Чудо. Встреча в поезде - Уэст Кэтрин. Страница 97

«Я вовсе тебя не люблю», — мысленно добавил Гай. Энн, по всей видимости, отступалась от него, не желала больше знать и любить. Он стоял в полном отчаянии, оскальзываясь на снегу, неспособный пошевелиться или вымолвить слово.

— Да, уж раз ты меня спросил, — продолжала Энн, — я полагаю, если кто-то обвинит тебя, это многое изменит. Я бы хотела спросить, почему ты думаешь, что тебя обвинят? Почему?

— Я не думаю!

Она повернулась, пошла от него прочь, в дальний, глухой конец лужайки и остановилась там, опустив голову.

Гай двинулся следом.

— Нет, Энн, ты знаешь меня. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой в целом свете. У меня нет от тебя тайн. Просто мне пришло это в голову, вот я и спросил! — Он почувствовал, что признание состоялось — и вслед за наступившим облегчением вдруг уверился безоглядно — как раньше в том, что Бруно непременно написал письмо, так теперь — что не написал и не напишет.

Проворно, равнодушно Энн вытерла слезинку в уголке глаза.

— Скажи одно, Гай. Ты прекратишь когда-нибудь воображать худшее по всякому поводу?

— Да, — отозвался он, — Боже мой, да, да!

— Пойдем в машину.

Они с Энн провели вместе целый день и пообедали у нее дома. Письма от Бруно не было. И Гай вовсе выбросил из головы такую возможность, словно опасный момент уже миновал.

В понедельник вечером, около восьми, миссис Маккос-лэнд позвала его к телефону. Звонила Энн.

— Дорогой — знаешь, я немного огорчена.

— В чем дело? — он прекрасно знал, в чем.

— Я получила письмо. Сегодня утром. В нем как раз то, что ты говорил в субботу.

— Что там, Энн?

— О Мириам — напечатано на машинке. И без подписи.

— Что в письме? Прочитай.

Энн прочла дрожащим голосом, но, как всегда, отчетливо:

«Уважаемая мисс Фолкнер. Возможно, вам будет интересно узнать, что Гай Хейнс имеет большее отношение к убийству своей жены, чем то полагают судебные власти в настоящий момент. Но тайное станет явным. Думаю, вы должны быть в курсе, если собираетесь выйти замуж за столь двусмысленного человека. Кроме того, автору письма известно, что Гаю Хейнсу недолго оставаться на свободе».

Подпись: «Друг».

Гай закрыл глаза.

— Боже мой!

— Гай, ты знаешь, кто это мог написать? Гай? Алло?

Он различал в ее голосе только страх — Энн в него верила и боялась только за него.

— Не знаю, Энн.

— Это правда, Гай? — взволнованно спросила она. — Но ты должен знать. Надо что-то делать.

— Я не знаю, — хмуро повторил Гай. Все его мысли стянулись в какой-то невероятно запутанный узел.

— Ты должен знать. Подумай, Гай. Кого бы ты мог считать врагом?

— Откуда отправлено письмо?

— С Центрального почтамта. Бумага совершенно обычная. Нельзя сказать ничего определенного.

— Сохрани письмо для меня.

— Разумеется, Гай. И я никому не скажу. Родным, я имею в виду. — Она помолчала. — Но кто-то должен за этим стоять, Гай. Ты ведь в субботу кого-то подозревал, разве нет?

— Нет. — Горло у него сжалось. — Знаешь, после суда такое нередко случается. — Он отдавал себе отчет в том, что сознательно из всех сил старается прикрыть Бруно как можно искуснее, словно Бруно — это он сам, виновный. — Когда мы встретимся, Энн? Можно мне сегодня прийти?

— Видишь ли, я… ну, в общем я звана вместе с мамой и отцом на какой-то благотворительный вечер. Письмо я тебе перешлю. Отправлю заказным, и ты его завтра получишь.

Так оно и пришло на следующее утро, вместе с очередным сценарием Бруно, который заканчивался дружеским предостережением: упоминалось письмо к Энн, обещалось кое-что еще.

