Девушка у обочины (ЛП) - Уайлдер Джасинда. Страница 30

— Не знаю, — говорит мужчина, его голос доносится у края балкона. — Но мы приедем сюда снова в следующем году.

И вот раздается голос Адама - горячее дыхание у уха, еле слышимое.

— Не двигайся.

А потом он уходит. Я поворачиваю голову, чтобы внимательно посмотреть, как Адам тихо приоткрывает дверь, шагает внутрь, достает из тумбочки и рвет квадратный пакетик презерватива. Я остаюсь на месте и наблюдаю за ним; пульс зашкаливает, дрожь возбуждения не спадает, не дает отдышаться и сотрясает меня. Он оставляет открытой дверь, стоя внутри. Его глаза находят мои, чтобы убедиться, что я наблюдаю. Теперь, зная, что Адам полностью завладел моим вниманием, опускает шорты, оголяя эрегированный член. Напряженный, выпирающий высоко и гордо. Он раскатывает презерватив по всей длине и бесшумно, словно кошка, выходит на балкон, полностью обнаженный и бесстрашный. Встав позади меня, Адам медленно проводит пальцами вверх по моим бедрам, заднице, поднимая футболку. Оголив мой зад, затем грудь, он вытаскивает из одежды мою руку, потом другую, тоже обнажая меня. Я дрожу, но не от холода, а от того, что стою голая при свете дня и собираюсь быть оттраханной.

Адам наклоняется ко мне и руками пробегается по моим плечам, по рукам, к кистям. Его пальцы сцеплены с моими, а ладони поверх моих прижаты к дереву. Горячая грудь упирается мне в спину, а толстый член - покрытый резинкой стержень - расположен между ягодицами. Дыхание греет мое правое плечо, пока губы прикасаются к шее.

— Готова? — Слово теплым потоком щекочет мочку уха.

Я киваю. Это все, с чем могу справиться. И не дышу. Не в силах пошевелить ни одной мышцей, но все-таки постепенно наклоняю голову. Адам опускается, согнув ноги в коленях, и толкается бедрами к моей заднице, и чувствую, как широкий наконечник ствола проталкивается к клитору. Адам крутит бедрами, отчего вынуждена сдержать вздох. Еще один толчок, и мне приходится, склонив голову, как можно тише втянуть воздух сквозь стиснутые зубы. И после он чуть-чуть отодвигается и толкается; головка члена раздвигает киску, и я наклоняюсь сама, насаживая себя на него.

Рот распахивается в беззвучном крике. Адам выдыхает мне в ухо, пока член скользит внутри, дюйм за дюймом, и не входит в меня полностью.

— Ни звука, Дез, — шепчет Адам. Я качаю головой, и его зубы прикусывают мочку моего уха.

Он выходит и затем вонзается вновь, отчего меня всю трясет; я заполнена, распята от ощущения пульсирующей боли и пламени внутри, потребности, пресыщенности. А затем Адам тянет мои руки вниз по стене, нагибает меня, пальцами оборачивая мои запястья, и скользят вверх по рукам. Потом он теребит опустившиеся, колышущиеся груди, в то время как сам толкается в меня. Без всякого предупреждения член вколачивается внутрь в резком и карающем ритме. Тем не менее, Адам осторожен; каждый его толчок бесшумен, даже нет влажных звуков слияния наших тел.

В двух шагах от нас, Боб и Марта спокойно обсуждают внуков, предстоящие дни рождения, супружеские проблемы сына и невестки.

Напряжение во мне становится невыносимым, мощным, горячим, словно натянутая струна, и от каждого движения члена внутри становится все хуже, или лучше, или что-то вроде этого. Внизу нарастает огненная сила, закручивается спираль, а давление расширяется будто воздушный шар. Адам держится за груди, используя их как рычаг, пока трахает меня медленно и жестко.

Затем он резко, глубоко вонзается, высвобождая груди, и хватает меня за бедра, потянув меня на себя. Я вынуждена нагнуться еще ниже, так что приходится прижиматься к нему вплотную и опираться на стену руками, чтобы удержать равновесие. Теперь Адам погружается еще более медленно, осторожно, ладонями лаская мою попку, спину, изгибы бедер.

Я заставляю себя сделать вдох, понимая, что совсем перестала дышать на несколько мгновений. Тело согнута пополам, пока Адам вбивается в меня. Стараясь стоять не шелохнувшись, я принимаю то, что он дает мне, и погружаюсь в экстаз. Мне нет нужды двигаться, я и не хочу. Просто хочу позволить Адаму сделал это со мной, взять меня.

