Молох (СИ) - Витязев Евгений Александрович. Страница 44
Ахмет достал из кармана гранату и кинул её, похоже, не глядя. Прежде, чем необъятная голова Игоря показалась бы в богоугодном месте, часть храма рванула на воздух, оголив ещё больший проход для великана.
— Твою мать! — сплюнул Ахмет, бросив все силы на открытие люка. К нам присоединилась Чулок. Я вдыхал аромат её тела, придававший мне стимула и сил. Вспомнил Убежище номер 13. Адреналин вскипел в крови.
Секунд двадцать ушло на то, чтоб крышка отъехала в сторону, открыв нам спуск на десятки метров вниз под землю. И именно столько времени мы сэкономили на том, чтоб мутировавший до безобразия внук, ослеплённый гранатой, нас не трогал.
Мы не стали спорить, кто за кем спускается. Первой отправилась Чулок, за ней Чума, я должен идти следующим, в то время как кавказец замыкает цепочку. Но было поздно. Только Чума скрылся из виду, как стены храма мелкими щепками разлетелись в стороны. Я видел ноги Игоря, представлявшие собой колонны Парфенона. Пули, будто резиновые, отрикошечивали от столпов. Вновь показалась грандиозная по размерам рука монстра. Пальцы сомкнулись на Ахмете, готовые с секунду на секунду превратить в прах воина. Внезапно у меня перед глазами замаячили лица тех, кто умер у меня на глазах. Каждая вспышка памяти отдавалась болью. Я стиснул до боли в висках зубы.
— СТОЙ! — кричал я тому, кого до сих пор не видел, ибо обломки и часть потолка церкви скрывали физиономию порождения колоссального выплеска радиации. В два шага я осилил расстояние до подсобного помещения, пока ещё не повреждённого от рук безумного внука. Следующим движением подобрал культю Лизы и уже с ней стоял около мутанта.
— Игорь — махал я конечностью, словно держал в руках не культю, а грёбаный олимпийский факел. — Вот твоя сестра! То, что от неё осталось! Ты же её искал?!
Ноги-колонны застыли на месте. Сквозь дыру в потолке я видел вполне обычный человеческий глаз, только превышающий в размерах раза в три-четыре. Напоминало ребёнка переростка с синдромом дауна, наблюдающего за миром сквозь толстую стену непонимания и отчуждения. «ЛИЗА», — слово манило глаз, который становился всё ближе и ближе. И когда я положил руку с брелком на алтарь, Игорь отпустил чуть не задохнувшегося от объятия Ахмета.
— Ты отомстил — говорил я уже спокойнее, стараясь не выдавать дрожь в голосе. — Старики съели твою сестру.
Глаз всё ещё смотрел на меня и не моргал. Кавказец, тем временем, ни говоря ни слова, полез в люк. Я выждал, пока солдат окончательно скроется в глотке тоннеля, затем сам подошёл к перилам лестницы. Плесень за храмом Святого Великомученика Георгия Победоносца метнулась в мою сторону, точно бейсбольный мяч, запущенный бэттером со всего дуру. И я чувствовал на себе её споры, а также что-то тяжёлое, как ударная волна, хлестнувшая меня по всему телу. Удар Игоря я осознал только тогда, когда кубарем летел вниз тоннеля навстречу неизбежности.
Вот и минул год со дня Катастрофы. По крайней мере, мы так решили. Добротного мяса у нас хватит на то, чтоб накормить роту солдат. Мною изучено немало фактов феномена каннибализма. Как известно, инстинкт к выживанию — доминантный. Человек пойдёт на всё, чтоб продолжить существование. Страх перед смертью — сильнейший наркотик, стирающий любые запреты, нормы морали. <помехи> Современная история, ныне ставшая давней, знает не мало случаев каннибализма. Голодомор на Украине, ленинградская блокада, голод в КНДР, режим красных кхмеров и гражданские войны в Африке. Вот тот малый пример, кричащий о том, что может человек, доведённый до отчаяния. Вопрос — чем же хуже мы, и почему заслужили смерть, когда ждать осталось совсем ничего?
Многие задаются вопросом — откуда пища? Воздух Убежища номер 13 пропитан атмосферой революционности, подрывающей устои науки, прогресса, без которого наверху не протянуть и дня. На первом ярусе мы устроили гетто, посадив под замок значительную часть агрессивно настроенных рабочих, чьи родственники уже умерли, а их тела бесследно исчезли. Мы отвечаем, что ставим опыты, но на верхний ярус допустить никого не можем. Опыты проводятся не над ними, если не считать манипуляций на кухонном столе.
