Аквариум (СИ) - Фомин Олег. Страница 126

  - Не знаю, родная. - Ответил я, осторожно прижав ее к себе. - Как-то все уж больно заковыристо... И по поводу моего третьего вопроса...

  Я осекся на полуслове, так как, подняв глаза на Ивана, обнаружил, что его нет. Чуть дымили угли, оставшиеся от костра, шелестела листва деревьев, где-то вдали снова кричали незнакомые птицы, а камень напротив был пуст.

  ***

  Я не знал, что это за животное. Вроде похоже на оленя, только без рогов. Или на небольшую лошадь... Короче, что-то среднее. Первый предок всех травоядных с копытами. Зато я точно знал, что его мясо очень вкусное и питательное.

  От куста, за которым я прятался, тоже, кстати, неизвестного мне вида, до травоядного было около пятидесяти метров. Меня оно не чуяло. Я был наглухо закрыт на всех физических диапазонах. Зрение, слух, а главное - очень чуткое обоняние, ничем не могли помочь бедной лошадке. А другие диапазоны, спектр которых на порядок шире, ей были недоступны. Как, впрочем, и всем остальным живым существам, населяющим эту планету. Во всяком случае, пока недоступны. Даже этих разнообразных лохматых граждан, ходящих на двух ногах и вовсю учащихся стучать друг друга по голове палками, организованные стада которых я здесь периодически встречал, та самая искра "ищущего и творческого Разума" пока не посетила. А может быть никогда и не посетит. Дарвин бесспорно был очень умным товарищем, но его теория так и осталась лишь теорией. А мы оперируем фактами, как говорил когда-то мой погибший друг. Настоящий и единственный в моей жизни. А факты пока что не подтверждают того, что многочисленные местные обезьяны превращаются в человека. Того самого, который "звучит гордо".

  Наверное, еще рано. Хотя не исключен вариант, что мои предки вовсе не эти милые создания, а какие-то другие, которых просто еще нет на Земле. Но они обязательно появятся. Я - тому прямое и бесспорное подтверждение. Откуда появятся - другой вопрос. Я как-то стараюсь его обходить стороной...

  Ладно! Пора. Я потянулся к животному бесплотными тонкими руками с длинными пальцами, которые совершенно неощутимо для него проникли к основанию мозга и резко перекрыли сонные и позвоночные артерии. Лошадка упала. Ни страха, ни боли она почувствовать не успела. Смерть была мгновенной. Более гуманного способа охоты я пока не придумал. Жалко, конечно зверька, но кушать нам с Настей надо. Пусть и не в таких количествах, как раньше, но все-таки необходимо. Причем, не только траву и ягоды, но и мясо. Мы, как ни крути, - хищники.

  Я подошел к мертвому телу, без особых усилий взвалил его на плечи и пошел домой.

  Был самый разгар весны. Доисторическая флора вокруг расцветала всеми цветами радуги, а солнце после полудня уже начинало припекать. В принципе, только эти два момента и отличали нынешнее состояние природы от прошедших зимних месяцев. Зимой было чуть холоднее, чаще шли дожди, но растительный мир был зелен и свеж. Никаких опавших листьев и голых обледеневших веток. Снега не видели ни разу.

  Зато там, где мы с Настей жили поначалу, в той самой пещере, около которой нас выбросило из портала между планетами восемь с чем-то месяцев назад, снега было много. Ещё в конце осени буквально за один день завалило по шею, да ещё и приморозило так, что пришлось в срочном порядке бросать обустроенную пещерку и откочевывать южнее.

  Нет, могли бы и там перезимовать, наши изменившиеся организмы стали намного более приспособленными к колебаниям параметров внешней среды, но все-таки жизнь около тёплого даже зимой моря лучше, чем в сугробе. Тем более, для выходцев из будущей резко континентальной России, само словосочетание "жизнь на берегу моря" звучит очень и очень заманчиво, поэтому, недолго думая, мы с Настей после относительно непродолжительного путешествия решили осесть здесь. По моим примерным прикидкам это самое "здесь" соответствовало географическим координатам либо самого юга современной Италии, либо греческого Пелопоннеса. Море, раскинувшееся перед нами, явно когда-нибудь должно будет стать Средиземным, хотя пока очертания его берегов были не очень похожи на нарисованные в картах, так как в хорошую ясную погоду на самом краю далекого синего горизонта смутно проступали очертания африканского континента.

