Бешеный прапорщик. Части 1-19 (СИ) - Зурков Дмитрий. Страница 140

Выполняю требуемое, дед садится на колени, берет в руку ножик и… начинает петь какую-то странную песню. Полностью всего не разобрать, слышно только отдельные слова:… во лесную крепь… к огню горючу… к камню заветну… кощуны… Велеса просят… зверем рыскучим… легкой птицею… черен калинов мост… Дальше слов не разобрать, сам впадаю в какое-то оцепенение и спустя время чувствую подмышкой легкую, будто укус комара, боль. Рука ведуна опускается на грудь, командуя «Не шевелись». Боль скоро проходит, дед растирает там кожу, затем командует:

– Вставай, Воин!

Встаю рядом с ним, он протягивает мне дубовый лист, на котором в свете факела видны несколько темных капель.

– Возьми, переверни над камнем и прижми. Велесу ты должен сам свою кровь отдать.

Молча выполняю требуемое, старик опять поет-бормочет, затем затихает, стоит молча и ждет. Проходит минута, другая, потом в неярком свете угасающего факела мелькает неуловимо-быстрая тень, и с другой стороны от меня на землю усаживается Рыська. Мартьяныч довольно улыбается, произносит:

– Жертва отдана и принята!.. Я не ошибся, котяра он и есть котяра. Пошли, Воин…

Когда, обменявшись сигналами с часовыми, пришел в сенник, по дыханию определил, что все добросовестно делают вид, что спят и видят затейливые сны. Разоблачать их не стал, улегся на свободное место и неожиданно быстро уснул.

Утром, после подъема в голове остались достаточно четкие воспоминания о том, что происходило ночью на капище и смутные ощущения, что снилось после этого. Впечатление было, будто меня, очень маленького ребенка кто-то качает на руках и что-то говорит, но слов не разобрать. Осталось только память о сильных и заботливых руках, качавших несмышленого дитятю с сознанием подпоручика Русской императорской армии и старлея Вооруженных Сил Российской Федерации…

Прощание с Синельниковым и «медсестренкой» много времени не заняло. Анна Сергеевна на предложение все-таки пойти с нами только сверкнула глазищами и возмущенно заявила, что, должность у нее называется «сестра милосердия» и это самое милосердие сейчас нужно здесь, конкретному человеку. Прапор совсем не возражал против вышесказанного, хотя чувствовал себя хорошо и, похоже, начал идти на поправку. Кажется, тут еще и кое-что гормональное, то есть, межличностно-эмоциональное, примешивается. Ну, да лишь бы на пользу было.

Сборы в дорогу тоже были недолгими. Все весь запас продуктов оставляли здесь, с собой взяли по банке тушняка и паре галет на двоих, объяснив, что мы по дороге себе еще найдем. Дед Мартьян в ответ «отдарился» жестяной двухлитровой баклажкой травяного настоя, предупредив тем не менее, что пить его надо по глотку не чаще двух раз в сутки. На недоуменный вопрос «Почему?» усмехнулся и ответил кратко, но выразительно:

– Ежели больше, сотрете себе свои… причиндалы вздыбленные. А меня ж потом и виноватым сделаете. – И обращаясь уже ко мне, негромко добавил. – Слушай себя, Воин. Внимательно слушай. Как только какая необычная мысля в голову придет, сначала обдумай ее хорошенько. То, может… сам знаешь Кто, тебе помогать будет. Ты в лесу теперь свой, но все одно, смотри по сторонам. И Семену доверяйся. Он – лесовик знатный, да и поговорили мы с ним хорошо. За Матвея не беспокойся, вытяну парня… с Божьей помощью. И Анюту поучу знахарскому делу маленько…

– Спасибо, Мартьяныч. За все. За хлеб-соль, за кров, за помощь… И за науку. Даст Бог, еще свидимся.

Старик хитро улыбается, будто хочет спросить, на помощь какого бога я рассчитываю, потом серьезнеет:

– Свидимся. Я знаю это… Ну, доброго вам пути, идите…

Я шел замыкающим, и перед тем, как скрыться в кустарнике, обернулся. Дед стоял на том же месте и, поймав мой взгляд, помахал рукой. А через полчаса, когда уже перешли болото, с нами попрощался и Рыська, до этого изредка мелькавший среди зелени. Кошак подождал, пока все пройдут, теранулся о мое колено и, коротко мяукнув на прощание, исчез в кустах.

