Чудо. Встреча в поезде - Уэст Кэтрин. Страница 36

— Прости, — сказала я, мягко вынимая свою руку из его руки. — Для меня это было бы сейчас слишком больно. Я слишком тебя люблю. Я буду не так мучиться, если мы больше никогда не увидим друг друга. Давай простимся прямо сейчас. Пожалуйста, не ищи меня. Желаю тебе успеха в работе. Надеюсь, что девушка, которую они тебе подыщут для брака, будет прекрасной и преданной. Надеюсь, что она полюбит тебя так же, как я… Нет, не провожай меня. Мне лучше сейчас побыть одной. Оставляю тебе Библиотеку законов. В конце концов, ты ее первый открыл… — Я встала и сбежала по ступенькам. Али не сделал попытки меня остановить.

После этого я держалась подальше от Библиотеки законов. Я сказала Эми и Маргарет, что Али бросил меня, и они тусовались возле, простив мне мою недавнюю измену. Я ужасно скучала по Али. Когда чуть ли не в полуобмороке я шла по городку, мне казалось, что он повсюду — в поле моего бокового зрения. Но я ни разу с ним не столкнулась. Дни шли за днями, и я начала испытывать страх, что проиграла в этой игре. Я знала, что мне следовало позвонить Зви Аврилю и рассказать ему о последних событиях, но я все откладывала. В самой глубине души я еще не сдалась.

По ночам я лежала на своей одинокой узкой кровати, вздрагивая и ворочаясь с боку на бок. Тело мое было как в огне, каждая его частичка плакала по ласкам Али. Я крепко сжимала подушку, и она была влажна от слез.

Так просто было получить то, что я хотела. Нужно было всего-навсего постучаться в дверь Али и предложить себя, как прежде — застенчиво, с опущенными глазами. Всего да и только, если не считать, что это все погубит. Да, я хотела быть в его постели, но еще больше я хотела быть шпионом. А для этого я должна была заставить его жениться на мне. Это же означало, что я больше не могу оставаться для него легкой добычей, не могу отдаваться ему за спасибо.

Перед тем как заснуть, я пыталась сквозь эти кирпичные стены внушить свое желание Али, который спал в соседнем здании, совсем рядом, и, однако, так далеко. Через бездну, разделявшую нас, я хотела передать ему, что я предназначена для него, что я его единственная, что никто, не будет так любить его и не сделает его более счастливым.

Люби меня, верь мне, — шептала я. Верь мне, вопреки всему, чему тебя учили, вопреки своему здравому смыслу и рассудку. Потому что разве тебе не было хорошо со мной, разве это не из-за меня тебе так невероятно повезло с проникновением в израильские компьютеры. Люби меня, верь мне, делись со мной своими проблемами, позволь мне помогать тебе. Разве ты не видишь, что я полна таинственной силы.

Я могу устранить твои проблемы. По крайней мере, на какой-то срок.

Через неделю после нашего последнего расставания, в прекрасное воскресное утро в мою дверь раздался стук. Я открыла и увидела Али — он стоял за дверью без улыбки, под его глазами были темные круги. Под мышкой он держал большой пакет. Я посторонилась, и он вошел, сунув мне в руки пакет.

— Это тебе, — сказал он вместо приветствия.

— Что это? — спросила я.

— То, что ты должна носить в Саудовской Аравии.

У меня перехватило дыхание.

— Я ни на чем не настаиваю, — поспешно сказал он. — Просто посмотри, сможешь ли ты это надеть.

Я открыла пакет и достала из него сложенное кучкой одеяние из черной хлопковой ткани. Оно оказалось закрытым, длинным, с широкими рукавами.

— О… очень милое, — сказала я без особой убежденности.

— Надень, — нетерпеливо сказал Али.

Я натянула на себя этот хитон и открыла дверь в туалет, чтобы увидеть себя в зеркале в полный рост. Одеяние это было абсолютно бесформенным и болталось на мне как мешок, волочась по полу. Али вытащил из пакета длинный черный платок.

— Накинь на голову, чтобы он полностью закрывал волосы, — велел он.

Я сделала это перед зеркалом. Общее впечатление было не из вдохновляющих.

— Неплохо, — мужественно сказала я.

— Ха! — сказал Али. — А теперь представь сто градусов^[10] в тени. О’кей, вот твоя чадра. Дай я ее прицеплю. Женщина в магазине показала мне как.

— Где ты все это достал?

— В Бруклине. Пришлось весь город облазить за этим барахлом… — Он поднял капюшон моего одеяния и прикрепил к нему чадру. — Так, что ли? — Она представляла собой несколько слоев черного жоржета из полиестера, состроченных вместе по краям. Один или два слоя достаточно просвечивали бы, но не так много. Комната погрузилась во тьму.

