Молох (СИ) - Витязев Евгений Александрович. Страница 43

— Осторожнее, молодой человек — вскинул дедок руки, когда я направил на него еврейский пистолет-автомат.

— Кто вы? — я не спускал с мушки стариков. Не знаю, почему, но парочка казалась мне более чем подозрительная, хотя внешне опасности люди не представляли.

— Маргарита — первой отозвалась старуха. Во второй раз я ни на шутку содрогнулся: новая Рита на моём пути, пусть она и годится мне в бабки. — А это мой муж — Герман. Вы простите нас, что мы так подкрались. У нас уже давным-давно не было посетителей.

— Вы здесь одни? — Ахмет, удовлетворившись, что в главной зале храма, кроме нас, никого нет, убрал автоматическую винтовку.

— Как же так одни то, детки? — вновь ответила Маргарита. — Игорёк пошёл искать Лизоньку, скоро вернётся. Мы как раз на стол накроем, будете нашими гостями. Мы всем рады. Игорь у нас любит гостей.

— Давайте по порядку — я последним убрал оружие, чтобы войти в доверие к старикам. — Кто такая Лиза и кто есть Игорь?

— Так это, внучата они наши — я не спускал взгляда с дедка. Пока его, по всей видимости, жена отвечала, муженёк невзначай так ковылял ко мне. — Лизонька пропала, а Игорь пошёл искать её. Его уже давно нет, потому он вернётся с минуты на минуту.

— Молох — Чулок кивнула мне на Германа, который пришвартовался уже рядом со мной.

— Господин — дед, поняв, что его раскусили, заговорил начистоту. — Можно вас?

Я дал знак Чуме, чтоб он глядел за бабкой, сам же с Ахметом, Белым Чулком и Германом прошёл к входу в церковь. Старик не стал тянуть резину и сразу в полголоса заговорил.

— Вы уж простите мою жену, клюшку старую. Лет с десять назад, когда только тьма опустилась над парком, у нас пропала внучка. Горевали, наверное, месяц, пока Игорь, её старший брат, отправился на поиски сестры. Лизу не трудно было найти, у неё был брелок на запястье с именем. Наверняка, кто видел, слышал, хотя сами понимаете — весь Питер практически вымер, да и существ причудливых как дерьма в клозете. И вот с тех пор на протяжении девяти с лишним лет Маргаритушка ждёт, когда Игорь вернётся с Лизой. Не судите её строго. Война из всех нас сделала параноиков, лишив всего самого дорогого. Даже душу прибрала. И стены Господни не в силах вернуть нам того, что по праву дано Богом.

— Как вы вообще здесь уцелели? — после откровения деда спросил Ахмет.

— Помилуй, хлопец. Катастрофу мы пережили в метро, но знаете ли, жить под землёй — не удел православного человека. Потому мы выбрались наружу.

— С какой же вы станции? — спросил я.

— Как с какой? Со Славы.

Мы переглянулись. Каждый из нас понимал, что цель достигнута — долгожданная подземка, заменившая нам дом, перед нами. Осталось попрощаться со стариками и спуститься вниз. Только я хотел спросить по поводу входа, как Маргарита, не в силах ждать, окликнула нас.

— Позвольте, Герман вам рассказал, где спуск в метро?

— Не совсем — я возвращался к бабуле. Представить только — в питерской подземке стариков ведь почти не осталось. Тех, которые родились ещё при Советском Союзе. Перед нами обреталась история в лице Риты. Ниточка, связующая давнее и новое время.

— Не будете ли вы любезны, перед выходом ублажить стариков и разделить с ними трапезу? — по-домашнему улыбалась Марго. — Кто знает, когда Игорёк с сестрёнкой вернётся.

— Лучше соглашайтесь — положил мне руку на плечо дед. — Ибо от старой перечницы отделаться практически невозможно. Полвека её знаю.

Чулок, стоявшая за мной, хихикнула. Бабка что-то проворчала, от чего уже мы с Ахметом смеялись. Один Чума мастерски изображал роль скульптуры. Бойцу оставалось всего ничего, чтоб стать хамелеоном и слиться с местным интерьером.

— Пойду, принесу похлёбку. А ну помоги мне, пердун старый! — Маргарита, чуть не оторвав руку своему муженьку, увела его в подсобное помещение.

— Любовь — странная штука — подытожила литовка, когда мы остались одни.