Остаток пути, верст семьдесят-восемьдесят отмахали за два дня. И все благодаря дедову «коктейлю». Не знаю уж, чего он там намешал, но допинг получился шикарный. Один глоток чуть горьковатого напитка, и через несколько минут усталость куда-то исчезает, хочется бежать, нестись, лететь. Но, тем не менее, все внимательны, осторожны и в любой момент готовы к бою. Никаких побочных эффектов типа эйфории, неадекватности, расслабленности. Вот и ломимся мы этаким стадом лосей, озабоченных известно чем, в нужном направлении даже не обращая внимания на обозные колонны, пару раз появлявшиеся в поле зрения, – жрать не хотелось вообще. На привал встали, когда совсем стемнело. Быстренько перекусили «армейскими бутербродами» – толстый слой тушенки на тонкую галету, главное – не перепутать, запили все это дело водичкой из фляг и попытались улечься спать. Через час перестали ворочаться самые неугомонные, и до рассвета гармонию природы нарушали только сидящие в укромных местах дозорные.

На следующий день повторилась та же картина: пару кусков тушняка, глоток настоя, – и бежим отсюда и до вечера. Но финиш появился немного раньше. Уже после полудня стало понятно, что фронт близко. Грузовики, повозки, колонны пехоты, разъезды, патрули, посыльные и всякие вестовые постоянно шастали взад-вперед по дорогам и не давали возможности перебраться на другую сторону. Наконец-то, после почти часового лежания в траве, появился шанс проскочить, чем мы очень быстро и воспользовались. Лес, расположившийся с другой стороны, гостеприимно укрыл нас под кронами своих деревьев.

Пройдя его, поняли, что почти пришли, в смысле, прибежали. Верстах в трех за лесом начинались немецкие позиции, которые гансы активно обустраивали. Небольшой шухер устроили немецкие саперы, приехавшие на свежую вырубку. Но далеко вглубь соваться не стали, напилили четыре повозки толстых жердей и благополучно убыли восвояси. Наблюдательный пункт устроили на верхушке одной из громадных сосен. В бинокль сумел рассмотреть две линии окопов, строящиеся блиндажи и, самое неприятное, проволочные заграждения в два-три ряда, усиленные спиралями Бруно, местами уже законченные. Разрывы в них пока заполнялись «ежами» из кольев, обтянутых той же «колючкой». Похоже, гансы устали наступать и решили перейти к обороне. Пока не стемнело, прорабатываю два маршрута, где можно пройти, и спускаюсь вниз.

Там уже собралось небольшое военизированное вече, все ждут, что новенького и интересненького я им скажу. Стараюсь их не разочаровать:

– Значит, так, впереди гансы в окопах, за ними – наши. Сегодня ночью, после полуночи, когда самые ретивые угомонятся, идем на прорыв. Заграждения поставлены не сплошняком, в двух местах есть разрывы, закрытые «ежами». Возле каждого – по МГ-шнику. Поэтому впереди идет одна «пятерка», трое прокладывают путь, пулеметчик со вторым номером их прикрывает. Потом – основная группа, последним двигается прикрытие: два пулемета, Зингер – за старшего. Напоминаю, мы уже на передке, здесь боевые подразделения, а не обозные сонные мухи. Окопы переходим очень тихо, лишних гансов не трогать, на трофеи не покушаться, лучше затаиться и переждать. Огонь открывать только в самом безвыходном случае. Вопросы?..

Времени – начало первого. Мы уже тихонько просочились через вторую линию окопов, вплотную подобрались к первой. Еще бы ее так же незаметно пройти, блин. Ждем подходящего момента, когда луна спрячется за тучку. Тогда быстро перескочим, и – все. Останется сделать проход и уйти на нейтралку. А там и до своих рукой подать… Только вот, кажется, у немцев на этот счет другие планы. В окопе слышны приглушенные шаги, какое-то шуршание. Вот и фонарик у самого дна мелькнул… На автопилоте чирикаю «Внимание», чтобы головной дозор не застали врасплох… Это что, комитет по встрече?.. Непохоже… Гансы останавливаются метрах в десяти от нашей лежки, что-то высматривают впереди. Потом по очереди вылезают на бруствер… Разведчики за языком собрались?.. Тоже нет, какие-то мешки с собой тащат… И что делать? А, собственно, вариантов тут немного – только один. Идем в хвост, их всего семеро. Придушим, и – на свободу… С чистой совестью.