Мы решились на то, чтоб отпустить ещё одну группу наружу. Мы заранее знали, что она обречена. Уходило восемь человек, вернулись все, но с небольшой дозой облучения. Сыворотка У-13 излечила добровольцев, но пошли изменения в костной системе. Такие же, как у, ставшей на днях моей женой, объекта «М». Похоже, мы выявляем новую расу людей. В связи с катастрофическим голодом и в том, что новый вид может выживать даже при нём, мы назвали их веганами. Крайне исхудавшими, доведёнными до изнеможения созданиями. Аномально высокий рост и худоба — главное отличие от людей.
На партии прибывших мы проводили эксперименты под предлогом того, что их зараза не излечилась. Воздействие тока, острых предметов на результат сворачиваемости крови, повторное облучение. Наконец, трепанация черепа на исследование активности мозга. Опыты мы встречали агрессивным отпором, который приходилось усмирять успокоительными препаратами. «Крысиная тропа» продолжится.
По счастливому стечению обстоятельств я, мало того, что не переломал себе все кости о стенки тоннеля, так ещё не задел ни Ахмета, ни Чуму, плотно прижавшихся к лестнице. Лишь на подлёте к девушке я почувствовал глухой удар. Чулок ни на шутку взвыла, ведь ни каждый день по твоей спине проходятся семидесятикилограммовым шлифовальным станком под названием человек. По моим прикидкам, летел я не более полусекунды, а это метров 5–6, не больше. Ещё бы чуть-чуть, и удар пришёлся бы фатальным как для меня, так и для литовки. В последний момент, отрезвлённая ударом, диггерша схватила меня за руку. Плечевой сустав пронзила жгучая боль, словно конечность вырвали с корнем. В глазах заплясали звёзды, а ко рту подступила рвота. Понимая, что счёт идёт на секунды, ибо силы девушки не безграничны, я кое-как ухватился за лестницу здоровой рукой.
— У вас там всё в порядке? — Ахмет, находившийся выше всех, светил фонариком вниз.
— Если не считать чуть не сломанной шеи и нескольких вправленных позвонков, то всё хорошо, сладенький — ответила боец.
— Ну, это нормально — ухмыльнулся Ахмет. — Сам до сих пор чувствую себя свежевыжатым лимоном. А как ты, Молох?
— Порядок — прокашлялся я. — Сейчас только руку прицеплю на место.
На том продолжили спуск. Я светил фонарём вниз, но, кроме как океана мрака, ничего не видел. Ощущение, будто спускаешься в центр Земли, к истокам жизни, её недрам. Питерская подземка считается самым глубоким в мире метро по средней глубине залегания. Примерно 50–75 метров под землю. Адмиралтейская, почётно получившая пальму первенства в 2011 году, отбабахала вообще на 86 метров вниз. А глубина некоторых перегонов вовсе доходит до ста метров. «Незавидная доля», — подумал я. Ведь спускаться нам придётся ещё около полусотни метров, исходя из прокрученной в голове занимательной статистики.
— Вы слышите? — от постороннего голоса я каким-то чудом вновь не полетел вниз. Но на сей раз я бы, железно, превратился в кровавый блин.
— Чума, это ты, твою мать? — выругался я в сердцах.
— Послушайте — проигнорировал голос вопрос. Да, то был Чума, едрит его мадрид!
Звук, первым услышанный Чумой, потревожил нас где-то на половине пути спуска. Издавался тот сверху и казался мне роем пчёл. А люк то снаружи не закрыт! Похоже…
— Плесень! — крикнул я. — Быстро все вниз!
Стоило говорить, что последующие шесть-семь минут жизни протекли для нас в гонке со смертью, в которой первым бы выбыл кавказец, а за ним, как кегли в боулинге, все остальные? Треклятого дна до сих пор не наблюдалось, когда рой уже буквально вонзался в уши. Я слышал крики Ахмета и Чумы, наслаивавшиеся друг на друга. Следом завопила Чулок, и сразу после оного я почувствовал, как мои пальцы покрываются свинцом. Один за другим, как в детской считалке, фаланги отлеплялись от ступеней лестницы. Я выронил фонарик. Прибор, который мне подарили в иной жизни дети-цветы.