  Место же, нами покинутое, я думаю, было на широте и долготе Белоруссии или запада России.

  Забавно, что портал, проложенный Иваном через космос, открылся именно там, практически на Родине, а не где-нибудь в Австралии или Гренландии.

  Вечнозеленые заросли расступились, и я вышел на берег.

  Красота!

  По бездонно-синему небу величественно плывут белоснежные громады кучевых облаков. На востоке ярко светит восходящее солнце. Внизу, метрах в тридцати, под крутым береговым скальным обрывом, море, бликуя золотом и переливаясь глубокой праздничной лазурью, яростно бросает себя на неприступные камни, с равномерным грохотом безжалостно разбивая пенные гребни волн на тысячи сверкающих брызг. Лицо обдувает прохладный ветерок, несущий ни с чем несравнимый запах йода и гниющих водорослей.

  Кристально чистый воздух. Кристально чистая вода. Огромная, живая, цветущая планета, не тронутая цивилизацией. Упрощенная модель упорядоченной и совершенной Вселенной. Нужен ли ей человек? Не знаю... Но, вспоминая далекое будущее, как бы нелепо это не звучало, и себя в нем, создавалось впечатление, что человеку то она как будто и не нужна. Во всяком случае, судя по всему тому, что он с ней, с этой планетой, будет делать...

  Я спустился чуть ниже по тропинке, вытоптанной в стелющемся по камням плотном колючем кустарнике, обходя мыс, который, словно нос огромного крейсера, врезался в бушующую поверхность воды. Потом снова поднялся выше, преодолевая гребень следующей скалы, и моему взору открылось небольшое живописное плато, похожее на смотровую площадку в виде трапеции, нависшую над морем на высоте этажа восьмого. Короткая сторона его открывалась на синий простор, а остальные три были окаймлены скальной грядой и невысокими деревцами, создавая уютную, защищённую от ветра нишу. В самой глубине этой ниши, прислонившись к вертикальной серой скале и утопая в зелени вьющихся по стенам растений, стояла наша нехитрая хижина, сделанная из неотесанных брёвен и накрытая кровлей из плотно сплетённых в несколько слоёв гибких длинных ветвей какого-то местного бамбука.

  Перед входом на утоптанной траве небольшой полянки в выложенном из камней полукруге весело трещал огонь, возле которого суетилась полуголая Настя. Стройная, загорелая, с круглым милым животом, который нисколько не портил ее фигуру, а наоборот придавал ей ещё больше женственности.

  Она давно почувствовала мое приближение, но специально делала вид, что не замечает, напевала что-то вполголоса и помешивала наш будущий обед, исходящий ароматным паром над костром.

  Игра у нас такая. В нормальных людей...

  Я остановился на каменном гребне, не в силах оторвать взгляд от этой идиллической картинки, который раз старясь запомнить и прочувствовать ее навсегда. Сердце как обычно сжало тревожное предчувствие. Чем дольше длилось это счастье, тем сильнее становилось ощущение приближающейся беды.

  А это действительно было счастье. Истинное и всеобъемлющее, продолжавшееся девятый месяц. Настолько тотальное, что не возникало даже тени сомнения, что это оно и есть.

  Всю свою жизнь мы проводим в погоне за счастьем. Стремимся к нему, отдавая все свои силы этой гонке, калечим свою судьбу, судьбы близких людей, бежим, вроде бы настигаем, но оно опять ускользает из рук и уходит в отрыв. И мы опять бежим, пытаясь его ухватить, а в голове никогда не мелькнет даже отзвук мысли о том, точно ли то, что мы так хотим получить, является счастьем? Кто нам сказал, что это оно? Никто. Наша голова выстроила сама себе образ из стереотипов и иллюзий, а потом наклеила на него ярлык. Счастье!

  Поэтому наша душа всегда находится всего лишь в двух вынужденных состояниях. В состоянии постоянного неудовлетворения и беспокойства, когда мы, сломя голову, несемся вперед и злимся на себя и на всех вокруг, потому что никак не можем догнать эту птицу удачи. А если мы все-таки достигаем вожделенной цели, то наступает состояние номер два. Непродолжительные восторг и радость превращаются в нарастающее сомнение, которое сменяется недоумением, а потом беспросветной тоской. Мы обрели счастье, но счастливыми почему-то не стали. Кто-то так и остается в этом депрессивном болоте, а кто-то постепенно выстраивает себе новую иллюзию и снова срывается в бег. Бессмысленный бег по кругу.