Девушка у обочины (ЛП) - Уайлдер Джасинда. Страница 28

Дез теперь тоже стонет, и звук ее голоса - громкое доказательство ее наслаждения - заставляет меня вбиваться жестче, глубже, что делает ее только крикливее, из-за чего становлюсь близок к потере самообладания. Она вытягивает руки перед собой, сжимает простыню в кулачках, а потом протискивает одну руку между ног.

— Да, Дез, потрогай себя. Прикасайся к своему клитору, пока я трахаю тебя.

— Ты уже скоро?

— Да, детка, я близко... прямо сейчас.

Хватаю ее бедра руками и тяну навстречу к себе, и теперь комната наполнена моим хрипом. Мои бедра бьются об нее, шлепаются о ее задницу, в то время как член заполняет изнутри. Чувствую ее двигающиеся пальцы, и теперь она хнычет одновременно со мной, сталкивая бедра с моими с каждым толком.

— Сейчас, Адам, кончи сейчас. Я тоже кончаю. О боже, о черт…, — ее голос звучит хрипло, и она прижимает тело к матрасу, когда погружаюсь глубже.

— Ох, бл*дь, Дез. Как же хорошо. Сейчас кончу, — бормочу слова сквозь стиснутые зубы, а потом даже не могу произнести ни слова, потому что взрываюсь, пока Дез толкается в меня сильно и быстро.

Все мое тело застывает, я чувствую, будто огонь льется по венам и собирается внутри, вырываясь и опустошая меня. Она дрожит от оргазма, рычит и вдавливает попку в меня, и я чувствую, как стенки киски сжимаются вокруг члена, пока сам все еще кончаю, не в состоянии контролировать или сдержать неистовые толчки бедер. Дез принимает это, принимает каждое жесткое вторжение моего тела в ее и еще больше стонет от удовольствия.

Боже, она божественна, создана идеально для того, чтобы принять все, что у меня есть, и ей нравится это; Дез нуждается в этом. Я ощущаю, как все желание исходит от нее на миг, и мне интересно, буду ли я думать иначе, когда этот момент пройдет - когда наш жар утихнет.

Она падает вперед. Я выхожу из нее и пользуюсь моментом, чтобы отдышаться прежде, чем снять презерватив и привести себя в порядок. Когда возвращаюсь в кровать, она лежит на спине и смотрит на меня, отводя глаза от моего размягченного члена к глазам.

Никто из нас ничего не говорит, когда я бережно обнимаю ее. Дез располагается, легко и естественно вписываясь в укромном уголке моих объятий, и мы укладываемся вместе, как две части головоломки.

Она быстро засыпает, потом и я следом за ней.

* * *

ДЕЗ

У меня паника. Боже, я паникую! Адам уже встал, хотя мы не спали до часу ночи, а сейчас только восемь. Он заказал завтрак, но не знает, что я уже проснулась.

Не хочу идти домой. Не хочу, чтобы он возвращался в Лос-Анджелес. Я наблюдаю за ним сквозь прищуренные глаза, и сердце сжимается. Прошлой ночью он был так внимателен, так нежен и мил. Но до того момента, когда начал терять контроль и стал необузданным; это была, честно говоря, самая горячая вещь, которую я когда-либо ощущала - то, как Адам желал меня и ставил в позиции, какие хотел именно он, и просто то, как... брал меня.

Я бы не возражала, чтобы Адам проделывал со мной такое почаще. Я бы поиграла с ним в недотрогу и заставила бы его настойчиво взять меня. Или бы командовала им и брала тогда, когда вздумалось.

Но этого не произойдет.

Адам уезжает, и через неделю я отправлюсь обратно в Детройт, где по утрам буду заниматься, а поздно вечером убирать аудитории. И мы никогда не встретимся снова. Это все, что будет у меня с ним, поэтому я и пытаюсь впитать все это. Запомнить эти жесткие линии и изгибы его тела, тяжелые гладкие мышцы, мужскую силу. Умную пастельную зелень его глаз, нежную силу его рук.

Как Адам целует меня, как пытается поглотить меня полностью и утонуть во мне - включить в свою сущность все тело.

То, как Адам двигается во мне, медленно и осторожно, пока уже не может сдерживаться, как теряет контроль и превращается в огромного, жесткого и голодного зверя - зверя, такого сексуального, доминирующего, экзотического и мгновенно вызывающего привыкание.