Я снова глянул в окно — на сей раз фигуры исполинских размеров не наблюдалось. Странно. Но зато я смог хоть разглядеть алтарь. Красный ковёр, не отсыревший от времени, покрывал пол. Само же место огорожено чёрным декоративным заборчиком. На стенах по обе руки иконы. Я долго глядел на церковное убранство и не мог понять, что же здесь не так. Тревожное чувство забило тревогу. Я не понимал, почему пульс увеличивался с каждой секундой. «Молох, беги отсюда скорее!» — кричал мне внутренний голос. Ноги подкашивало; во рту пересохло. Я отчётливо услышал звук отворяемой двери, словно других звуков не существовало. Похоже на спуск курка. Шаги. БУМ-БУМ. Я посмотрел в сторону закрывающейся двери. Там, за порогом лежала оторванная рука с брелком, на котором было выведено имя Лиза. Взгляд бросился на улыбающихся стариков, несущих кастрюлю. «У нас ОСОБОЕ мясо. ВКУСНОЕ мясо», — говорят они, разливая суп по фарфоровым чашкам. Я гляжу на алтарь и понимаю, в чём дело. Позолоченный крест висит к верх ногами.

— Молох — протягивает мне яство Маргарита. — С вами всё в порядке? Вы сам не свой.

— Скажите, как точно пропала Лиза?

— Как все люди без вести пропадают — укорительно посмотрел на меня Герман. — Уходят из дома и не возвращаются.

Я кивнул, внимательно разглядывая суп. Кусочки мяса плавали как корабли в небольшой шторм. Я поглядел на Чулок. «Кушайте, — приговаривает бабка. — У нас здешнее мясо». Девушка берёт ложку, черпает, подносит ко рту. В замедленной съёмке я вижу, как человеческий ноготь слетает с ложки, падает обратно в чашку.

— НЕТ! — крикнул я. Диггерша от испуга выронила столовый прибор.

— Что-то не так? — Германа, похоже, мой окрик ничем не удивил, в отличие от собратьев по оружию. Должно было быть наоборот.

— Спасибо за гостеприимство, но нам всё ж надо идти — для серьёзности намерений я положил руку на УЗИ.

— Молох, в чём дело? — шепнула мне на ухо подошедшая литовка.

— Старики слишком долго на человеческом мясе пробыли — ответил я чуть слышно. — Поверь, они пытались нас накормить внучкой.

Солдат ничего не стала переспрашивать, лишь вскинула оружие и приказала местным показать спуск на недостроенную станцию метро. В этом вся мне и нравилась Чулок всё больше и больше. Будоражащая волна прокатилась по телу как вулканический пепел по Помпеям. Старики же, покорно повинуясь, оттянули знакомый уже красный ковёр, обнажив деревянный пол, а в нём проржавелый канализационный люк. Вот он, наш Гитлер!

— Чума, вперёд — разбудил я бойца. Только он потянулся к люку, как произошло нежданное. В дверь церквушки постучали. Индеец?

— Игорёк! — позабыв пережитое, побежала бабка к двери. За ней трусцой дед.

В дверь колотили всё сильнее и настойчивее. Ещё усилие, и она вылетит ко всем чертям с петель. Уже весь мой организм затрубил красную тревогу. В ушах пронзительно засвистело, как будто вбираешь в себя звук вскипающего на конфорке чайника со свистком. Дверь что есть силы распахнулась, чуть не сбив стариков с ног. Не ожидая продолжения, я принялся отодвигать крышку люка в сторону. Не подаётся, сука! Теперь мне помогали Ахмет с Чумой. Только крышка наполовину отъехала в сторону, одарив нас клубом пыли, как Маргарита вышла за порог церкви. Я глядел в окно — небывало огромная тень скользнула около церкви. Тот самый силуэт, который я видел в плесени.

— Игорюша, ты вернулся — улыбалась бабка, взирая на то, чего мы никак не могли видеть. Силуэт, затаившийся за углом храма. — Смотрите, это Игорь, наш малыш.

Марго смотрела на нас. Улыбка так и не сходила с лица. Не успел я моргнуть, как старуха исчезла у нас на глазах, точно Элли с Тотошкой в Волшебной стране.

— Что за х*йня?! — Чулок послала несколько пуль в открытое пространство.

— Маргуля? — не обращая внимания на плевок УЗИ, Герман подошёл к порогу церкви. И тогда мы увидели Игоря.

Громадная рука высунулась из края распахнутой двери и целиком обхватила тело старика как капканом для динозавра. Мы видели синие пульсирующие вены, словно дельты подводных рек, опоясывающих ладонь великана. Когти, точно мечи рыцарей, вонзались в плоть Германа, разрывая человека на части. Через какие-то ничтожные доли секунд от деда не осталось ни следа. Последним лопнула черепная коробка, и мозги забрызгали иконы церквушки. «Малыш даст фору Блокаднику», — не знаю, произнёс ли это я вслух, или сказал. Ноги стали ватными, дрожащие руки не слушались.