Чудо. Встреча в поезде - Уэст Кэтрин. Страница 29
— Я, наверно, пойду? — сказала я, не поднимаясь с постели.
— Останься. Еще рано, — сказал Али. — Мы повторим. Только сначала я должен запустить эту программу. Всего пять минут.
Я почувствовала досаду. Опять этот компьютер влезает между нами. Вечно он тут, молчаливый, требовательный, вроде ревнивой любовницы. Нет, что это я? Это я ревнивая любовница, а компьютер его законная жена. Но зачем мне отвергать компьютер? Без него бы я никогда не оказалась в постели Али. Я была подарком для Али от Моссада, наградой за его шпионское усердие. Подарком от врага. Троянским конем.
Я подняла компьютерный журнал, валявшийся на полу в ногах кровати, и стала его листать.
— У меня есть «Ньюс уик», если хочешь, — сказал Али.
— Нет, спасибо, — ответила я. — Мне надо изучить компьютеры. Я хочу лучше знать твои интересы.
— Тебе видней, — сказал он и обратился к своей работе.
Я пробежала глазами журнал, выискивая что-нибудь про компьютерную защиту и особенно про программу шифрования, о которой упоминал Зви Авриль. Я полагала, что такая статья даст мне возможность затронуть данную тему в разговоре. Мне не хотелось спрашивать об этом ни с того ни с сего. Не должно быть такого впечатления, что кто-то меня науськал. Но в журнале были лишь статьи про оценочные испытания быстродействия различных процессоров, и меня от них мгновенно бросило в сон.
Али разбудил меня осторожными поцелуями. Я открыла глаза и обнаружила, что он уже снова со мной в постели. Со вздохом удовлетворения я обвилась вокруг него. Он снова занимался со мной любовью — нежно, бережно и долго. На этот раз не было ни безумия, ни неистовства — лишь медленная, невозможная нега. Глаза мои были все время открыты. Я глядела на его узкое изящное лицо, гордый нос, скульптурные скулы и губы, длинные загнутые ресницы, темные, полные желания глаза, и впервые осознала, что передо мной маячит какая-то опасность, суть которой я не могла определить, захлестнутая потоком эмоций. Интересно, была бы я более свободной, если бы на его месте оказался какой-нибудь толстый губошлеп с дурным дыханием. Будем честными, в таком случае я бы никогда не справилась со своей задачей. Но было даже еще хуже — я не могла себе представить, как я буду заниматься любовью с кем-то другим, когда моя шпионская миссия закончится.
После всего Али проводил меня домой. Я не захотела оставаться у него на ночь, иначе мне пришлось бы рано улизнуть, пока никто в общежитии не встал. Мы шли в согласном молчании. Напряжения между нами больше не было. Казалось, мы достигли какого-то понимания.
— Я часто занимаюсь в Библиотеке законов, — сказал Али, когда мы остановились возле моей двери. — Ты знаешь ее?
— Да, — сказала я, — а что?
— Там мало студентов первых курсов. А то в главной библиотеке настоящий зверинец. Так или иначе, я буду там завтра вечером. Я всегда на втором этаже. Можешь прийти, если захочешь. А потом можем пойти ко мне.
— Приду, — сказала я.
Он поцеловал меня в лоб с пожеланием доброй ночи и ушел. Я приняла душ и легла.
Отчет о контакте, напомнила я себе. Но о сегодняшнем контакте докладывать в Моссад было нечего. Потом. Потом будут и отчеты, и мои расспросы. А пока я была вольна видеть сны с поцелуями Али.
Сладкие сны, не тронутые ненавистью.
12
Была середина апреля. Мы с Али проводили вместе много времени. Должна признать, что гораздо больше, чем было действительно необходимо для шпионажа. По сравнению с тем, что было раньше, мы с ним на удивление ладили. Я научилась управлять собой и, как обещала, никогда не вступала с ним в споры. Также и он, несмотря на свои взгляды, противоположные моим, научился избегать в разговоре некоторых тем. Евреи и различные их злодеяния больше не упоминались. Вел он себя со мной хорошо. Больше не оскорблял и не унижал. Подчиняя, он в то же время был великодушен.
