаждаясь вдруг обрушившимся на меня счастьем со вкусом Шираза, крови и слез. И почему только когда умираешь, становишься чем-то по-настоящему значимым, а пока жив, никому нет до тебя дело? Все-таки прав Гладышев, справедливости не существует, иначе я 6ы сейчас не проваливалась в темноту счастливая и спокойная, расплатившись по всем счетам и получив все, о чем только мечтала, пусть и всего на пару секунд. Конец ли это или начало чего-то нового? Не знаю. Но если на этом мой путь обрывается, что ж… Это была безумно - интересная жизнь, полная грандиозных взлетов и чудовищных падений, всепоглощающей любви и невыносимых страданий, дикой страсти и леденящего равнодушия. Правильно это или же нет уже не важно, но знаете, может, все же не зря жизнь на ЭКГ отражается скачками, а смерть - прямой, ровной линией? Может и так… Впрочем, у каждого свой путь важно лишь то, с кем ты шагаешь по нему. Ведь только с любимым человеком все обретает смысл, только рядом с ним по-настоящему живешь. И я сейчас, истекающая кровью в объятиях своего любимого мужчины убеждалась в этом, как никогда, ибо учувствовала себе живее нежели, чем все эти пять лет без него, а потому смерти совсем не боялась, ее для меня больше не существовало. Я жила и буду жить там, где всегда мечтала - в сердце человека, что заменил собой весь мир, что и был для меня всем миром.

Конец.