У меня п*здец, как все болит. Или... вернее, болит от траха. Бедра ноют, а мышцы горят от напряжения. И пусть занятие сексом причинило сильную боль, это ощущение я не могу описать даже самой себе. Болезненность, чувство растянутости, жар от наполненности… и мне нравится это. Невероятное чувство.

Я больше не девственница.

Хочется визжать и пнуть себя, особенно когда мои глаза останавливаются на самом горячем парне, таком как Адам Трентон, с голым торсом, на котором ничего нет, кроме пары баскетбольных шорт, низко сидящих на его бедрах. Эти V-образные мышцы живота, ведущие вниз к его члену, и боже… я хочу этого снова. Увидеть. Почувствовать его.

Может быть, даже попробовать на вкус.

Сердце переворачивается и плюхается вниз, в желудке пустота, а голова идет кругом. Я не могу поверить, что последние два дня были реальными. Что я действительно здесь, голая, в постели Адама Трентона. Что у нас только что был умопомрачительный секс...

Умопомрачительный для меня, по крайней мере, который заставляет задаться вопросом, что он думает обо всем этом. В порядке ли вещей это для него, или секс был также ожидаемо сокрушительным, как и для меня. Я имею в виду, от понимания того, что мне никогда не быть прежней.

Мое сердце сжимается, и я заставляю себя сохранять спокойствие; медленно вдыхаю и заталкиваю избыток эмоций подальше. Это был просто секс. Для него и для меня.

Просто секс. Не привязывайся к нему. Ты ничего не знаешь о нем, и Адам о тебе тоже. Он тебе ничего не должен, как и ты.

Хотя, все мое существо восстает против этой мысли. Я хочу, чтобы это было большим. Хочу, чтобы Адам хотел чего-то большего.

Стук в дверь заставляет меня закрыть глаза и притвориться спящей. Адам открывает дверь, говоря тихим голосом. Дверь снова закрывается, и я слышу его на ступеньках, ведущих в спальню.

— Ты уже проснулась, Дез? — его голос слышится возле кровати.

Я сажусь медленно и тащу простыню за собой, прижимая ее к груди. Его глаза осматривают всю меня, включая глаза, плечи и волосы, которые должно быть всклокочены и напоминают, скорее, крысиное гнездо.

— Привет, — говорю я.

В каждой его руке по кружке кофе: один черный, другой со сливками.

— Какой кофе ты любишь?

Хватаю вторую кружку.

— С сахаром?

Адам качает головой.

— Нет, тебе принести сахар?

Я беру его и делаю маленький глоток.

— Нет, спасибо. Так идеально.

Он сидит, пьет кофе и наблюдает, как пью я и наблюдаю за ним в ответ. Волшебный момент.

— Не был уверен, что ты любишь на завтрак, поэтому заказал всего понемногу. Бублик, омлет, французские тосты, яичница с беконом, несколько ржаных тостов.

Я усмехаюсь ему:

— Французские тосты и бекон.

Адам ставит чашку на тумбочку, идет в прихожую и снимает металлические крышки с тарелок, перекладывает бекон из одной тарелки в другую, где тосты и омлет, и приносит обе тарелки к кровати. Затем раскладывает их у изножья, а после возвращается за приборами, маслом, сиропом и графином с кофе. Наконец усевшись на кровать рядом со мной, Адам тянется к тарелке с французским тостом и беконом и вручает мне вместе с вилкой и ножом, а потом берется за свою тарелку.

— Налетай, детка, — говорит он.

Я сижу, скрестив ноги, и пытаюсь придумать способ, как бы поесть, одновременно удерживая простынь. Адам смотрит на меня несколько секунд, борясь с ухмылкой.

— Что? — спрашиваю я, кидая на него искоса свирепый взгляд.

Он пожимает плечами, пока улыбка мелькает на его губах и сразу же исчезает.

— Ничего. Ты просто так чертовски мила, что это просто смешно.

— И что это значит...? — подстегиваю его.

Адам отправляет в рот кусочек яйца и говорит после того, как прожевывает несколько раз.

— Ты вдруг стала такой скромной. Это просто забавно.

Я вздыхаю.

— В тот момент меня ничего не волновало, но сейчас все по-другому. Я не... я даже не переодеваюсь перед Рут, хотя знаю ее уже много лет, и мы разделяем эту каморку каждое лето.