Был только один неловкий момент, когда Али получил-таки письмо с благодарностью от Совета по еврейским поселениям, которое, на мой взгляд, слишком запоздало. Я была у него в комнате, когда он его вскрыл. Я видела, как он его читал, как на лице его отобразилось сдержанно-презрительное выражение скуки.
— Сохрани, если хочешь, — коротко сказал он и бросил письмо в мою сторону. Я сдержала свой естественный порыв и сделала то, чего, как я прекрасно понимала, он и ждет от меня, — разорвала письмо, не читая.
— Я больше не верю в подобные вещи, — бодро заявила я. — Думаю, Израилю следует отказаться от Западного берега…
А также и от Иерусалима, — добавила я для пущего эффекта, в то же время спрашивая себя, не слишком ли далеко я зашла. Но нет, не слишком. Али просто кивнул и стал дальше просматривать свою почту, делая вид, что данная тема ему наскучила. Таков он был, конец политической дискуссии. Об этом «конфликте» мы потом забыли, пока вдруг, гораздо позднее, он снова не всплыл на поверхность.
Полдень мы обычно проводили на траве парка вдоль Ривер Драйв, читая или наблюдая за окружающим миром. Дети играли на железных перекладинах, белки носились друг за другом по деревьям, а морские чайки ныряли в реку за рыбой. По вечерам мы занимались в Библиотеке законов или в комнате Али, где он, как всегда, работал за своим компьютером, тогда как я читала в постели.
На выходные Али брал меня с собой. Он никогда меня не спрашивал, куда я хочу пойти или что я хочу делать. В большинстве случаев он даже не брал на себя труд сказать мне, куда мы идем или идем ли мы вообще куда-нибудь. Он просто полагал, что я буду в наличии, и, само собой, я всегда была. Справедливости ради скажу, что в выборе развлечений он не ошибался. Он не брал меня, например, на спортивные игры и больше ни разу не приглашал в ночной клуб. Чаще всего мы ходили в рестораны и кино, а иногда — на спектакли на Бродвее. Единственное, что мне не нравилось, так это пристрастие Али к фильмам о летчиках-истребителях. Таких фильмов за последнее время было в Штатах снято больше, чем можно было себе представить, и нам приходилось все их посмотреть, а многие даже дважды.
В те дни у нас была одна необычная вылазка. Али позвонил мне в субботу утром и сказал, что мы собираемся на пикник за город и чтобы я взяла что-нибудь для ленча. Я купила цыпленка-гриль, французскую булку, сыра и бутылку вина.
Мы взяли такси, и Али назвал водителю адрес в нижнем Манхэттене. Я подумала, что это место едва ли подходит для пикника за городом, но уже научилась не задавать лишних вопросов. Когда мы приехали, я увидела на площадке несколько вертолетов, выкрашенных в белый и красный цвета. Они принадлежали чартерной компании, и Али взял один из них напрокат на день. Оказывается, такое возможно, если у тебя есть надлежащие летные права.
Чтобы разобраться в ручках управления, Али пришлось изучить диаграмму в пособии по вертолетам. «Я никогда раньше не летал на такой модели», — оживленно пояснил он. Я кивнула, с любопытством озираясь вокруг. Я совсем не нервничала, и это меня немного удивило. Я просто не сомневалась в Али — в его знаниях и навыках. Я бы, не колеблясь, доверила ему свою жизнь.
Наконец он разобрался в ручках управления, и мы плавно поднялись в голубое апрельское небо. Манхэттен упал нам под ноги, как на почтовой открытке, и сердце мое воспарило в предчувствии мечты, которая должна скоро сбыться. Мы пролетели над Статуей Свободы, над островом Эллис, над Эмпайр Стейт Билдинг и направились в сторону Лонг Айленд Саунд. Без единого толчка Али приземлился прямо в лесочке где-то на Лонг Айленде. День был теплый, а воздух полон ароматов, как летом. Мы были одни. Мы поели, а потом, прямо на траве, любили друг друга, пьяные от вина и солнечного света, и птичьи песни вместе со сладким духом клевера баюкали нас.
— Ты так добр со мной, Али, — сказала я ему после всего, глядя на лениво поворачивающиеся под легким ветром лопасти вертолета.
— Конечно, добр, глупышка, — сказал он, погладив меня по голове. — А почему такой печальный тон?