22

Гай присел на краешек кровати, закрыл лицо руками, потом медленно отнял ладони. Он чувствовал, как ночь лишает плоти его мысли, искажает их — ночь, темнота, бессоница. И все же в ночи заключалась истина. В ночи к ней приближаешься только по касательной, но она, истина, все одна и та же. Расскажи он Энн то, что было, сочтет ли она его виновным, хотя бы отчасти? Выйдет ли замуж за него? Да как она сможет? Что же он за чудовище, если способен сидеть здесь, в этой комнате, где в нижнем ящике лежат сценарии убийства и пистолет, из которого должно застрелить человека?

В хилых предрассветных сумерках он принялся изучать в зеркале свое лицо. Левый угол рта непревычно поник. Полная нижняя губа поджалась, напряженно вытянулась. Он попытался придать взгляду неколебимую твердость. Но глаза взирали над синеватыми полукружиями как некая часть его существа, ожесточенная обвинением, — словно жертва глядела на палача.

Одеться, выйти погулять или попытаться уснуть? Он бесшумно крался по ковру, подсознательно стараясь не ступать на скрипящую паркетину у кресла. «Через скрипящие ступеньки ты перепрыгнешь на всякий случай, — гласили письма Бруно. — Дверь в комнату отца, ты знаешь, как раз направо. Я все везде обшарил, и нигде не может встретиться никакого препятствия. Найди на плане комнату дворецкого (Херберта). Это единственная живая душа в пределах досягаемости. Там, где в прихожей скрипит паркет, я поставил крестик…» Гай бросился на постель. «Что бы ни случилось, ты не должен выбрасывать «люгер» между домом и железнодорожной станцией».

Гай знал все это назубок — от скрипа кухонной двери до цвета ковра в прихожей.

Если Бруно заставит кого-то другого убить своего отца, здесь, в этих письмах, достаточно против него улик. Гай мог бы отомстить Бруно за все, что тот сделал с ним. Но Бруно использует свой навет, и Гая осудят за убийство Мириам. Нет, нет — это лишь вопрос времени: Бруно сыщет кого-нибудь другого. Стоит еще немножко потерпеть, вынести угрозы Бруно, и все кончится, и можно будет заснуть. Если уж пойти на это, возникла мысль, то не с громоздким «люгером», а с маленьким револьвером — Гай вскочил с постели, изнывая от боли и гнева, испугавшись мысленно произнесенных слов. «Здание для Шоу», — сказал он себе, как бы меняя декорацию, пуская под откос обломки ночи и вживаясь в наступающий день.

«Здание для Шоу. Площадка, заросшая травою до самых задних ступенек, исключая гравий, который трогать нельзя… Три шага — прыжок, два шага — прыжок, шаг пошире наверху. Этот синкопированный ритм ты легко запомнишь».

— Мистер Хейнс!

Гай вздрогнул и порезался. Отложив бритву, двинулся к двери.

— Привет, Гай. Ну что, созрел? — вопросил голос, бесстыдный в эту божью рань, безобразно погрязший в ночной неразберихе. — Хочешь добавки?

— Отцепись от меня.

Бруно расхохотался.

Гай, дрожа, повесил трубку.

Весь день искривился, сломался под этим ударом. Гай отчаянно желал вечером видеть Энн, жаждал отчаянно того мгновения, когда издали углядит ее в том месте, где они договорились встретиться.

Но не менее властно заговорило желание лишить себя этого блага. Чтобы устать, Гай долго гулял по Риверсайду, но спал все равно плохо и видел скверные сны. Все изменится, подумал он, как только Шоу подпишут контракт и можно будет приступить к работе.

Даглас Фреар из компании Шоу по продаже недвижимости позвонил, как и обещал, на следующее утро.

— Мистер Хейнс, — проворковал неспешный, хрипловатый баритон, — мы получили одно весьма странное письмо, касающееся вас.

— Что такое? Какое письмо?

— Касательно вашей жены. Не знаю, может быть, прочесть вам?

— Да, пожалуйста.

— «Уважаемые господа. Без сомнения, вам интересно будет узнать, что Гай Дэниэл Хейнс, чья жена была убита в июне прошлого года, сыграл в этом деле более значительную роль, нежели то известно следствию. Сведения исходят от компетентного лица, которое также располагает информацией о том, что вскоре будет назначено дополнительное следствие, где и будет обнаружено подлинное участие Хейнса в преступлении», Уверен, мистер Хейнс, что письмо облыжное. Но вы, думаю, должны о нем знать.

Конечно. — Майерс в своем углу склонился над чертежной доскою столь же невозмутимо, как и в любое утро из дней недели.