— Али, что-то тут не так, — с испугом сказала я. — Я ничего не вижу.

— Все так! — сказал он не без нотки садизма. — Прямо как та девица в самолете. «Ой, я ничего не вижу, — вопила она. — Я упаду и сломаю себе шею! Да как ты смеешь!» Все вы твердите одно и то же.

— Какая девица в самолете?

— Прошлый раз, когда я летел домой, напротив меня через проход сидел саудовец со своей американской невестой. Так вот, за пятнадцать минут до приземления он достал из своей сумки чадру и сказал, чтобы она надела. Очевидно, она никогда ее раньше не видела. Ты не можешь представить себе, какая тут началась истерика! Бедный парень пытался урезонить ее, объяснял, что в аэропорту их будет встречать его семья, что там могут быть и те, кто знает его семью, и какой это будет позор для его семьи, если его жена выйдет из самолета без чадры. Но она его абсолютно не слушала, просто вопила, что она ничего в ней не видит. Все на них смотрели и тихо ржали, а бедный парень был в полной растерянности. Мне было жалко этого недотепу, и в то же время я подумал, черт, хорошо, что это не со мной.

— А что было потом? Она надела чадру?

— Не знаю. Я уже вышел, когда они еще спорили. Хорошенькое начало для брака! Я не допущу, чтобы у меня было так же. Лучше уж выдать все, как оно есть. Тебе тоже придется быть в чадре, когда ты будешь выходить из самолета в Рияде, да и везде, на публике. Ну как, нравится?

Мои глаза уже немножко попривыкли, и я различила в комнате смутные очертания предметов. Однако возможность упасть и сломать себе шею казалась вполне реальной.

— Действительно, очень темно, — сказала я. — Не понимаю, как ваши женщины могут носить это.

— Должно быть, у них лучше зрение. Я ни разу не видел, чтобы хоть одна впилилась в стену.

Я сняла чадру.

— Попробуй сам посмотреть, — попросила я, задетая его тоном.

— Зачем? Мне ее носить не придется.

— Может, все же попробуешь? — И он еще не успел возразить, как я накинула чадру ему на голову. Он было хотел ее сдернуть, но передумал. Он очень медленно повернулся и двинулся к окну, споткнувшись по пути о стул. Я присоединилась к нему, и мы остановились, глядя на солнечный Бродвей.

— Будто в очень темных солнечных очках, — сказал Али. — Дома тебе почти не придется носить чадру. А на улице, на ярком солнечном свету, она не так уж плоха. — И он вернул мне ее.

— Не знаю, что сказать, — произнесла я, глядя в окно.

— Тебе надо попробовать ее на улице. А после ты решишь, — сказал Али.

Я подумала, что он шутит, но все равно решила поймать его на слове.

— С удовольствием это сделаю, — сказала я, — если ты выйдешь вместе со мной на этот парад. У тебя есть тоб?

— Тоб? — усмехнулся Али. — Вижу, ты подготовилась. Неужели была так уверена, что я все перерешу?

— Ничего я не готовилась. Это… это ведь общеизвестно.

— Да ну? Не замечал. Но напрасно смущаешься. Я рад, что ты это изучаешь.

Тоб — белый плащ наподобие длинной рубашки, который носят мужчины Саудовской Аравии. Но я узнала это слово не ради Али. Я его просто знала. Если уж на то пошло, то я знала и другие вещи. Черное одеяние, что еще было на мне, называлось аба. Слово просто прыгнуло мне в голову, взявшись ниоткуда, хотя я была уверена, что не ошиблась. Слово, обозначавшее чадру, было прямо на языке. Как же оно? Гутра? Нет, это то, что носят на голове мужчины.

А затем я вспомнила, откуда все это мне известно. Воспоминание было таким живым, что слезы навернулись мне на глаза. Кабинет моего отца, запах хорошего табака и кожи, большая глянцевая книга по искусству, полная картинок, на которых традиционное одеяние бедуинов и самая разная одежда арабов. Цветные свадебные платья, украшенные бусами и монетами. Картина свадебной церемонии. Я вспомнила голос отца: «Посмотри, как они сидят на коврах, подобрав под себя ноги. Среди арабов считается оскорблением, если ты обратил свои подошвы в сторону другого человека… Этот черно-белый плиссированный головной убор, похожий на большой платок, называется гутра. Он удерживается на голове с помощью двойного черного жгута, называемого укаль. Бедуин еще использует его как путы для верблюда. Мужчины Саудовской Аравии носят его в память о своих предках-бедуинах. Все они одеты абсолютно одинаково, от беднейшего бедуина до самого короля, в белый плащ, называемый тоб, но король носит укаль из золота…»