Но потом вулкан внутри меня грохочет, начиная детонировать, и все, о чем думала, что знала или хотела, или нуждалась, стирается. Единственное, чего хочу и в чем нуждаюсь, это кончить, почувствовать его глубже, заставить Адама продолжать трахать меня. Хочется сказать ему об этом, но нет сил говорить. Не помню, почему, но знаю, что не могу. Отчего всего лишь тяжело дышу, и едва слышный всхлип срывается с губ.

Рука Адама закрывает мне рот, заглушая вскрики. Вторая рука на бедре тянет меня, подгоняя. Я двигаюсь назад навстречу его выпадам, толкаюсь и развожу ноги еще шире. Его рука скользит вниз по моему бедру, сжимает колено и поднимает его. Я ставлю ногу на скамью, выпрямляюсь и чувствую, что Адам поднимается на носочки, вколачиваясь сильнее. В таком положении он достигает таких глубин, что невозможно не стонать, но его рука заглушает звуки. Адам тоже поднимает ногу на скамейку с противоположной стороны, и теперь буйно врывается в меня, хрипло дыша у моего уха. Его рука на моей грудях обхватывает одну, затем другую, при этом массируя и щипая соски. Другая скользит по внутренней поверхности бедра моей приподнятой ноги, касаясь нежных, чувствительных складок, затем пальцами потирает клитор, отчего я стискиваю зубы, чтобы не издавать никаких звуков. Вспышка сверхновой расползается во мне от самых ног и покалывающих пальцев до горячего, подобно солнцу, пожара, сжигающего мое естество. Я наклоняюсь к колену, нуждаясь в Адаме все сильнее и глубже.

Чувствую рокот глубоко в его груди - его дыхание перехватывает, а член сжимается от спазмов внутри меня. Его ритм становится обрывистым, и он кончает со мной, кончает сильно. Лицом Адам зарывается мне в шею, в волосы, что черной массой струятся между нами, вокруг его головы и лица. Он все еще трет клитор, чтобы я кончила сильнее или еще раз. Все, что я знаю, что меня разорвет на части оргазмом, потому что Адам трахает чертовски глубоко, жестко и быстро.

— Ты чувствуешь это, не так ли? Я знаю, что ты... бл*дь, Дез, ты должна чувствовать это, — бормочет Адам мне в ухо, кусая за плечо; так сильно прикусывает, будто собирается оставить свою метку. — Отрицай это, если хочешь, но я знаю, знаю, ты чувствуешь эту связь.

Я хочу хныкать; так много непогрешимой истины в его словах. Они словно стрелы поражают меня прямо в сердце.

— Молчи, Дез. Не говори ни слова. — Адам погружается под ритм своих слов, продлевая наш оргазм, даже когда посылает стрелу за стрелой истины в меня. — Не нужно. Я чувствую тебя. Знаю тебя. Бл*дь, бл*дь, ты такая невероятная. Ты чувствуешь нас, не так ли? Да, ты чувствуешь, ты, бл*дь, чувствуешь нас, Дез.

Нас трясет, и мы дрожим от оргазма, но Адам все еще вонзается в меня, хотя я там уже становлюсь более чувствительной, болезненной от того, что он брал меня так жестко и так много раз, пока не смогла получить достаточно.

Потом Адам выходит из меня, обхватывает за ноги и несет в комнату, укладывая на кровать. Я смотрю, как он снимает презерватив и выбрасывает, затем закрывает дверь и возвращается к кровати, нависая надо мной. Его губы опускаются так медленно, так нежно, что это почти разрывает меня, почти вытягивает правду.

Мне хочется сказать, что я чувствую нас, Адам. Но не могу.

Потому что боюсь. Потому что никому не могу доверять.

Потому что все, кому я когда-либо доверилась, причиняли мне боль. Те, кому не доверяю, тоже причиняли мне боль. Все делают мне больно. Это предопределено. Дом за домом, приемные родители за приемными родителями. Я хотела им доверять, любить их, быть частью их семей, а они всегда возвращали меня, причиняли боль, предавали меня.

Поэтому не говорю ни слова. Просто целую его в ответ и надеюсь, что Адам сможет почувствовать мое сожаление и глубоко похороненные эмоции.

Но поцелуй не кончается. Адам отстраняется, его губы разлучаются с моими, его дыхание на моих губах. Он целует мою шею и грудь, и я хочу его снова, хотя знаю, что у меня было все, что могла физически выдержать.